Урусут
Шрифт:
Вот новость. Испугалась. Что происходит? Пора привыкнуть к зигзагам. Год, год, год, какой сейчас год? Он откинулся на подушку. Ах, да, кнопка. Урий, где у него кнопка? Е-мое, и башка трещит. Вот двинул гэбист, так двинул…
За дверью послышались крики, которые нарастали и раздавались все ближе и ближе. Он прекратил поиски, откинулся на подушку. Дверь распахнулась, и в палату влетели сразу три врача. Главным, видимо, являлся толстяк с двойным подбородком, который кинул беглый взгляд на мониторы, подскочил к Олегу, схватил его за запястье, нащупывая пульс,
– Вы меня слышите? – заорал он в самое ухо.
Белолобов дернулся.
– Что ж вы так кричите, любезный? – спросил он.
– Говорит! – еще сильнее крикнул доктор, обращаясь к коллегам. Те радостно затрясли головами.
– Я еще и на машинке… Швейной… – заметил Олег. – Почему я не должен говорить, не подскажете?
– Э-э, – толстяк, секундой ранее улыбавшийся во весь рот, вдруг посерьезнел. – А-а… как бы вам объяснить… Пока рано об этом, хорошо? Вы будете волноваться. И… Нам срочно нужно провести дополнительные исследования вашего состояния.
– Да нормальное состояние! Только чуть подташнивает и голова кружится – но я знаю, скоро пройдет, только время надо. А насчет «волноваться» – я скорее забеспокоюсь, пребывая в неведении, чем обладая хоть какой-то информацией. Доктор, какой сейчас год?
– Э-э… – эскулап повернулся к товарищам. – Частичная потеря памяти.
Те опять согласно затрясли головами.
– Э-э… 2012-й.
Олег захохотал.
– Ах-ха-ха-ха-ха! – из глаза потекли слезы. От смеха. – Обалдеть! Месяц?!
– Ну… Февраль.
– Где я?
– В клинике, естественно.
– Естественно, какого направления? Кардиология, травматология? Что со мной – обморожение, переломы? Почему на глазу повязка?
– А… Э-э… – толстяк повернулся к коллегам и предложил: – Присядем?
Те схватили стульчики у стен, один из них подали начальнику, тот грузно на него опустился и сказал:
– Направление… Э-э… Нейрохирургическое…
– Понятно, – новость оказалась не слишком радостной. Но дома, дома, живой – ох, но как это возможно, ну Камень, ну, талисман Тимура… – У меня что-то с головой?
– Э… Ну, не «что-то», а вполне себе нечто.
– Доктор! – скривился Белый Лоб. – Ну, взрослые люди, вы же видите, что я адекватен, ну что за секреты? Я нормально себя чувствую. Нормально! А будете секретничать, мне станет плохо. Что со мной?!
– Я, – положил руку себе на грудь собеседник, – ваш лечащий врач и начальник отделения Сергей Аркадьевич. А это – мои коллеги Губаз Леванович и Александр Александрович.
Коллеги синхронно кивнули.
– Вы, – продолжил эскулап, – э… были в коме.
– Долго? – удивился Олег.
– Поразительно недолго! – все равно вскочил с места доктор. – Всего неделю! В вашем случае это… Удивительно! И выход из коматозного состояния происходит путем восстановления функций центральной нервной системы в обратном порядке их угнетению, медленно, постепенно, а вы – бах! – и уже говорите! Осмысленно, замечу, говорите!
– А зачем мне говорить бессмысленно?
Врач
улыбнулся снисходительной улыбкой настоящего профессионала, ведущего спор с абсолютным дилетантом.– Степень вегетативных расстройств уменьшается постепенно. Бред, галлюцинации – нормально, я бы даже сказал – ничего страшного. Это проходит. Оглушенность, спутанность сознания – привычно.
– Что еще напророчествуете?
– Ну… Э… Возможно двигательное беспокойство. Судорожные припадки. Дискоординированность движений. Сумеречное состояние.
– Вот «сумеречное состояние» – вот это, по-моему, подходит. Развейте его, пожалуйста. Откуда меня доставили?
– Видите, – повернулся толстяк к свои друзьям, – все же потеря памяти.
– Ну, если сейчас февраль, – внимательно посмотрел на него Олег, – не с Эльбруса, часом?
– О! – снова развернулся доктор. – Все же частичная.
– Сергей Аркадьевич! Меня нашли уже в коме? Или я впал в нее позже?
– Уже в коме. В глубокой пещере. Сотрудники МЧС бурили лед. История, конечно, беллетрическая!
– Много времени я провел подо льдом?
– Э… Совсем недолго. Полтора суток.
Белолобов пытался найти логическую цепь. Почему тогда кома?
Этот вопрос и задал. Врач посмотрел на коллег и покосился на пациента – мол, промолчать или сказать? Олег заметил это движение.
– Полно, говорите.
– У вас, – и доктор ткнул себя пальцем в макушку, – как бы сказать… Все правое полушарие прострелено. Насквозь. Через затылок. Честно говоря, как вы выжили, нам не понятно. Раз вы требуете прямоты и твердите, что адекватны, сообщу: у вас просто дырка в мозгу. Вот так, – и откинулся на спинку, сжав пальцы обеих рук.
– Поэтому на глазу повязка? – цена была страшная, но платить судьбе чем-то нужно?
Аркадьевич молча кивнул.
– То есть глаза нет?
Доктор развел руки в стороны – увы!
– Меня нашли одного? – подумал: совершила ли Марина кульбит вслед за ним?
– Да. К сожалению… Все участники вашей группы погибли.
Жаль, как жаль, страшно жаль! Но вопрос не об этом же…
– В пещере. В пещере – одного? Больше никого не нашли?
– Э… Насколько я знаю, нет.
– А чужие вещи? Женские, например?
– Нет-нет, – врач предостерегающе выставил перед собой ладони. – Никаких женских вещей. Какие-то исторические раритеты – да. Женских вещей – нет.
Камень! Они нашли Камень! Ох, надо же предупредить – а то разлетятся по времени кто куда!
– А… – Белолобов нахмурился, подыскивая слова. – Почему вы сказали, что история – беллетрическая?
– Ну, – эскулап заулыбался, – на поиски вас одного снарядили целую экспедицию. Организовала ее ваша жена и друг по имени Павел. А вашу дочь тут все уже до одного знают – она приходит и сидит в том кресле, – врач показал в угол, – каждый день, по нескольку часов, пока мы ее не… Ну, как выразиться… Прогоняем. Она говорит, что если будет находиться рядом, папа быстрее выздоровеет. Замечательный ребенок. Вежливый, умный. Хорошая девочка.