Урсула Мируэ
Шрифт:
Хотя в пору оживленных споров о месмеризме [40] имя Миноре приобрело известность и время от времени долетало до слуха его родственников, Революция произвела такие разрушения и порвала столько семейных связей, что в 1813 году в Немуре никто уже не помнил о существовании доктора Миноре, которого одна неожиданная встреча натолкнула на мысль вернуться, подобно зайцу, умирать в родную нору.
Кто, путешествуя по Франции, где глаз так скоро утомляется созерцанием однообразных равнин, не испытал пленительной радости, завидев с вершины холма или за поворотом дороги не бесплодные поля, но цветущую долину и речку, на берегу которой, словно улей в дупле старой ивы, приютился под скалой маленький городок? Слыша, как кучер погоняет лошадей, вы стряхиваете дремоту, но пейзаж, представший вашим глазам, прекрасен, словно греза; для путешественника это великолепное творение природы — то же, что для читателя блистательная страница книги. Именно такое впечатление производит Немур, внезапно открываясь взору того, кто едет из Бургундии. Путник видит город в окружении голых скал, серых, белых, черных, причудливой формы, — каких так много в лесу Фонтенбло; там и сям разбросаны одинокие деревья, четко вырисовывающиеся на фоне неба и сообщающие этой своеобразной полуразрушенной стене сельский вид. Здесь кончается лесистый холм, вдоль которого идет дорога от Немура до Бурона. В глубине этой бесформенной котловины вьется Луэн с его разливами и порогами. Эти прелестные пейзажи, окаймляющие дорогу на Монтаржи, настолько совершенны, что напоминают оперную декорацию. Однажды утром доктор Миноре, спешно возвращаясь от богатого бургундского больного в Париж, забыл сказать кучеру,
40
О месмеризме— Месмер Франц Антон (1733—1815) — немецкий врач, с 1778 г. практиковавший в Париже; он утверждал, что всем живым существам присущ магнетический флюид и что его можно использовать для лечения разных болезней. Сеансы проходили вокруг большого деревянного чана; внутри него находились бутыли с водой, а в крышку были воткнуты металлические прутья, которые пациенты, соединенные веревкой-»проводником», прикладывали к больным местам.
41
...свидетелем обращения Лагарпа...— Лагарп Жан Франсуа де (1739—1803), французский критик и литератор, известный своим вольнодумством, в 1794 г. во время террора попал в тюрьму и под влиянием пережитого обратился в христианство.
42
Лебрен-Пиндар— Экушар-Лебрен Понс Дени (1729—1807), французский поэт, получивший за свои оды прозвище «Пиндар».
43
ШеньеМари Жозеф (1764—1811) — французский поэт и драматург, во время Революции член Конвента.
44
...похоронил <...> Морелле...— Морелле Андре (1727—1819) — французский писатель и философ, автор статей о религии в «Энциклопедии» Дидро и Д'Аламбера, известный своим антиклерикализмом. В 1813 г. был еще жив.
45
Гельвеций(урожд. де Линьивиль д'Отрикур) Анна Катрин (1719—1800) — жена философа-энциклопедиста Клода Адриена Гельвеция (1715—1771); после смерти мужа в ее доме в Отее собирались, как и прежде, философы-материалисты.
46
ЖоффруаЖан Луи (1742—1814) — французский критик, издававший вслед за ярым противником Вольтера Эли Фрероном (1718—1776) журнал «Анне литерер» («Литературный год»), полный нападок на философию XVIII в. и, в частности, на Вольтера.
— И что же, племянник, — спросил доктор, — у меня есть и другие наследники?
— Моя тетка Миноре, ваша сестра, вышла за Массена-Массена.
— Да-да, того, что служил управляющим в Сен-Ланже.
— Она овдовела и умерла, а ее единственная дочь недавно вышла за Кремьера-Кремьера — славный парень, но пока без места.
— Прекрасно! она моя родная племянница. Брат-моряк умер холостым, а капитан Миноре погиб при Монте-Легино [47] . Значит, по отцовской линии больше никого нет. А что по материнской линии? Мать моя была урожденная Жан-Массен-Левро.
