Усадьба с приданым

Адресок дачи лискиного профессора, которого звали, оказывается, Марк Платоныч – надо бы запомнить, наконец, вон фамилию Добренко, чай, моментом усвоила! – раздобыть было не легко, а очень легко. Зефирка Оксана даже не спросила, на кой он госпоже Мельге понадобился, просто разобъяснила, как добраться и: «Вы мимо Слободкиных не ходите, у них вечно куры пасутся, всю траву загадили, ещё туфли угваздаете, а возьмите влево и по заборчику-то двигайте». Правда, с гиперобщительной продавщицей пришлось ещё поболтать на отвлечённые темы и купить пачку чая да невнятных карамелек – для конспирации.

Мария Архиповна совсем уж собралась на разведку, но к счастью вовремя сообразила, что едва не провалила задание, как радистка Кэт. Привыкнув к мухловской вольнице, Маша собралась топать в гости к профессору как была, то есть в дешёвеньких китайских брючатах, прикупленных во время недавнего шопинга, и безразмерной майке с жуткой мордой, приобретённой тогда же. Ну что делать, если госпоже Мельге такие футболки по сердцу пришлись?

Что делать, что делать! Идти домой, переодеваться и наводить красоту!

В общем, к Марку Платонычу Мария попала уже после обеда, когда хозяин, явно только откушавший, баловал себя чайком на тенистой веранде. Увидев эту картину, Маше захотелось даже головой тряхнуть: ну точь-в-точь сцена быта барина начала двадцатого века. Или, скорее, купца, потому как чай профессор прихлёбывал из блюдечка в прикуску с настоящим колотым сахаром. А на столе, естественно, на белоснежной скатёрке сиял начищенным боком самый настоящий самовар, да не электрический, а натуральный такой, с трубой.

Гостью Марк Платоныч встретил приветливо, оглядел благожелательно, расплылся в престарело-гусарской лукавой улыбке и велел Марфуше – и впрямь, что ли, на дворе века сменились? – подать ещё одну «чайную пару». Марфуша – дама неопределённого возраста в фартучке и наколке на тщательно взбитых волосах – окинула слегка прибалдевшую Марию неодобрительным взглядом, сделала кислую морду ещё кислее, но «пару» подала.

– Вам с лимончиком или со сливками? А, может, молока? – просто-таки искрясь задорным лукавством, степенно суетился Марк Платоныч. Ухаживал, то есть.

– Чай наливать в молоко и не иначе? – растерянно пробормотала Мария.

– О, вижу, вы знаток английской культуры? – восхитился профессор.

– Да нет, просто по верхам нахваталась, – призналась госпожа Мельге.

– И всё же приятно видеть истинно интеллигентного человека, – добродушно щебетал хозяин. – А то, знаете, я тут совсем опростился. Представьте, недавно поймал себя, что говорю… «извиняюсь»! Нет, это же невозможно, согласитесь! Но так и было, уверяю вас, – хозяин, очень довольный собой, расхохотался, сверкнув безупречными голливудскими зубами. – «Извиняюсь»! Каково? Но ведь с кем поведёшься. Боюсь, скоро и не то сказану, а, например, «волнительно» или «просвечивающаяся». Клянусь вам, тут так и говорят!

– Так зачем же вы сюда ездите? – буркнула Маша, разговоров об обнищании языка в частности и культуры в целом не любившая.

– Как же, голубушка вы моя, Мария Архиповна, – возмутился профессор. – Надо же изредка припадать к корням, к истокам. А какие тут природы, какие пейзажи! Мне на удивление комфортно здесь работается. Да и голова становится как у молодого, честное слово.

– Почему «как»? – послушно выдавила ожидаемый комплимент Мария. – Вам до старости ещё очень далеко.

– Ну что вы! – хохотнул Марк Платоныч, по-гренадёрски лихо подкрутив ус. – Хотя, говорят, старый конь борозды не испортит. И на этом моменте мы переходим к цели вашего визита. Которая, между прочим, мне хорошо известна.

– Вот как? – светски изумилась Мария Архиповна.

– Да-да, голубушка. Простая логика. Вы дружны с Сашей, а он, в свою очередь, благоволит Лизоньке, с которой у нас недавно возникли некоторые разногласия, – интеллигентно погрустнел профессор. – Соответственно, не сложно догадаться: вы пришли по её просьбе. Или по причине моего несанкционированного появления на вашей территории ночью, что вряд ли. Ведь невооружённым глазом видно, вы добрейшей души человек и тот свой испуг, виновником которого я невольно стал, простили. Скажете, я не прав?

– Не скажу, – согласилась Маша, откровенно выпавшая от такой велеречивости в осадок.

– Вот видите, как всё просто? – Марк Платоныч стал ещё грустнее. – Так чего хочет Лизонька? Чтобы я вернулся к ней, покинул семью?

– Ну-у… – протянула окончательно дезориентированная госпожа Мельге.

– Это никак невозможно, голубушка, – полностью перейдя к трагедии, заявил профессор. – Каюсь, перед всем миром каюсь, грешен. Седина в бороду, бес в ребро, а плоть слаба. Не устоял. Да и кто устоит перед столь искренней, невинной, столь горячей молодой и чистой любовью?

– А что, любовь была и впрямь невинна и чиста? – ляпнула Мария Архиповна, не успев прикусить язык.

– Ну конечно! – профессор подозрительно глянул на гостью, но из амплуа решил не выходить. – Видели бы её письма! Буря чувств и эмоций, такая преданность. Но увы, первый шквал спал, и я вспомнил о своём долге перед семьёй, перед супругой, в конце концов. Она, безусловно, поймёт и примет меня, но только представьте, сколько боли принесёт ей мой… э-э…

– Загул? – предложила Мария, язык которой явно стремился к самосознанию.

– Мою слабость, – мягко укорил гостью профессор. – Вот вы рассердились, и я вас прекрасно понимаю. Вы же замужем? – Марк Платоныч выразительно глянул на обручальное кольцо, про которое Маша совершенно забыла. Ну а часто ли люди вспоминают о собственной селезенке, если она не болит? Сидит где-то себе в потрохах и сидит. Вот и кольцо: есть оно на пальце и есть. А, наверное, стоило бы уже снять. – Вот именно, голубушка моя, вот именно. Женская солидарность. Я бы даже сказал, солидарность супруг, оттого вы и сердитесь. И, заметьте, я вас нисколько не виню, понимаю ваши чувства. Потому и порвал с Лизонькой. Окончательно и бесповоротно порвал, как бы ни было мне жаль её.

– Страдающего сердечка?

– Что, простите?

– Как бы вам ни было жаль её страдающего сердечка?

– Ну к чему этот язвительный тон? – нахмурился профессор.

– Простите, – покаялась Мария, в задачи которой настраивать хозяина против себя не входило.

– С удовольствием прощаю, голубушка. Как я уже упоминал, ваши чувства мне понятны. Поверьте, я предпринял всё возможное, чтобы нивелировать последствия этой неприятной истории.

– Поэтому вы просили местных женщин поговорить с Лисой?