Урусут

Все-таки ор пошел – только возник он от обезумешего врага, остро почувствовавшего смертельную угрозу самому Потрясателю Вселенной. Олег добрался аж до пердэдаров – «слуг занавеси», охраны покоев, самых что ни на есть телохранителей Великого – два громилы так умело орудовали своим оружием, что и руку подрезали, и бок полоснули, и тогда он, все точно в мгновение рассчитав, отбил удар одного так, что изменивший направление движения клинок воткнулся в бок своего же товарища, и, воспользовавшись их минутной заминкой, как двумя росчерками пера, кончиком сабли перерезал им горла.

Но время стоило дорого. Да, он видел перед собой эмира, но пред ним уже выстроились с обнаженным оружием мирзы и шейхи, а еще ближе – несколько пердэдаров… Не пробиться. Тут в бедро ткнулась стрела. Олег качнул корпус в направлении выстрела, и когда лучник натягивал тетиву для следующего, ему уже летел в горло запоясный нож. Только не хотелось опять наступить на те же грабли – пусть итог будет иной.

Олег улыбнулся, развел руки – да, мол, вас сегодня слишком много, всех не перебью – и отбросил в сторону клинок. Напряжение начало спадать, многие заулыбались, но стояли наготове, ожидая команды Тимура.

– Вяжите его, чего ждете? – раздался властный голос.

Глупые телохранители – чтобы удобнее-то вязать – вложили сабли в ножны, и тут Олег со свирепым лицом вынул из-за спины свой любимый топорик и метнул его в гургена…

Грабель не миновать – стоявший рядом со Щитом Ислама седовласый шейх в роскошных доспехах на лету отбил топорик своим клинком, и тот бесславно плюхнулся в сухую траву. Урусута подсознательно передумали вязать, и стали, топча, просто забивать в смерть, пока ретивцев не остановил тот же голос.

VII

Связали только руки, подтащили поближе к трону и бросили на ковер саженях в пяти от него. Оружие у озверевших пердэдаров было наготове, так что не допрыгнешь – не успеешь. Из бедра хлестала кровь.

– Я тебе ковер испачкаю, хазрат, – сказал древоделя. – Может, мне лучше уйти?

– Ничего, пачкай, у меня еще есть, – ответил эмир. – Выньте у него стрелу из ноги, только не обломите наконечник! И напихайте в рану войлока.

Пока откуда-то взявшиеся табибы производили указанные манипуляции, гурген щелкнул пальцами, и пленному принесли попить. Плотницкий сын с жадностью припал к бурдюку – день выдался ну очень тяжелый. За спиной слышались крики добиваемых товарищей. Белый Лоб внимательно рассмотрел чуму мира – перед ним сидел почти старик, с рыжей бородой с проседью, в пластинчатых доспехах, красных штанах и красных же сапогах. Все черты лица – строгие, заметные, особо выделялись линии рта и глубокие морщины. В ушах – серьги, правая рука вытянута вдоль тела.

– Зачем ты хотел убить меня, несчастный? – с некоторым удивлением спросил солнцеподобный.

– Ну как же, – ответил Олег. – Разве не ты – враг человечества? Если тебя не остановить, ты перебьешь всю Вселенную.

– Правильно сказал, – кивнул эмир. – Перебью, но только врагов веры. Я, что, первым напал на Тохтамыша? Я принял его, как сына – а чем он мне ответил?

– Тохтамыш – да, негодяй редкостный, – согласился Олег, – а чем провинился правитель Герата, ранее дававший тебе кров? А несчастные исфаганцы? А хорезмийцы и азербайджанцы – люди одной с тобой веры?

– Они замышляли недоброе и удостоились справедливого наказания.

– Да? Младенцы Исфагана, которых топтали копытами твои воины, тоже успели что-то замыслить?

– Исфаган – возмездие, – только и сказал гурген. – Эти подлецы под покровом ночи уничтожили мой гарнизон – вот и получили по заслугам.

– А ты помнишь, как начинается коран?

– О, наглый кяфир! – выступил вперед Миран-Шах. – Как ты, неверный, смеешь своим нечестивым языком вспоминать Благородную Книгу?!

Тимур знаком остановил отпрыска и кивнул урусуту – продолжай.

– Первые строки корана – «Во имя Аллаха, милостливого и милосердного!» Милосердного, понимаешь?

– Милосердного к тем, кто чтит его законы и почитает его! Рука, которая не может держать меч, не сможет держать и скипетр. Действительно, по моей воле гибнет много людей, но этот грех свой я вполне искупаю своим почтительным вниманием к потомству Пророка на Земле и потому, без всякого сомнения, за такого правителя народ должен молиться. Милость? К предателям и обманщикам? Ты сам зачем-то оскорбляешь за глаза Тохтамыша – а между тем служил ему. Или ты гулям, наемник, воевал за деньги? Тогда что с тобой вообще говорить!

– Я не гулям, и Тохтамышу не служил.

– Как это?

– Я поклялся служить Илыгмышу, сроком на десять лет, когда он взял меня в плен в детстве. И воевал в его тумене. А Тохтамыш – глупец, не имеющий своей головы. Все, что он делает, советуют ему его огланы и нойоны, а они, как видишь, тоже невысокого ума.

– А зачем ты клялся служить Илыгмышу? И зачем ему на службе ребенок? Он мог просто сделать тебя рабом.

– А я бы убежал.

Многие засмеялись.

– И погиб бы, – развел руки гурген.

– И попал бы в рай. Разве мученики твоей веры не попадают на небо?

– Ты спешишь в рай?

– Да теперь, видимо, его не избежать.

Хромец улыбнулся.

– Так чем ты приглянулся оглану Илыгмышу, что он не отправил тебя в Кафу?

– Положил несколько его людей, когда они напали на мое селение.

– Сколько тебе тогда исполнилось лет?

– Двенадцать, хазрат.

Умар-Шейх засмеялся в голос, несколько шейхов улыбнулись.

– Ты их застрелил из лука, из укрытия? Смелый поступок, молодец! А почему тебя не убили другие солдаты, мстя за товарищей?

– Я не убивал их из лука. Я зарубил их саблей.

Прошел легкий смешок и возникла какая-то пауза. Эмир морщил лоб, явно пытаясь что-то вспомнить.

– И сколько человек ты поразил?

– Восемь, в доспехах. А на мне висела холщовая рубашка.

– Я слышал эту байку! – заорал Миран-Шах. – Это обычная сказка для детей!

Гурген посмотрел на него, и тот замолчал.

– Я тоже слышал эту сказку. Что мальчик победил восьмерых врагов в честном бою, а когда подрос, в пятнадцать лет убил одним ударом слоноподобного Ахмед-баатура на ристалище в Сарае.

– Не одним, хазрат, – заметил плотницкий сын, – сначала я сломал ему коленную чашечку.

– Коленную чашечку! – презрительно прокричал Миран-Шах.

– Между прочим, это правда, а не байка, – сказал Кулунчак. – Мой двоюродный брат-торговец был тогда в Сарае и все видел своими глазами.

Тимур хлопнул в ладоши, его глаза загорелись.

– Это – правда? Мальчик, который победил восьмерых монголов, затем сидел в зиндане, как я, и ходил с колодкой на шее, как Темучин, одним ударом голого кулака убивший Ахмед-баатура – существует? И он стоит сейчас передо мной на коленях? Развяжите ему руки!