47
Монте-Легино— вымышленное название (возможно, искаженное Монтенотте, где 12 апреля 1796 г. французская армия разбила австрийскую, либо Монтебелло — другое итальянское местечко, где французы разбили австрийцев 9 июня 1800).
— Из рода Жан-Массен-Левро, — отвечал почтмейстер, — я знаю только одну Жан-Массен, ту, что вышла замуж за господина Кремьера-Левро-Диониса, поставщика фуража; его казнили во время Революции, а сама она вконец разорилась и умерла с горя. У них осталась дочь, она замужем за Левро-Миноре, фермером из Монтро; дела у них идут неплохо, а дочь их недавно вышла за Массена-Левро из Монтаржи — он сын тамошнего слесаря и служит клерком у нотариуса.
— Одним словом, наследников у меня хватает, — весело сказал доктор и попросил племянника пройтись вместе с ним по городу.
Берега Луэна, извилистой лентой пересекающего Немур, утопают в зелени, сады уступами спускаются к воде, из-за деревьев выглядывают чистенькие домики — когда глядишь на них, то кажется, что если счастливая жизнь возможна, то именно здесь. Когда доктор свернул с Главной улицы на улицу Буржуа, Миноре-Левро показал ему дом господина Левро-Левро, богатого торговца скобяным товаром, который жил в Париже и недавно в одночасье умер.
— Видите, дядюшка, какой продается отличный дом, и при нем прекрасный сад, с видом на реку.
— Давай зайдем, — предложил доктор, увидев в конце небольшого мощеного дворика дом, зажатый между двумя соседними домами, стены которых были скрыты деревьями и вьющимися растениями.
— Там внизу большой подвал, — сказал доктор, поднявшись на очень высокое крыльцо, украшенное бело-голубыми фаянсовыми вазами с цветущей геранью.
Дом, как почти все дома в провинции, был разделен на две части коридором, оканчивавшимся дверью в сад; справа была гостиная с четырьмя окнами: два выходили во двор, два в сад, однако Левро-Левро превратил одно из этих окон в дверь и пристроил к нему длинную кирпичную галерею — она вела из гостиной в уродливую беседку в китайском стиле, стоящую на берегу реки.
— Ну что ж, — сказал старый Миноре, — если покрыть эту галерею прочной крышей и настелить паркет, я смогу разместить здесь свою библиотеку, а это причудливое архитектурное творение превратить в свой кабинет.
По другую сторону коридора располагалась столовая, выходившая окнами в сад; стены ее были покрашены под лак, с зелеными и золотыми цветами на черном фоне; лестничная клетка отделяла столовую от кухни. За лестницей находилась маленькая буфетная, откуда вы попадали в кухню, окна которой, забранные железными решетками, выходили во двор. На втором этаже было две комнаты, а над ними — обшитые панелью мансарды, также пригодные для жилья. Наскоро осмотрев дом, со всех сторон увитый зеленью, и бросив взгляд на террасу с фаянсовыми вазами, венчавшую сад со стороны реки, доктор сказал:
— Левро-Левро, должно быть, вложил сюда немало денег!
— Еще бы! — отвечал Миноре-Левро, — денег-то у него было — хоть лопатой греби. Дурень любил цветы! Как говорит моя жена: «Что он с этого имел?» Он, видите ли, выписал художника из Парижа, чтоб тот нарисовал ему в коридоре фрески из цветов. Вставил везде зеркала во весь рост. Приделал на потолке карнизы — шесть франков за фут. В столовой на полу наборный паркет — форменное безумие! Весь дом столько не стоит.
— Ну что ж, племянник, договорись о покупке и напиши мне; вот адрес; остальным займется мой нотариус. А кто живет напротив? — спросил он, выходя на улицу.
— Эмигранты [48] ! — отвечал почтмейстер. — Дворянин по фамилии Портандюэр.
