Ушел, вернее остался. Сборник номинантов на Премию имени Сергея Довлатова. Выпуск 2

Семейным бытом Семён Гольфстримович так и не обзавелся. Девушки, все как одна, хмыкали и отворачивались, когда он пересказывал им очередную законченную под утро повесть о межпланетных путешествиях или загробных приключениях. Правда, с одной девушкой по имени Валя Семён таки дошел до загса, но переступить порог центрального входа с избранницей сердца не удалось. У самого порожка любимая Валя посмотрела ему в глаза, чмокнула в щеку и сказала: «Дальше – без меня!»

Почему она отказалась подавать заявление? Пока они битый час тащились на трамвае от Зацепа к Покровским воротам, он, казалось бы, увлек Валю рассказом о преимуществах взлета с низкого старта.

«Только представь! – говорил он ей. – При старте с низкого горизонта азимут траектории настолько удачно коррелирует с результирующим вектором подъема, что можно выйти за основные рубежи гравитации почти в два раза быстрее, чем обычно. Это же колоссальная экономия топливного ресурса!..»

Отказ Вали так и остался для Семёна загадкой.

Впрочем, как всякий писатель, к неудобствам личной жизни наш герой-отшельник относился вполне философски.

«На любовь и дружбу тоже требуется время», – вздыхал он, перебирая перед литературным полетом личные вещи и фотографии.

Именно отсутствие свободного времени не позволяло Семёну обрести нормальный человеческий быт. Судите сами. Первую половину дня он тратил на вычитывание текста и правку, или, как он называл этот процесс, – предполетную подготовку. Затем наступало время обеда. Можно было не обедать и пойти подарить кому-нибудь цветы. Но Семён не позволял себе даже этого. Если он и отступал от биорекомендаций штатного диетолога (в роли которого, как правило, выступал сам), то только для того, чтобы лишний раз проверить комплектацию бортовых самописцев, «подзарядить вечное перо» или что-нибудь подобное.

Главным своим жизненным назначением Семён считал создание рукописного факсимиле обширного круга задач, которые он решал, беседуя один на один с вечностью. Скрипя под тяжестью замысла, пытаясь преодолеть мерцающую глубину человеческого забвения, он стремился вытолкнуть на поверхность житейского моря ярчайшую морскую звезду, некогда сорвавшуюся с неба. Да, эту пятиконечную беспозвоночную красавицу, этот дивный следок его космического «я» должны наконец увидеть люди! Семён наивно полагал, что там, на поверхности, уже собрались моторные лодки, океанские лайнеры, яхты и вельботы. И на каждом плавсредстве люди, люди, люди – огромное количество людей. Все они с нетерпением ждут грандиозное событие – явление гения из пучины житейской!..

О наивном самообмане дяди Семёна догадывались даже мальчишки и неловко, по-детски, жалели его. Старушки же трындели вслед такое – не приведи бог!

Шло время. Количество исписанных листов росло и уже не умещалось в пухлых пачках на антресоли шкафа. Шкаф стоял неустойчиво, и пачки рукописей часто падали, разлетаясь веером по комнате. Семён забывал нумеровать страницы, поэтому каждый раз после падения одной или нескольких пачек он вынужден был сутками вычитывать разрозненные листы, чтобы восстановить их порядок.

Однажды в дверь постучали.

– Кто там? – не отрывая глаз от рукописи, спросил Семён.

– Скажите, пожалуйста, здесь проживает Семён Гольфстримович? – ответил вопросом на вопрос вежливый мужской голос.

Семён обернулся и направился было к двери, но увидел прямо перед собой незнакомца в черном плаще и коричневой велюровой шляпе.

– Простите, как вы вошли?.. – осведомился наш герой, немного растерявшись.

– Это неважно. Давайте сразу о деле.

Гость оглядел комнату и, не ожидая приглашения, сел в старенькое кресло, с которого только что поднялся Семён. Хозяин, не смея возразить, присел на корточки возле стола и приготовился слушать.

– Скажите, вам не надоело быть посмешищем окрестных мальчишек и героем подъездных пересудов? Короче, я готов приобрести всю вашу писанину и заключить с вами очень выгодный договор на владение всеми будущими произведениями. Понимаете? Все, что вы напишете, – будет принадлежать мне. За это я плачу хорошие деньги!

Г ость достал из нагрудного кармана плаща толстую пачку пятитысячных купюр и небрежно бросил на стол поверх исписанных листов:

– Я нечасто вхожу к людям так запросто. Последний раз, помнится, имел удовольствие заказать реквием одному шалопаю. Я не люблю людей, в них слишком много жалости к себе.

– Тогда почему вы не явились Бродскому? – поинтересовался Семён. – То-то был чудак, похлеще Моцарта!

– Иося? Он сам ко мне пришел! И я впервые увидел человека, любовь которого совершенно очистилась от жалости к самой себе. Мы долго беседовали. Тогда же и сговорились.

– Кто вы?

– Э-э, об этом потом как-нибудь. Ну что, по рукам?

– По рукам!

Когда утихли восторженные вибрации восклицательного знака, Семён ощутил внутренний холодок, скользнувший вслед принятому решению от правого плеча к пальцам ладони. Незнакомец исчез, исчезли и все пачки рукописей с антресоли шкафа.

«Может, оно и к лучшему», – подумал Семён.

На пустом столе лежала вызывающе толстая пачка ассигнаций. Он дотронулся до верхней купюры. Приятное скольжение человеческой кожи по лощеной поверхности новенького денежного знака заставило его призадуматься.

«И что же теперь, – спросил он сам себя, – выходит, я продан?..»

Сочинитель прогнал неприятную мысль, сел за стол и попытался что-то писать. Но на первой же букве вечное перо скользнуло между пальцами, издало жалобный писк и разломилось надвое.

«Ре-еквием!» – ворвался в комнату крик потревоженной птицы. Пламя свечи метнулось и погасло. К потолку от фитиля потянулся, приплясывая на сквозняке, сизый дымок.

Семён встал, подошел к окну и посмотрел во двор. На сухой ветке единственного нераспустившегося дерева сидел огромный черный ворон и коричневым клювом чистил крыло, хмуро поглядывая по сторонам.

Сон рыбы flash fiction

И снится Дарвину сон.

Он, большая, начиненная остриями рыба, просыпается среди зарослей гигантского камыша и медленно, шевеля боковыми плавниками, начинает движение с мелководья в зеленую глубину лагуны.

Он долго спал. Его желудок переварил все до последнего катышка от вчерашней охоты. То была охота! Вязкая серебристая гадина ускользала в розовую тину глинистого травертина и одновременно пыталась алмазной пилочкой зубов надкусить Дарвину трахею между передними плавниками. Ему все же удалось обхватить железной пастью чуть ниже головы этого мерзкого угря, сжать челюсти и тем завершить долгую и изнурительную работу. Вкуснятину пришлось караулить несколько лун, пока не наступил благоприятный момент схватки.