Уровень

Доктор замолчал, уставившись в одну точку, и Виртуозу пришлось повторить свой вопрос.

— Мертвы?

— Нет, они не мертвы. Но не живы — в обычном понимании, конечно. Такой вот парадокс. Вы знакомы с теми материалами, которые я предоставил в Управление?

— Разумеется. Однако я не мог представить, что состояние, которое вы назвали "глубокая летаргия" мало чем отличается от состояния мертвеца.

— А как вы считаете, если даже врачи констатировали смерть представленных здесь экземпляров, возможно ли вам, человеку далекому от медицинской практики, вот так с ходу определить: жив пациент или мертв? Сколько трудов написано на эту тему… Все без толку. Сами видите, какие сюрпризы преподносит нам природа.

— Но ведь вы указали, что сердце бьется. И есть дыхание.

— Ну если один — два удара с перерывом в пять минут, а у отдельных экземпляров до десяти, вы называете "сердце бьется" и дыхание с перерывом в пятнадцать минут это — "есть", мне с вами трудно спорить. Кроме того, температура тела колеблется в такт изменениям температуры окружающей среды. Сейчас это — двенадцать градусов по Цельсию. Я уж не говорю об отсутствии реакции на все виды раздражителей. Болевая в том числе. Да, такие случаи описаны и их немало. Однако пятьдесят два экземпляра за последние три месяца… И это только те, кого по чистой случайности доставили сюда из моргов. Я не берусь даже предположить количество тех, кого успели похоронить.

Виртуоз позволил себе легкую усмешку.

— Странно. Мне с трудом верится, что же в наше время такие случаи возможны. Не средние века…

— Вам, как никому, должно быть известно, что до кризиса вскрытие проводилось в любом случае, сейчас это делается только по желанию родственников. Но нынешние детки вылетают из-под родительского крыла так быстро, и так… Скандально подчас, что… Сами понимаете. Кризис диктует свои условия. Больное общество… Когда общество болеет, это в первую очередь отражается на стариках. И детях.

— Наверняка, такие случаи — не общая практика.

— Не скажите… Статистики пока нет, и вряд ли мы ее дождемся в ближайшее время. Но если хотите знать — мой прогноз неутешительный.

— Что же, наша доблестная медицина не изобрела до сих пор никаких методов констатации смерти кроме вскрытия?

— К сожалению. Мы по-прежнему существуем в плоскости так называемого "витального треножника". Сердце, дыхание и функционирование нервной системы. Если эти признаки отсутствуют, человека признают мертвецом. И, — доктор наклонился ближе к Виртуозу, — и запросто могут похоронить. Я уже не говорю о кремации. Заживо. Но с этим проще.

Виртуоз бросил на доктора вопросительный взгляд.

— Объясню, — доктор улыбнулся и отчего-то эта улыбка не понравилась Виртуозу. — Мне, например, легко представляется, как подобно какому-нибудь фильму ужасов, сотни бывших мертвецов восстанут из-под земли — с их-то способностями! — в один день, который я прекрасным бы назвать затруднился. А с кремированными проще. От них я не жду подвоха.

Если это была шутка, то на взгляд Виртуоза, явно неудачная.

— Да, — доктор вздохнул. — Совсем недавно каждый труп, особенно, в этом возрасте — я имею в виду до двадцати пяти лет — подлежал вскрытию. Но кризис диктует свои условия. Человеку свойственно приспосабливаться к любым условиям, но кто сказал, что сознание при этом остается неизменным?

— В материалах значится, что… хм… эпидемия началась первого февраля?

— Дата примерная. Для родственников и сейчас все эти люди мертвы. Вы же понимаете, — он заговорщически подмигнул, — нам только паники сейчас и не хватало.

— Мне хотелось бы осмотреть ту клетку, из которой сбежал экземпляр.

— Да, да, — кивнул Барцев. — Пойдемте. Я покажу. Единственный экземпляр, который пришел в себя. Единственный… и такая оплошность.

Четко, по-военному печатая шаг, доктор двинулся вдоль железных решеток. Прямая спина, чисто выбритый затылок. Хранитель царства приговоренных, для которого уже не люди те, кто не может укрыться от посторонних взглядов. Не люди, а экземпляры.

Виртуозу было глубоко и полностью наплевать на все эти пятьдесят два экземпляра, тем более, что он сделал для себя вывод: болезнь коснулась людей, которым не старше двадцати пяти. Значит, в его тридцать четыре ему, скорее всего, бояться нечего. Да, ему было плевать. Но его задели слова доктора. Всякий знает, нет людей циничней медиков. Кому еще заблагорассудиться ковыряться в том, на что обычный человек и смотреть не захочет? И все равно, оставаясь один на один с болезнью, ждешь от них слов участия. Вопреки здравому смыслу, ждешь.

Двигаясь следом за доктором, Виртуоз невольно примерился взглядом к широкой спине. Слева, чуть ниже лопатки.

Словно почувствовав недобрый взгляд, доктор оглянулся.

— Вот здесь и находился экземпляр, — он открыл клетку и отодвинулся в сторону, пропуская Виртуоза. — Видите ли, Ва… Виртуоз. Поначалу меры предосторожности были не столь серьезными. Мы ограничивались ремнями. И клетки не запирались. Но теперь мы пошли на ужесточение мер… Да-с. Эксперимент начался без нашего согласия, — он криво усмехнулся. — Хотелось бы знать, чем он закончится.

Виртуоз прошел вдоль стола, стараясь держать доктора в поле зрения.

Клетушка всего ничего. Два метра на два. Сквозь редкие звенья хорошо видны соседние столы с безмолвными свидетелями происшествия. Действительно, здесь еще нет того обруча, который блестел на шеях остальных пациентов.

Как только Виртуоз взглянул на ремни, не так давно удерживающие сбежавший экземпляр, у него отпали сомнения в целесообразности ужесточения мер. Прочные ремни были не просто порваны — болты в металлической скобе, к которой они крепились, вывороченные из гнезд, болтались на честном слове.

— Я даже представить себе не могу, что такое отсюда выбралось, — заговорил доктор и Виртуоз обратил внимание на то, что взгляд его, путешествующий от клетки к клетке и обратно, стал абсолютно отрешенным. — Да, камеры зафиксировали экземпляр: внешних изменений нет. Но изменения внешние меня интересуют в последнюю очередь. Никому сейчас нет дела до молодых людей, впавших в летаргию. Меня удивляет тот факт, что ваше Управление откликнулось на мою просьбу. Да еще дважды… Спят — и что? Не убивают никого и ладно. А то, что этот "сон" — вполне возможно некий инкубационный период, матрица для создания нечто, чему и названия пока нет… Да, — доктор понизил голос и Виртуоз с трудом разбирал слова, — если… термические ожоги не вызывают интенсивных поражений, электрический ток… к нервным окончаниям… а любой яд блокируется иммунной системой…

— Доктор, — Виртуоз оказался рядом с доктором и участливо заглянул ему в глаза. — Вы проводили эксперименты?

— А? — взгляд Барцева стал осмысленным, а тон уверенным. — О чем вы говорите? Я всего лишь предположил… Пойдемте, я покажу вам место, через которое и удрал экземпляр.

Лаборатория находилась ниже уровня фундамента. Шагая по лестнице вслед за доктором, с каждым пролетом опускаясь все ниже и ниже, Виртуоз в очередной раз задался вопросом: почему экземпляр выбрал для побега такой странный маршрут? Вместо того, чтобы подняться на два лестничных пролета и выбраться без проблем на улицу, он полез в канализационную шахту?