Когда
купчая была подписана, прославленный доктор, вместо того чтобы поселиться в своем новом доме, велел племяннику сдать его внаймы. «Причуду Левро» снял немурский нотариус, который в ту пору продал контору своему старшему клерку Дионису; два года спустя он умер, и дом остался без жильцов в тот самый момент, когда поблизости решалась судьба Наполеона [49] . Родные доктора, решившие было, что наследство у них в кармане, отчаялись увидеть в желании дядюшки вернуться в родной город более, чем минутную прихоть богача, и с горечью размышляли о привязанностях, которые удерживают его в Париже и, того и гляди, лишат их долгожданного богатства. Жена Миноре-Левро воспользовалась случаем написать доктору. Старик ответил, что как только будет заключен мир и дороги очистятся от солдат и станут безопасны, он переселится в Немур. В родные края он прибыл в сопровождении двух своих пациентов: подрядчика — строителя богаделен — и обойщика; они взялись отремонтировать и обставить дом. В услужение доктор по совету госпожи Миноре-Левро взял кухарку покойного нотариуса. Когда наследники уверились в том, что дядюшка Миноре в самом деле поселится в Немуре, их охватило жгучее, но в общем естественное любопытство; новость эта оттеснила на второй план даже политические события, разворачивавшиеся в ту пору в Гатине и Бри [50] . Богат ли дядюшка? Бережлив он или расточителен? Оставит он большое наследство или не оставит ничего? Есть ли у него пожизненная рента? Все это они в конце концов выяснили, но ценою множества хлопот и тайных разысканий. После смерти своей жены, Урсулы Мируэ, доктор, назначенный в 1805 году лейб-медиком Наполеона, заработал, должно быть, много денег, но никто не знал, сколько именно; жил он скромно, тратя деньги только на экипаж и на богато обставленную квартиру; он никогда не принимал гостей и почти всегда обедал в городе. Экономка его, взбешенная тем, что доктор не захотел взять ее с собой в Немур, сказала Зелии Левро, жене почтмейстера, что знает наверное: он получает четырнадцать тысяч франков дохода с государственной ренты. Выходило, что доктор, занимавший в течение двадцати лет прибыльные должности главного врача больницы, лейб-медика Наполеона и члена Института [51] , накопил всего сто шестьдесят тысяч франков. Раз доктор откладывал не больше восьми тысяч в год, значит, у него были какие-то недешево обходившиеся пороки или добродетели, но ни домоправительнице, ни Зелии не удалось проникнуть в тайну его трат: Миноре, любимец всего квартала, был одним из самых добрых и щедрых людей в Париже, но, подобно Ларрею [52] , держал свои благодеяния в глубокой тайне. Итак, наследники с нескрываемой радостью следили за тем, как прибывают в Немур роскошная мебель и обширная библиотека дядюшки, к тому времени уже ставшего офицером Почетного легиона и получившего от короля орден Святого Михаила [53] — возможно, в утешение за добровольную отставку, освободившую место для какого-нибудь фаворита. Однако, хотя подрядчик и маляры с обойщиками уже привели дом в полный порядок, доктор все не приезжал. Госпожа Миноре-Левро, наблюдавшая за работой подрядчика и обойщика с таким усердием, словно это был ее собственный дом, выяснила у словоохотливого молодого человека, присланного расставить книги, что доктор взял на воспитание сироту по имени Урсула. Новость эта как громом поразила обитателей Немура. Наконец в середине января 1815 года старик прибыл в родные края и тихо зажил в своем новом доме с десятимесячной девочкой, находившейся на попечении кормилицы.48
Эмигранты— Миноре-Левро хочет сказать, что дворяне Портандюэры покинули Францию во время Революции 1789—1794 гг. и вернулись либо при Наполеоне, либо в эпоху Реставрации.
49
...поблизости решалась судьба Наполеона.— В январе — марте 1814 г. бои наполеоновской армии с войсками России, Австрии, Пруссии и Швеции шли уже на территории Франции, в том числе и вблизи Немура.
50
Бри— плоскогорье на востоке Парижского бассейна, между реками Сена и Марна.
