Урожай ядовитых ягодок

– Хватит. Пока донесешь до комнаты, дойдет до нужной температуры.

Посуетившись вокруг Никиты пару минут, Тамара наконец утихомирилась и всунула ему в рот соску.

– Кушай, мой маленький.

Крохотный человечек замолк, все замерли в умилении.

– Первый обед дома, – пробормотал Сеня, – пойду за видеокамерой.

– Ты чего, пап? – возмутилась Крися. – Я же давным-давно снимаю! Как только Томуська его в кровать положила, так и начала!

И тут Никита заорал, но как! Я даже и предположить не могла, что существо, равное по весу банке с вареньем, способно издать подобные звуки.

– Котик мой, – перепугалась Тамара, – что случилось?

Мы начали проделывать кучу бесполезных, суетливых действий. Разворачивать, заворачивать, снова разворачивать ребенка, запихивать ему в рот бутылочки, вынимать, опять запихивать. Держали его «столбом», качали, клали в кроватку, трясли, вынимали… Толку никакого. Никита синел от вопля и сучил ножонками.

Вдруг меня осенило.

– Ну-ка, дай бутылку.

Дрожащим голосом подруга сказала:

– Держи.

Я мигом всунула соску себе в рот. Ага, понятно.

– Очевидно, очень маленькая дырочка, даже мне, взрослому человеку, приходится прилагать силу, чтобы высосать смесь, он просто не может ничего съесть.

– Сейчас, сейчас. – Тамара кинулась на кухню за другой соской.

Спустя пару минут Никита удовлетворенно затих, мы перевели дух, и тут он закашлялся, по его подбородку потекли белые струйки.

– Захлебывается, – испугалась Томуся, – ой, он сейчас умрет, боже, нет, это ужасно…

Зарыдав, она бросилась вон из спальни. За ней побежали Семен и Кристя, не забывающая запечатлевать все на камеру. Мы остались с Никитой вдвоем. Младенец перестал кашлять, зато опять закатился в рыданиях. У меня нет никакого опыта общения с новорожденным, но в отличие от Томуськи и Семена мои мозги сохранили ясность. Ладно, пусть еще немного покричит.

Я сходила на кухню, пересмотрела кучу сосок, нашла на мой взгляд подходящую и взяла Никитку на руки. Послышалось тихое чмоканье и довольное сопение.

– Он умер, да? – дрожащим голосом спросила Томочка, появляясь в спальне.

Глаза подруги блестели под покрасневшими веками, нос распух, щеки ввалились.

– Типун тебе на язык, – рассердилась я, – просто наелся и заснул.

Тамара взяла Никиту на руки.

– Ему жарко!

– Нет, – твердо заявила я, – мальчику хорошо, оставьте несчастного в покое. Вы замучаете его заботой.

ГЛАВА 9

Если честно признаться, в голове у меня не было никаких версий. Посидев, тупо глядя в окно, я приняла решение: поеду к Жоре на работу и порасспрашиваю его коллег. Небось у него там есть друзья. Жорка говорлив и страшно активен, вокруг подобных личностей всегда много людей. Где он служит, я хорошо знаю. Когда год тому назад Радько защищал диссертацию, Ритуська пригласила полдома посмотреть на действо. Я тогда впервые оказалась участницей подобной процедуры и очень пожалела членов ученого совета. Вот бедолаги! Я-то один раз всего и мучилась, слушая заунывные речи, а каково им выслушивать такое чуть ли не ежедневно, с ума сойти можно! Впрочем, кое-кто из профессоров откровенно зевал, другие дремали с открытыми глазами, сохраняя на лице выражение крайнего интереса к происходящему, а две бабы самозабвенно болтали, не обращая никакого внимания на собравшихся.

