Урусут
Шрифт:
– Батый?.. Это Бату-хан? – оглан оглянулся на соратников, Наиль кивнул.
– А что за Михаил такой?
– Князь. Его Батый призвал и заставлял обряд пройти, прежде чем до себя допустить. Все русские князья и бояре прошли, а он отказался, ответив им словами Христа: «Какая польза человеку, если он приобретет царство мира всего, а душу свою погубит? И какой выкуп даст человек за душу свою? Кто будет чтить меня и слова мои в роде сем и признает меня пред людьми, того признаю и я пред отцом моим небесным. От того же, кто отречется от меня пред людьми, отрекусь и я пред отцом моим небесным». Ну, и разгневался хан, и велел Михаила убить. И теперь сидит князь, – Олежка почувствовал опьянение, –
Когда факих переводил это, то, казалось, вот-вот расхохочется – но на кол не хотелось, и сопровождать собственными замечаниями услышанное он не посмел.
– Упрямый вы народ, – утвердительно произнес повелитель, сделал знак, и плотницкому сыну принесли сладости.
Тот, не стесняясь, принялся есть.
– Пойдешь ко мне служить? – после короткой паузы спросил оглан.
Олег чуть не подавился.
– Как это? – еще не прожевав как следует, спросил он с полным ртом.
– Ну как – гулямом в мое войско. Женим тебя на красавице, скот дадим, а остальное ты сам в походах завоюешь.
– А вдруг обману?
– А ты крест целуй.
– А не соглашусь?
– Тогда к четырем коням привяжем и пустим их во все стороны. Но учти, если дашь обещание служить, веру менять принуждать не станем.
– А как же я на язычнице женюсь?
– А в Сарае есть ваш этот…
– Архиепископ, – подсказал Наиль.
– Ну, вот. Окрестит как-нибудь.
– Рано мне еще жениться.
– Ну, жену найдем сейчас, а жить вместе станете, как время подойдет. Будешь десятником, затем сотником, а если сможешь всегда сражаться храбро и умело – кто знает, до кого дослужишься?
– И что это – на всю жизнь?
– Ну да.
– Десять лет, – выставил Олег вперед ладони с растопыренными грязными пальцами. – Десять лет, а потом – вольную. И служу я только тебе. Нет тебя – нет и хозяина. И того хитроглазого, – кивнул он на Туглая, – ко мне не подпускайте. Зарежу ненароком.
Ордынцы захохотали, и юз-баши – пуще всех.
– Через десять лет, если доживешь, сам уходить не захочешь. Такой баатур завоюет и славу, и богатство. По рукам?
– Большой камень, – без перевода для мальчишки, зло зашептал повелителю Фаттах, – ты хочешь положить в свой ичиг…
Тот только отмахнулся.
Язык у мальчугана стал вязким, голова помутнела. Вот и побратался с татарами, или как там правильно – монголами… ну их… Убийцами отца и матери… И нерожденного брата… И Андрюхи… И Митрохи, и Колюни, и Васятки… Разбойниками, насильниками… Но хоть отречься не заставляют… А и к черту! Десять лет – не вся жизнь! А там и на родину…
– По рукам, – ответил.
– Еще кумысу! – скомандовал Илыгмыш…
Проснулся Олег на земле в потемках. Через круглое отверстие над головой виднелись звезды. Вокруг, лежа вповалку, сопели люди. В животе урчало, бурчало и шумело. Голова казалась куском чугуна. Хорошим таким, большим куском. Пошатываясь и наступая на руки и на ноги возмущавшихся сквозь сон ордынцев, он пробрался к выходу, откинул полог и отбежал от него как можно дальше. Нашел мелкую канавку и наклонился. Его вывернуло. Раз, другой. Старательно вдохнул в себя как можно больше воздуху. Воды! Сейчас бы воды! А где ее ночью взять? Схватишь чей-нибудь бурдюк – еще руку отрубят, как вору. Или откроешь, а там опять – фу, даже думать противно! – кумыс.
Направился обратно. Еще бы юрту не перепутать.