51
Институт— совокупность пяти академий (осн. 1795).
52
ЛаррейДоминик Жан, барон (1766—1842) — главный хирург наполеоновской армии (Бальзак сказал о нем в письме скульптору Давиду д'Анже от 6 апреля 1844 г.: «благороднейший характер, прекраснейшая душа и совершеннейшая добродетель». — Переписка. Т.4. Р.686).
53
Орден Святого Михаила, созданный в 1469 г. и упраздненный в 1789 г., в начале Революции, был возрожден Людовиком XVIII в ноябре 1816 г.; следовательно, в 1815 г. доктор Миноре еще не мог быть кавалером этого ордена. Крест Святого Михаила получали лица, прославившиеся в науке, искусстве и словесности.
— Урсула не может быть его дочерью, ведь ему семьдесят один год! — вскричали встревоженные наследники.
— Кто бы она ни была, — сказала госпожа Массен, — мы хлебнем с ней горького! (Так говорят в Немуре.)
Доктор довольно холодно принял свою внучатую племянницу с материнской стороны — ее муж только что купил должность секретаря в мировом суде, и она первой осмелилась заговорить с дядюшкой о своем стесненном положении. Массены были небогаты. Отец Массена, монтаржийский слесарь, в шестьдесят семь лет трудился, как в юности, чтобы расплатиться с кредиторами, и было ясно, что он ничего не оставит сыну. Отец госпожи Массен, Левро-Миноре, живший в Монтро, недавно умер: солдаты сожгли его ферму, вытоптали поля, перерезали весь скот, и старик не вынес этого удара.
— Ничего мы от твоего дяди не дождемся, — сказал Массен жене, ожидавшей уже второго ребенка.
Доктор подарил им десять тысяч франков, велев не распространяться о его щедрости, и секретарь мирового суда, друг немурского нотариуса и судебного исполнителя, начал давать деньги в рост окрестным земледельцам, причем так преуспел в этом деле, что ко времени, о котором идет речь, скопил, по сведениям Гупиля, около восьмидесяти тысяч франков.
Что же до другой племянницы, то доктор благодаря своим парижским связям выхлопотал Кремьеру место сборщика податей и внес залог. Оставался Миноре-Левро; он ни в чем не нуждался, но Зелия, не в силах спокойно смотреть, как доктор одаривает своих племянниц, привела к нему сына, в ту пору десятилетнего мальчика, которого, сказала она, пора отправлять учиться в Париж, а обучение в коллеже стоит так дорого... Доктор Миноре, лечивший Фонтана [54] , устроил внучатого племянника полупансионером в коллеж Людовика Великого: юного Миноре-Левро приняли в четвертый класс.
54
ФонтанЛуи де (1757—1821) — французский литератор, в молодости близкий к энциклопедистам, при Наполеоне ректор Университета.
В первые же два месяца, в течение которых Кремьер, Массен и Миноре-Левро, люди в высшей степени заурядные, пытались обхаживать не столько дядюшку, сколько наследство, доктор вынес им приговор, обжалованию не подлежащий. Люди, руководствующиеся инстинктом, а не идеей, имеют тот недостаток, что их легко разгадать: действия, внушенные инстинктом, слишком естественны и слишком бросаются в глаза, чтобы их можно было не заметить, меж тем как понять создания ума может лишь человек, сам наделенный умом. Купив признательность своих наследников и таким образом, можно сказать, заткнув им рот, хитрый доктор, сославшись на дела, привычки и необходимость воспитывать маленькую Урсулу, перестал принимать их, хотя и не отказал им окончательно от дома. Обедал он в одиночестве, ложился и вставал поздно; он приехал в родные края, чтобы обрести здесь покой и уединение. Причуды старика показались вполне естественными, и наследники удовольствовались еженедельными визитами; они навещали доктора по воскресеньям между часом и четырьмя часами пополудни, хотя он и старался отучить их от этого обыкновения, говоря: «Приходите, только когда будете в чем-нибудь нуждаться».