Уролога. net

Я слоняюсь поблизости от реанимации. Пациент еще в сознании. В очередной раз подхожу к нему.

— Вот видите, Оганес Эдуардович, до чего меня довели простым катетером? — улыбается он. Говорит с трудом, уже началась одышка. Крови мало, кислорода не хватает, мозг отдает приказ дышать чаще…

Я стою и понимаю, что на моих глазах умирает человек. Умирает с улыбкой, он смирился с этой мыслью… Но ему все равно чертовски хочется жить…

— Скажите, пусть мне снотворное сделают, — просит он. — А то до утра не засну…

«Милый, ты до утра не…» — Хорошо, что мысль остается невысказанной.

Сейчас, вот сейчас начнут пищать датчики. Начнут закрываться глаза… Будет белесая пленка на них, будут хрипы… Датчики начнут сходить с ума. Потом остановится сердце и загорится желто-красная лампа с противным, переходящим в чуть слышный ультразвук воем… Сейчас, сейчас… Анест толкнет меня, для порядку пару раз долбанет его током, потом пойдет покурить. И откроется счет в моем личном кладбище. Ведь он после моей операции закровил…

Анест толкает:

— Диланян, гемоглобин держится.

— Сколько?

— Семьдесят. Уже час.

— Но мне же запретили трогать его…

— Оперблок! Готовьтесь, ревизия мочевого пузыря!

— Через полчаса, — равнодушно зевает медсестра.

— Я через пять минут начну делать операцию на каталке.

— Поняла…

Ревизия мочевого пузыря. Разрез, открывается пузырь. Ни одной крупной ветки… Моя цистостома наложена правильно, классически, ход ее прямой… Диффузно кровит стенка мочевого пузыря рядом с точкой прохождения троакара…

Грубый, очень грубый шов. Остановить во что бы то ни стало! Иначе… Иначе он умрет.

Останавливаю. Сверху в пузырь устанавливаю еще одну, гораздо более толстую трубку. Контролирую кровотечение. Выхожу сухим настолько, насколько я не выхожу из плановых операций.

— Эй, что ты там сделал? — Анест шокировано смотрит на меня.

— Что такое?

— Гемоглобин растет! Через полчаса после того, как ты закончил!

— Ну, льете же кровь?

— Да хрен с гемоглобином! ДВС прекратился!

— Так быстро?

— Ага…

Сон. Несмотря на усталость — беспокойный и поверхностный больничный сон.

Утро, конференция

— …Известного конференции пациента ночью экстренно прооперировали, произвели ревизию мочевого пузыря, ушили стенки, остановили кровотечение. К утру состояние тяжелое, с положительной динамикой крови. ДВС прекратился.

В зале наступает гробовая тишина.

— Кто прооперировал? — тихо, как бы нехотя, роняет слова Клирашев.

— Диланян.

— Сделал-таки, — хмыкает Клирашев.

Я обреченно жду расстрела.

— Молодец. А теперь встал и пошел на хер отсюда. Через час я позвоню тебе домой. Чтоб сам взял трубку.

Я улыбаюсь. В конференц-зале смешки.

— Чего сидишь? Пошел на хер отсюда, тебе сказали…

С Клирашевым шутить нельзя, расстреляет. Я встаю и… домой… Дома хорошо…

Я тебя сегодня выписал, острая задержка. Я выписал тебя, как мы пишем, «с улучшением». После всей эпопеи я тебя стабилизировал и выписал. Ты ходишь сам, хоть и с двумя мешками. Онкологи говорят, что пойдут на вторую лучевую. Что будут продолжать твою терапию. А они так говорят, только если видят, что ты проживешь еще хотя бы полгода.

Ты не умер от моей руки. Я тебя выписал…

СТРАННЫЕ БЫВАЮТ ПАЦИЕНТЫ…

Надо отметить, что я довольно психически устойчивый человек.

Но, поверьте, иногда происходят события, которые срывают мозг.

Итак, консультативный прием. То есть ко мне записаны человек пятнадцать, а то и двадцать.

— Оганес Эдуардович, к вам просится женщина, без записи, говорит, что на пять минут.

— Знаем мы эти пять минут, — привычно бурчу я. — Ладно, пригласи.

Заходит женщина. Довольно миловидная, лет пятидесяти.

— Здравствуйте, — говорит, — Оганес Эдуардович, миленький!

— Здравствуйте, проходите. — Где бы я мог слышать этот голос, а?

— Я на секундочку. Показать!

— Давайте…

И тут женщина… Нет, поймите меня правильно, я не для этого специальность «урология» выбирал… Женщина быстрым движением стягивает с себя брюки, снимает трусы и… начинает хохотать. Явно притворно хохотать. Потом ее пробирает приступ кашля. Такое ощущение, что приступ тоже какой-то наигранный, что ли… Потом женщина умолкает, надевает трусы, брюки и с серьезным выражением лица говорит:

— Видели? А ведь пузырь полный!

С этими словами она достает из пакета… коробку моего любимого торта!

— Спасибо вам, доктор!

Нет, вы не подумайте, я умею не показывать эмоции. На лице ни один мускул не дрогнул. В смысле — не дрогнула жевательная мышца, дабы закрыть рот. И очень зря она не дрогнула. Немигающий доктор с открытым ртом — это как-то… Несолидно, что ли.

— Отлично, Вера Степановна. Поздравляю в-вас и с-с-себя заодно… Покажитесь через год, ладно? Не пропадайте.

Год назад. Утренняя пятиминутка

— На операцию подготовлена женщина пятидесяти лет с диагнозом «Стрессовое недержание мочи, десоциализация, депрессия…»

БОЖЕ, ЦАРЯ ХРАНИ!

— Оганес Эдуардович, к вам на прием графиня N.

— А, да. Зовите.

— Добрый день, князь!

Старушечий голос абсолютно не гармонирует с потрясающей внешностью истинного потомка императора. На первый взгляд ей не дашь больше пятидесяти. На деле — под девяносто.

— Здравствуйте, графиня. — Я чуть-чуть тушуюсь, делаю неуклюжую попытку поклониться. — Мое почтение!

Графиня начинает смеяться. Искренне, просто ухохатывается. Достает платок (Бог мой, платок с вензелем!), аккуратно промокает глаза.

— Дорогой мой доктор! Вы очаровательны! Но никогда более не выражайте женщине почтение! Это означает, что вы не восхищены ее ослепляющей красотой!

— Ну, собственно, это и явилось причиной моего замешательства, графиня! — выкручиваюсь я и улыбаюсь. — Что вас ко мне привело?