Нет, своя. Свыкшиеся с темнотой глаза углядели, что дрыхнут одни коротышки. Посмотрел внимательней – так и есть, детвора! Дом такой у них, што ль, для сироток?Решил не думать ни о чем, постарался заснуть.
Утром всех разбудил грозный окрик. Толкаясь, начали выбегать наружу. Олег держался последним – чего торопиться? На него с удивлением косились, но никто ничего не сказал. Немолодой ордынец в меховой шапке и с кнутом покрикивал на ребят, подгоняя. Пошли гуртом в сторону. У одного из костров с котлом дети уселись в отдельный кружок, получили по миске, в которые две женщины в платьях до пят принялись наливать какое-то варево. Белый Лоб в замешательстве остался стоять.
Монгол ткнул его кнутовищем и сказал:
– Я – Дэлгэр. Твой учитель. Ты – ученик. Или меня слушаешь, или не ешь. Все они, – показал он на мальцов, – мои. Отцов нет, матерей нет. Самые злые воины будут. Ты тоже.
– Русский откуда знаешь? – спросил плотницкий сын.
– С послом в Киеве был. Один год был. Иди есть.
– Как я сюда, – Олежка показал на юрту, – попал?
– Туглай принес. На плечах. Иди.
Древоделя подошел к сиротам, расположился рядом. Одна из баб сунула ему миску в руки. Олег посмотрел на соседей. Они пили варево, оставшиеся на дне кусочки мяса и лапшу брали пальцами и совали в рот.
– Бешбармак! – улыбнулась тетка.
Ну, бешбармак, так бешбармак.
– Амарбат! – ткнул себя кулаком сидящий слева пузатенький мальчишка.
– Наран! – выглянул из-за его плеча ушастый паренек с обожженным лицом без бровей.
– Олег! – ответил новичок. Вот и познакомились.
После завтрака все побежали за стойбище. Около «своей» юрты из рук Дэлгэра юный ратник получил ватный зипун, штаны, драную старую шапку из облезлой белки и лапти с суконными чулками. Догнал прочих. У всех имелись луки, они метко стреляли в крепко связанные пучки хвороста, стоймя расположенные в поле.
– На, – сказал учитель, подавая лук и стрелу.
Отрок натянул, стрельнул – позорно задребезжала тетива, стрела улетела куда-то вправо. Небольшая толпа маленьких разбойников дружно захохотала.
Наставник терпеливо объяснил, как класть стрелу, как тянуть – левая рука в суставах неподвижна, правый локоть «смотрит» вверх, – когда отпускать пальцы, как учитывать ветер, как держать лук. Оставил на месте, пока не попадет в цель. Будущих бойцов повел дальше – они подозвали лошадей, вскочили на животных без седел, и, ухватившись только за гривы, помчались в степь.
Сжав зубы, Олег стрелял и стрелял в пучки, пока с переменным успехом не начал попадать. Чем сильнее он уставал, тем яснее проявлялась мечта – бросить все к чертям, прокрасться ночью к этому «Туглаю» и перерезать ему горло… А крест зачем целовал? Спьяну, но целовал?
Нынешние «друзья» вернулись веселым табуном. Похвалив за то, что из предложенных пяти раз плотницкий сын попал в цель хотя бы три, Дэлгэр дал ему оседланного коня. Тот недобро посмотрел на урусута и показал огромные зубы.
– На коне ездил? – строго спросил монгол.
Юный ратник согласно кивнул. Ездил? Да не то слово!
Попытался залезть, крикнул:
– Подсоби!
Учитель забросил его на скакуна, помог всунуть ноги в короткие – по росту – стремена, всунул в руки узду и вдруг – к-а-а-ак на того крикнул! Понесся по степи старый – скоро на бешбармак – конь! Как мог, Олег старался удержаться в седле, болтался ванькой-встанькой, вроде урезонил вздорное животное, но вскоре его догнал лихой Наран, схватил за уздцы чужого скакуна и повел обратно. Все лежали и покатывались со смеху. И чего это они? Не видят – коняка бешеный?