Ушли, чтобы остаться

Рваное ухо

Был он ничейным, бродягой. На побережье, в ближайшем поселке не имели понятия, где жил прежде, имел ли хозяина, какой награжден кличкой, как называется его порода. У безлюдных песчаных дюн он появился ранней весной, в некурортный сезон, когда санатории, дома отдыха, турбазы заполнены наполовину, «дикарей» раз-два обчелся. Много часов кряду в тихую погоду, в шторм он лежал на промытом песке или у кромки прибоя, положив голову на вытянутые лапы, и, когда подкатывала очередная волна, слизывал с себя соленые брызги.

С виду был жалок, хотя имел внушительный рост и угрожающий вид. От недоедания бока ввалились, шерсть слежалась, брюхо хранило пятно мазута, одно ухо стояло торчком, второе было рваным, хвост жался, в глазах стоял страх.

Трудно сказать, о чем он думал, глядя не отрываясь на морскую гладь, дыша соленым с привкусом йода воздухом. Вспоминал ли бездумное щенячье детство или все мысли были заняты едой: где раздобыть завалявшуюся кость-мосол, краюху пусть черствого хлеба и поскорее набить пустое брюхо?

Первым бездомного пса увидел Яков. Остановив машину на понравившемся берегу, удивленно произнес:

– Хотел быть Робинзоном, тебе отдать роль Пятницы, пожить на необитаемом участке без цивилизации, а оказалось, будет сосед, местный абориген.

– Ты о ком? – не поняла Надя и вышла из машины.

– Разуй пошире глаза.

При появлении машины и двух людей пес не повел ухом, лишь исподлобья взглянул на незваных и вновь уставился на море.

Щурясь на солнце, Надя увидела собаку.

– Боже, какое чудо! А глаза умные, человечьи! – забыв сбросить босоножки, девушка побежала к псу.

– Он, без сомнения, блохастый, еще, может быть, бешеный, – предостерег Яков, но Надя ничего не слышала, добежала до собаки, погладила по загривку.

– Бедненький, перемазался-то как! Кто ты, замухрышка, и где поранил ухо? В драке, защищая свою территорию, или таким уродился? А может, отрубил хозяин, чтоб стал злее?

Ответов, понятно, не было.

Надя вернулась к автомашине, достала флакон шампуня, флягу с минеральной водой и принялась мыть собаку. Когда мыльная пена попала псу в глаза, он не вырвался, не зарычал, а доверчиво покосился на развеселившуюся девушку.

– Умница! – Надя смыла с собаки пену, стала расчесывать.

– Может, полотенце принести, китайское махровое? Им еще никто не утирался, – предложил Яков.

– Обойдемся без полотенца, высохнем сами.

И верно: собака потряслась, раскидала вокруг брызги – часть попала на Якова, отчего тот брезгливо отступил.

– А теперь пора завтракать. Пошли… – Надя запнулась, не зная, как назвать собаку и выпалила: – Рваное Ухо, угроза пиратов!

Пес заинтересованно посмотрел на девушку и завилял хвостом.

– Небось голодный, бедняжка. По глазам вижу, что хочешь есть. Чем угостить?

За пса ответил Яков:

– Все слопает. Между прочим, и я не завтракал – в животе урчит. Еще пяток минут и свалюсь без сил.

– Умирающие от голода не сидят без дела, нарезают хлеб, открывают банку консервов, готовят салат, – ответила Надя.

Рваное Ухо заинтересованно следил, что делали люди, и когда ему бросили кусок колбасы, схватил ее на лету, проглотил, не пережевывая, так же быстро управился с булкой, плавленым сыром. Яков покачал головой.

– Псу всего мало – его не накормить, слопает нас двоих и не подавится.

Надя перебила:

– Собирайся в поселок за свежим мясом.

– У нас еще есть тушенка, лосось в масле.

– Это не для третьего в нашей компании, он предпочитает натуральные продукты. Лично тебе следует воздержаться от мясного, стать вегетарианцем.

– Это зачем?

– Чтоб не обрастать жирком. Если станешь лопать на ночь глядя – вырастет живот, отвиснут щеки.

Яков не стал спорить, выгрузил из машины палатку, надувные матрацы, коробку с походной пластмассовой посудой и укатил в поселок.

Надя подозвала Рваное Ухо:

– Чему обучен?

Пес заурчал, заводил по песку хвостом.

– Айда купаться, – девушка скинула сарафан, побежала к морю, отплыла и позвала: – Ко мне!

Пес не раздумывая ринулся выполнять приказ, грудью рассек воду, заработал лапами. Прилив гнал обратно к берегу, но пес настойчиво греб и достиг Нади, уткнулся в нее кудлатой головой.

– Молодчина! – девушка положила одну, затем другую руку на собаку. – А ты удержишь меня, не дашь пойти ко дну! Поплыли назад!

Рваное Ухо послушно повернул к берегу, плыл рядом с Надей, признав в ней свою хозяйку.

Когда спустя пару часов вернулся с покупками Яков, Надя, захлебываясь словами, стала расхваливать собаку:

– Умнее не встречала! По приказу дает лапу, ложится и встает, подает голос.

Не дожидаясь согласия, продемонстрировала ряд трюков – все приказы пес выполнял без ошибок, с каким-то удовольствием, радуясь, что может услужить девушке.

– Вам обоим в цирке работать, тебе уж точно: и зарплата не чета нищенской аспирантской стипендии, и слава, – посоветовал Яков и занялся установкой палатки, надуванием матрацев.

– А и правда: вернемся и уйду с кафедры, подамся в цирк! – смеялась и играла с собакой Надя. – Надоело писать диссертацию. В цирке настоящее творчество. Дирижер взмахнет палочкой, оркестр заиграет марш, и я выйду на арену с Рваным Ухом в роскошном платье! Разучу трюки, и продемонстрируем чудеса дрессировки!

Так и зажили на прежде безлюдном мысу Яков, Надежда и Рваное Ухо, собака прежде ничейная, а отныне нашедшая хозяев.

На следующий день все вокруг для двоих стало привычным, будто родились в этом лукоморье, где несмолкаем шум прибоя, нет городских забот. По утрам и вечерами, когда спадала жара, резвились в море, если ссорились, то лишь по мелочам – ссоры походили на семейные перебранки, хотя двое еще не были супругами, регистрацию брака запланировали на осень.

Рваное Ухо ни на шаг не отходил от Нади, не сводил с нее чуть влажного взгляда, ожидая приказа, чтобы тотчас выполнить. Псу казалось, что знает девушку и ее спутника давным-давно, еще со щенячьего возраста, именно они выкормили его, благодаря им он простился с голодом, который рождал в теле противную слабость.

Как-то в закат, сидя у кромки прибоя, Яков спросил:

– Что собираешься делать со своей собакой? Не брать же с собой? В твое общежитие не пустит комендант, ко мне нельзя из-за аллергии мамы к шерсти.