Адрес НИИ я помню, вернее, знаю, как туда добраться. Сначала до станции «Белорусская», а там пешочком по улицам в сторону Тишинского рынка. Серое кирпичное здание, типовой проект для школ и НИИ, устроилось во дворах. Вот только не помню названия учреждения. То ли Научно-исследовательский институт архитектурных памятников, то ли там занимаются изучением культурных ценностей… Вот то, что Жора сидел в архиве, я знаю точно. Рита часто упрекала мужа:

– Пришел домой и свалился на диван. Нет бы картошечки почистить да меня покормить! Между прочим, целый день штаны протираешь, ничего тяжелей бумажки в своем архиве в руках не держал, а я по цехам, словно заведенная, мотаюсь, ноги к вечеру свинцовые делаются…

Жора обычно не огрызался, но и жарить вкусную картошечку не спешил. Если Рита очень его доставала, ронял сквозь зубы:

– Да уж, в одну телегу впрячь не можно коня и трепетную лань!

По его тону становилось понятно, что ланью он считает себя.

После этого высказывания у них в квартире, как правило, начинали летать столы и стулья, а я быстренько убегала к себе.

Память меня не подвела. НИИ стоял на месте, только у входа отчего-то не было вывески, лишь пустое место, темный квадрат на фоне слегка выгоревших стен.

Внутри было безлюдно, звук моих шагов гулко отдавался под высоченными потолками. Я пошла по широким, прямым коридорам, застеленным протертым линолеумом омерзительного желто-зеленого оттенка, недоумевая, куда же подевались сотрудники? Вроде самый разгар рабочего дня, они должны сидеть тут, изучать культурные ценности… Но тут я вспомнила, что Ритка говорила, будто сотрудников до лучших времен распустили за свой счет. Что же делать?

Тут за одной из обшарпанных дверей послышались возбужденные голоса, я всунулась в комнату. Очевидно, это кабинет начальства, потому что всю середину помещения занимает длинный стол. Вокруг него, склонившись над листом бумаги, стояли мужчины. Они повернулись в мою сторону, и самый молодой не очень любезно поинтересовался:

– Что вам угодно?

– Вы не знаете, где тут отдел кадров?

– Вам зачем?

Я на секунду замялась, потом бодро соврала, старательно «гэкая»:

– Вот, с Украины прислали, с Киева, диссертацию защищать, а где люди? Хожу, хожу, нигде вообще никого!

– Ну вы даете, – недовольно протянул другой дядька, толстяк в мятой футболке, – института тут уже месяц как нет. Здание отдано нам.

– И что мне делать? – растерянно забубнила я. – Мне бы хоть с кем потолковать. А куда они перебрались?

– Без понятия, – ответил молодой, – нам это совсем неинтересно, совершенно без разницы.

– Неужели вы никак мне не поможете? – заныла я. – Ведь с Украины ехала, не ближний путь, денег сколько потратила! Мой институт никто не предупредил о переезде. Запрос послали, ответ получили: приезжайте в мае… Делать-то что?

Молчавший до сих пор мужчина, одетый, несмотря на жару, в черный костюм, мягко сказал:

– Не переживайте так. Выйдете во двор, увидите маленькую пристроечку, на двери написано «Архив». Загляните внутрь, там еще вчера какие-то сотрудники из этого НИИ документы собирали. Сомневаюсь, что они успели к сегодняшнему дню все вывезти, у них бумаг до фига.

Я побежала во двор, обнаружила в нем нечто, больше всего похожее на двухэтажный спичечный коробок. Здание выглядело более чем странно, в нем не было окон, а дверь оказалась такой свинцово тяжелой, что мне пришлось толкать ее с разбегу, и то она приотворилась чуть-чуть.

Протиснувшись в щель, я увидела длинный-длинный коридор. С потолка на витых шнурах свисали тусклые электролампочки, упрятанные в железные клеточки. После жаркой, душной улицы тут было холодно и сухо.

«Бум», – раздалось за спиной. Я обернулась. Тяжелая дверь захлопнулась, и перед глазами возник лист бумаги с надписью, сделанной печатными буквами: «Перед уходом включить сигнализацию, проверить датчики температуры и воздуха».