Усадьба

В следующее мгновение, когда Нэн вошла в дом, он сказал несколько слов наедине Мартину:

– Основная тяжесть ухода за отцом ляжет на вашу сестру. Но пока отец болен, вы являетесь главой семьи, и на вас лежит ответственность за нее.

– Да, я знаю. Я прослежу.

Руфус лежал в постели, его голову поддерживали подушки, он был укрыт одеялами. Его шея и лицо покраснели, дыхание было болезненно затруднено. Он посмотрел на Мартина горящими от жара глазами.

– Похоже, что мне придется полежать, я неважно себя чувствую. – Он говорил хриплым, почти неслышным голосом. – Этот молодой доктор так прямо и сказал.

– Да, мы будем ухаживать за тобой. И за собой тоже. Доктор беспокоится обо мне и Нэн, как бы мы тоже не заболели воспалением легких. Он говорит, что мы должны лучше питаться, так что мне нужны деньги, чтобы все купить.

– Как много?

– Ну, я не знаю.

– Под матрацем… вон там…

Мартин нашел под тюфяком маленький холщовый мешочек. Его отец протянул было к нему руку, но Мартин отступил от кровати и положил мешочек к себе в карман.

– Эй! Мальчик! – задохнулся Руфус. – Ты…

– Тебе не стоит беспокоиться, отец. Я буду расходовать их с умом, обещаю тебе. Лежи спокойно, а то тебя опять будет мучить кашель.

Мартин прошел в кухню, где стирала Нэн. Он достал мешочек из кармана, высыпал содержимое на скамейку, и его сердце подпрыгнуло при виде этих монет. Золотых, серебряных и медных монет было приблизительно на двадцать фунтов. Нэн в изумлении уставилась на него, пока он считал деньги, складывая их столбиками.

– Отец дал тебе все эти деньги?

– Не совсем. Я взял их у него. А сейчас я пойду в город, чтобы купить еду и лекарство отцу. Я позавтракаю, когда вернусь.

На этот раз, вместо того чтобы идти пешком, он взял лошадь и телегу, а когда вернулся, Нэн поняла, почему он это сделал. Он привез уголь. И еды, такой, какой никогда раньше не видели в этом доме. Тут было три фунта вареной говядины, толстый ломоть сала, мешок муки. Тут были морковь, пастернак, лук, брюква, картофель. Было также много апельсинов, яблок, бобов, яйца, масло, бекон и сыр; какао, кофе и чай; сахар и целый бумажный пакет печенья. Была также бутылка бренди. При виде всей этой роскоши Нэн почти потеряла сознание.

– Ах, Мартин! Сколько же ты истратил? Что скажет отец, когда узнает?

– Не беспокойся об отце. Я за все отвечаю, пока он болен.

– Ты внезапно стал очень смелым.

– Жаль, что не раньше.

– Ты привез лекарство?

– Оно там, в свертке. Доктор написал, как нужно принимать.

Мартин вышел из дома, чтобы разгрузить уголь. Он принес часть его в дом, остальное, прикрыв, оставил в куче на земле. Затем он почистил телегу, чтобы в ней опять можно было возить камень для часовни. Утро было сухим, но как только он вошел в дом, начался дождь.

Прежде чем сесть завтракать, он зашел поговорить с отцом, который, поев немного, сидел, опираясь на подушки. Цвет его лица стал немного лучше, но дыхание было все таким же трудным, и Мартин содрогнулся, услышав, как хрипят легкие его отца.

– Отец. Мне очень жаль, что ты так болен.

– Да? – хрипло спросил Руфус. Он скептически посмотрел на сына. – А… может быть… ты… доволен? – Ужасное хрипение в горле. – Где… мои… деньги? – спросил он.

– Они пока останутся у меня, вдруг мне нужно будет купить еще что-нибудь? И кроме того, доктор сказал, что пока ты так себя чувствуешь, то я глава семьи.

– Тебя это устраивает, правда?

– До тех пор, пока ты не выздоровеешь.

– Часовня, – шепотом сказал Руфус. – Тебе… придется… работать… одному… Ты сможешь?

– Да, я справлюсь. Старайся не волноваться. Думай только о том, чтобы выздороветь.

– Ты хороший мальчик. Я полагаюсь на тебя.

Руфус закрыл глаза и уснул.

Хотя болезнь и была очень серьезной, он поправился без особых осложнений, во-первых, потому что от природы был крепок, частью же оттого, что за ним заботливо ухаживала Нэн. К счастью, ни она, ни Мартин не заразились. Они только очень уставали, потому что приходилось часто вставать ночью к отцу. Мартин был уверен, что все кончилось благополучно благодаря советам доктора, которым они неуклонно следовали.

В хижине теперь было постоянно тепло, потому что они все время топили. Занавеска, которая разделяла комнату, была убрана, чтобы мог свободно циркулировать воздух, а маленькое окошко было постоянно открыто. Доктор Уайтсайд одобрил все это. Он навещал их каждый день, и уже к четвертому или пятому посещению нашел Руфуса значительно окрепшим, температура у него была почти нормальной.

– Думаю, что через день или два вы уже сможете вставать и сидеть у окна. Но вам не следует выходить на улицу и переутомляться. Сердце у вас еще не в полном порядке, вам нужен покой в последующие три или четыре недели, по крайней мере.

– А что такое с моим сердцем?

– Болезнь дала осложнение на него.

– Но это пройдет?

– Это зависит от вас, мистер Кокс, если вы хотите услышать мой совет. Но я знаю наверняка: еще одна зима в этом доме – и у вас может случиться еще одна пневмония, которая может закончиться для вас печально.

– Вы говорите откровенно, молодой человек?

– Но вы ведь это предпочитаете?

– Я люблю, когда говорят прямо. Если вы считаете, что мне стоит поберечься, что ж, так тому и быть.

– Вы разумный человек, мистер Кокс, и вы должны быть счастливы, что у вас такие сын и дочь, которые так ухаживают за вами.

– Да, они хорошие дети, оба. Я счастливый человек, как вы уже сказали.

К удивлению своих детей Руфус в последующие недели выказал покорность, принимая помощь, когда она ему требовалась, но все-таки стараясь избавить их от хлопот. В течение дня, оставаясь с Нэн, он сидел у огня, читая старые альманахи. Позже, почувствовав себя лучше, он делал кое-какую несложную работу: колол щепки для огня, чинил кожаные перчатки, которыми он иногда пользовался, работая в каменоломне. Иногда он разговаривал с Нэн, когда та занималась домашней работой, но ему нечего было особенно сказать ей, он ждал, когда с работы вернется Мартин.

– Ну, как твои дела? Ты не забыл про известь? А как с водой? Мне кажется, что настало время открыть другой бочонок.

– Все хорошо. Этим утром приходил мистер Уилкинсон. Похоже, он всем доволен. Он говорил, что тебе не стоит беспокоиться о том, чтобы все закончить к Пасхе. Он сказал, что тебе нужно выздоравливать. Но я полагаю, что все будет готово в срок. Завтра я буду делать дверную перемычку и надеюсь, что скоро подведу все под крышу.

– О, твои дела идут хорошо, – сказал Руфус. – Это огромное облегчение для меня – знать, что, пока я болею, работа не стоит на месте. Но тебе, наверно, трудно, сынок, делать все одному.