Урожай ядовитых ягодок

– Эх, – хрипела Света, уставясь в незанавешенное окно. – Мне бы только сил набрать. Отъемся чуток и поеду к Лениниду, мы с ним официально не разводились, Виола-то выросла, уж не бросит меня, возьмет к себе! Другие-то дети на Украине, за границей теперь, а Виола тут, рукой подать.

Света и Туся молчали, у них было собственное мнение о благодарности детей, но ведь не отнимать же у несчастной последнюю надежду!

А Коломийцева каждую ночь все более подробно рассказывала о первой семье. Из ее слов выходило, что Ленинид просто святой, этакая помесь матери Терезы с князем Мышкиным.

– Он не способен никого обидеть, – сообщала несчастная больная, – а Виола просто отличная девка, она меня обожает. Вот только чуть в себя приду – и в путь, адрес-то я точно знаю, на прежнем месте Ленинид, мне в справочной сказали.

Словно молитву, она шептала название улицы, номер дома и квартиры, и постепенно Туся со Светой начали ей завидовать. Им-то идти было некуда, а соседку по комнате ждала семья. Света и Туся как-то забыли, что Коломийцева видела свою дочь в последний раз давно, более тридцати лет назад. Виола была несмышленым младенцем, да и Ленинид небось давным-давно позабыл про непутевую женушку. Эта простая мысль не пришла швеям в голову, если честно, их обуревала черная зависть.

Коломийцева пережила зиму, она скончалась в первый день весны. А тридцатого марта директриса приюта вызвала к себе Свету и объявила той, что больше держать женщину у себя не может.

– Наш центр всего лишь временное пристанище, – объясняла она.

– И куда мне, – безнадежно спросила Света, – вновь на улицу?

– Нет, конечно, оформим документы в дом престарелых, – пояснила директриса.

Света вернулась в комнату в подавленном настроении. Дом престарелых! Муниципальная темница для несчастных стариков, где обслуживающий персонал распоряжается бедолагами, как хочет. Но альтернативы нет. Жить на улице она больше не сможет.

Ночь пролетала без сна. В какой-то момент, переворачиваясь в очередной раз с боку на бок, Света наткнулась глазами на койку Коломийцевой. Там теперь вовсю храпела грузная старуха.

Внезапно в голову пришло решение. Надо поехать к этой Виоле и постараться у нее остаться. Из рассказов Коломийцевой следовало, что она добрая.

Сказано – сделано. Наврав начальнице, что хочет сдать за деньги кровь в Боткинской больнице, Света получила паспорт и отправилась по адресу, который, слушая долгими ночами бесконечные рассказы Коломийцевой, выучила наизусть. Разоблачения она не боялась, за три десятилетия люди меняются коренным образом.

Представляете теперь ее изумление, когда в квартире появилась Туся, которой в голову пришла та же идея!

Светлана замолчала и затеребила полотенце.

– Ты нас того, не это…, – забубнила Туся, – ну, в общем… Сейчас замуж выйдем, ну и…

– Где похоронили Коломийцеву? – отмерла я.

– Кто ж знает, – развела руками Света, – бомжей попросту успокаивают, сожгут в крематории, и все – ни могилки, ни памятника, словно и не жил человек совсем.

– Ты нас не гони, – прошептала Туся, – мы поможем во всем, сейчас Никитка подрастет, станем с ним по очереди сидеть. Ты как, Светка?

– Я за милую душу, – с жаром воскликнула женщина, – буду ему и Кристе бабкой, а Вилке с Томкой теткой!

Они замолчали. Я попыталась встать с биде, но не смогла, в ноги словно кто-то налил минеральную воду. Пузырьки бегали от щиколоток к коленкам, а ступней словно не было.

– Но Света так подробно рассказывала о зоне, – ошарашенно пробормотала я, – столько деталей: шитье, условно-досрочное освобождение… Откуда она про это знает?

– Убедительной я хотела казаться, – вздохнула Света, – боялась, догадаешься, что я самозванка.

– В приюте девяносто процентов бывших зэчек, – отмахнулась Туся, – поговоришь с ними, и словно сама срок мотала, все расскажут, с деталями и мелкими подробностями.

– Эй, Вилка, – тихо спросила Туся, – ты чего?

Я пыталась справиться с собой. Терпеть не могу плакать, последние лет тридцать рыдаю только от злости, но сейчас к горлу подступил комок, а в глазах стало горячо. Никогда я не думала о своей матери, а вот теперь нет и могилы, некуда прийти и сказать:

– Здравствуй, это я.

Не знаю, отчего мне было так плохо, я ведь давно считала ее умершей и особо не переживала по этому поводу, и вот теперь выясняется, что мы жили в одном городе, ходили по тем же улицам, может, даже сталкивались в магазинах, но расходились в разные стороны, не узнав друг друга, не поняв, не почувствовав, не вздрогнув…

Света и Туся смотрели на меня глазами, полными слез. Внезапно в моей груди будто что-то лопнуло. Что ж, я не сумела сделать ничего хорошего для своей матери, но в моих силах помочь двум обездоленным теткам.

Я вскочила на ноги.

– Чего стоите, дайте умыться.

– Ага, – закивали женщины, но не двинулись с места.

– Вы решили наконец, кто с кем распишется? – чуть ли не с кулаками налетела я на них.

– С Николаем, – хором ответили бабы.

– Обе сразу?!

– Эх, видать, придется монетку кидать, – вздохнула Светка, – так не решить.

– Они сами хороши, – наябедничала Туся, – то оба ко мне женихаются, то к Свете.

Из коридора донесся вопль Никитки и недовольный голос Ленинида:

– Вы там чего, утопли?

Женщины выскочили за дверь. Я тщательно умылась, уставясь на себя в зеркало, и тихо сказала:

– Вот что, Виола Ленинидовна, вы сейчас прекратите истерику и займетесь делом. Семен ждет не дождется статью, осталось совсем чуть-чуть, отыскать этого внука Клавдии Васильевны, он-то точно знает, чей телефончик.

Решительным шагом я направилась на кухню. Сейчас выпью кофе и вновь двинусь на улицу Красные Поля. Следует признать, в четверг я поступила очень глупо. Скорей всего, Клавдия Васильевна живет в бараке давно. У нее полно соседей, знающих о парне всю подноготную. Вот хотя бы та говорливая бабка на скамейке.

На этот раз путь до нужного дома показался намного короче. А может, я просто уже знала дорогу и не плутала.

Наученная горьким опытом, я прихватила зонтик и нацепила теплую кофту. Естественно, на небе не оказалось ни облачка, а градусник зашкалил за плюс двадцать пять.

Во дворе на этот раз не было никого. Мне это показалось странным. Отличная погода, выходной день, где дети, старухи и мужики с домино? Внезапно до слуха долетело нестройное пение, скорее пьяный крик. «Ой, мороз, мороз, не морозь меня, не морозь меня, моего коня», – выводил хор голосов, нещадно фальшивя. Самая подходящая песенка для жаркого дня.