Ущелье
Шрифт:
– Прекратите хулиганить! – крыса в аккуратном чепчике отвлеклась от печенья и погрозила когтистой лапкой группе крысят, теребящих электрический кабель. Крысята затихли, глядя на продавщицу черными глазами-бусинками.
– Дети шалят, – крыса дружелюбно улыбнулась, поворачиваясь к продавщице.
– Дети, – кивнула в ответ Клава и, выскочив из подсобки, захлопнула дверь.
В ухоженном саду, разбитом на аккуратные участки, клубился легкий туман.
– Кто говорил, что не получится?! – мужчина средних лет в просторных брюках и широкой
– Погодите, – он погрозил невидимым противникам кулаком. – Я еще запатентую свое удобрение! Нет, ну какой поразительный эффект. Это надо сфотографировать, – мужчина поспешил по мощеной клинкерным кирпичом дорожке к дому. Ромашки, георгины, розы и бархатцы кивали ему вслед голубыми головками.
Сад, так затянуло туманом, что почти перестал быть виден дом.
Несколько детей забравшихся на старую яблоню напряженно вглядывались в его едва видимые окна.
– Танька, держись, – Васька успел ухватить сестру за платье.
Вертлявая девчонка лет пяти, чуть не упала с дерева. Теперь она крепко вцепилась в ветки яблони. Повернув давно не мытую мордашку к старшему брату, Танька, перекатила конфету за щекой, и поинтересовалась.
– А что будет, если я упаду. Они укусят?
– Укусят, – серьезно сказал Васька.
Он повернулся в другую сторону, проверяя узел на полотенце. Малыш полутора лет, привязанный к стволу дерева, наморщил нос и попытался зареветь.
– Опять, выпрашиваешь, Ванька, – нахмурился Вася, он полез в карман брюк и, вытащив оттуда сухарь, сунул его в руки ребенку. – Ешь и молчи. Больше нет. Понял?
Ванька перехотел реветь и, вцепившись ручками в сухарь, стал с наслаждением его слюнявить.
– Я тоже хочу есть, – подала голос девчушка на верхней ветке. Она была точной копией чуть не упавшей Таньки.
– Катюша, ну ты же взрослая, – укоризненно посмотрел на нее Васька. – Нам может часа два сидеть. Что я с Ванькой делать буду?
– Это ты взрослый, – Катя надула губки. – Ты меня на столько старше, – она вытянула к нему руку, показывая три пальца, как учила воспитательница в детском саду.
Васька покачал головой и полез в карман брюк. Достал еще один сухарь и, переломив его пополам, сунул кусок Кате.
– И мне, – сказала Танька, хватая свою часть. Но она не спешила грызть сухарь, внимательно глядя вниз.
– Васька, а они злые?
– Злые.
– Очень злые?
– Очень.
– А когда они уйдут?
– Вот проспится мамка и уйдут.
– А на дерево они залезть могут?
– Нет, – крикнул Васька. – Замолчи немедленно!
Танька всхлипнула. Большая слеза выкатилась из глаза девочки, прочертив светлую дорожку на грязной щеке.
– Не плачь, – Васька погладил ее по голове. – Зато у нас сегодня праздник, – произнес он.
– Праздник? – девчушки оживились, и даже Ванька оторвался от сухаря.
– Мы как взрослые можем всю ночь не спать и на дереве сидеть, – продолжал самозабвенно врать Васька, стараясь
не смотреть вниз. – Будем сказки рассказывать.– Страшные? – заинтересовалась Танька.
– Добрые, – поправил ее Вася. – Про то, как вернется папа.
– А мама испечет пирог, – оживилась наверху Катя.
– Не пирог, а много пирогов, – перебила ее Танька.
Вася слушал девчонок и жалел о том, что не успел прихватить из дому еще пару полотенец. Тогда бы он не боялся, что сестры могут свалиться с дерева во сне.
А внизу в траве, поблескивая матовыми шкурками, бесшумно ползали змеи. Десятки змей. Их плоские головки то и дело выныривали из стелющегося по земле тумана. Раздвоенные язычки ощупывали каждую травинку. Пугающее шипенье неслось то из одного, то из другого конца сада.
– Вась, – дернула его за рукав Танька, – а пирог будет с ягодами?
– С вишнями, – ответил мальчик.
Арнольд Степанович еще раз проверил запоры на дверях особнячка и прошел в зал. Он подкинул дров в камин и достал из бара бутылку ликера. Ну и пусть говорят, что это женский напиток. Зато его коллекции позавидует любой. Жаль, что нельзя ей похвастаться. Людишки сразу начнут расспрашивать: откуда, да на какие деньги.
Глава поселковой администрации вздохнул, налил рюмочку и поставил на поднос. Сам отнес поднос и опустил его на стеклянный столик между двумя креслами у камина. Потом уселся в одно из них, накинув на ноги плед.
Нет, в этот раз он все хорошо рассчитал. Двери на запоре. Окна закрыты ставнями везде, даже на втором этаже. Он вспомнил прошлогодний случай и поежился.
– Теперь у них ничего не получится, – прошептал он и боязливо зажал рот рукой. Огляделся и опрокинул в себя рюмочку ликера.
Глава твердо решил отсидеть эту неделю дома. Пусть сами во всем разбираются. А Степаныч притворится, что уехал. Не будет зажигать свет, включать телевизор. И все подумают, что он не в поселке.
Мужичок довольно потер руки, убрал плед и поднялся, чтобы налить еще рюмочку.
Он не будет тащить бутылку к креслу. Не стоит напиваться как три года назад. Тогда и ужасы мерещиться не будут.
Стук в дверь заставил его икнуть. Бутылка дрогнула в руках, и тягучая липкая жидкость пролилась на ковер.
– Никого нет дома, – прошептал Степаныч, усаживаясь рядом с баром. Бутылка плясала в непослушных пальцах и он от греха подальше поставил ее рядом.
Но настойчивый посетитель не собирался уходить. Он постучал еще раз. Потом нажал на кнопку звонка. Снова стук – звонок. Стук – звонок.
Глава сглотнул вязкую слюну. Во рту было слишком сухо. Он взял бутылку и сделал несколько глотков прямо из горла. Сразу полегчало. Да и посетитель, похоже, устал ломиться в дом.
– Небось, Лидия или кто из ее дружков, – прошептал Степаныч и, поднявшись с ковра, потянулся за рюмкой. Он осторожно налил ликер.
В этот раз постучали в закрытые ставни гостиной. Глава вздрогнул. Рюмка вылетела из рук, увеличивая и без того большое липкое пятно на ковре. Степанычу показалось, что стекляшка громко стукнула при падении. Он бухнулся следом, накрывая ее ладонью.