Ускользающая темнота
Шрифт:
– Ща, Маш, организуем.
Надо же, просто Маша. Никакая тебе не Виола, не Магдалена. На худой конец – Анжелика. Маша запросто села за стол, налила чаю. Волосы у нее были влажные.
– Может, фен дать?
– Ага. Только чайку попью. А бутербродика нет?
– Фен в ванной на полке возьми. Сейчас сделаю что-нибудь. Новогодний салат будешь?
– Да. – Предсказательница за обе щеки стала уплетать банальный оливье.
Катю посетило чувство, будто и не было никаких предсказаний. Что все это Ленкин глупый розыгрыш. Но откуда тогда она знает про ребенка, про Сергея? Нет, все это Ленкины шутки, и довольно злые. Надо будет с ней поговорить еще раз. А Маша просто талантливая артистка.
Все это время Джонни оставался в коридоре. Спал или
Какие еще древние инстинкты? Что за бред? Катя злилась. Ну не понравилась она ему – и все тут. Хотя удивительно: как только Маша ушла и подруги заняли свои места на кухне, прибежал Джонни и пристроился у ног хозяйки.
– Лен, ну скажи, что ты пошутила.
– Ты дура, что ли? Вот заело пластинку. А давай по шампусику.
– Давай, – вздохнула Катя. – Все равно от тебя ничего не добьешься. Так что она тебе нагадала?
Катя появилась дома только четвертого числа. Лена никак ее не отпускала. То гости, то кино по видику, «уже поздно, куда ты поедешь в такую темень» и всякое такое. Кате было хорошо. И подруга правильно решила, что нечего ей делать одной дома. На Катин рассказ о праздновании Нового года в компании мамы и Стаса Лена сказала: «Наплюй и разотри. Подумаешь, какие мы нежные. Пьяных женщин не видели. Да если хочешь знать, у него мамаша тоже приложиться любит. Он с родаками и не живет, кажется». Катя хотела расспросить подробнее, но Лена ответила, что это ей насплетничала Светка, а Светкина мама дружит с какой-то теткой, которая общается с мамашей... и т.д. и т.п. В общем, за что купила, за то и продала.
Комната страха
И как сработала уловка! Как легко эта дуреха попалась на нее! Пошла, как тупая послушная овца. И теперь остается только правящей рукой (ха-ха-ха) свершить над ней свою власть. Но какая капризная! Я собью с нее эту спесь. Она будет жрать и пить мое варево всю свою короткую оставшуюся жизнь. Пусть попробует отказаться. Какое наслаждение мучить ее. Но сначала... Очередной приступ кашля... Дотянуться до столика с лекарствами, брызнуть большую порцию из баллончика с распылителем, отдышаться... Кровавая мокрота, какая ерунда! Ничего, меня еще хватит ровно настолько, насколько нужно. Да... О чем я? Сначала... сначала она будет писать своему тупому муженьку письмо. О том, какой он урод. Как она изменяла ему. Тьфу, дешевка... Пусть он знает, что такую шлюху любить нельзя. Ей еще повезло... нет, она просто должна быть счастлива, что закончит свою жизнь так, как этого хочу я, а не где-нибудь в публичном доме...
Свадьба
Москва. 1946 год
В доме вовсю готовились к свадьбе.
Девочка вышла из комнаты и увидела какую-то незнакомую женщину, моющую окно. Она стояла на подоконнике и деловито возила мокрой тряпкой по окнам, в стороны летели мелкие брызги.
– Очухалась! – кинула она Зое, как старой знакомой, и продолжила свою работу. Бархатные портьеры лежали большой грудой на полу, и в солнечном свете, хлынувшем сразу из всех окон, над ними плясали пылинки. И тут Зоя все вспомнила. Ведь отец женится на этой ужасной Наташе! И он не передумал. С чего бы затеяли такую уборку.
– А вы кто?
– Лиза я, – будто бы немного обидевшись, что кто-то может ее не знать, ответила незнакомка.
Зоя прошла на кухню. Полина стояла у плиты, помешивая суп в большой кастрюле, и бормотала себе под нос. Заметила вошедшую воспитанницу, замолчала и сложила руки на животе, грустными глазами глядя на свою Зоиньку. Та кинулась к няне, обняла ее.
– Полиночка, ну почему вы мне не верите? Наташа – та пьяная женщина, напугавшая меня в беседке, где я пряталась, когда вы меня потеряли.
–
Ангелочек мой ненаглядный, ну мало ли чего привидится в темноте. Я понимаю, тебе не хочется, чтобы папа женился, но он еще молодой мужчина. Ему надо строить свое счастье. Наташа вроде неплохая женщина. И Катя подружка тебе.– Так она и говорила, что доктора себе найдет, – ревела Зоя.
– Эх... – вздыхала няня в ответ. – Бедная моя девочка. Вон, мне тоже привели Лизу какую-то в помощь. Зачем она мне нужна, эта Лиза? Что я, сама не справлюсь? Это они дают мне понять, что старая я стала. Не нужна никому.
– Что ты, Полиночка, ты мне нужна. И папе. Вот мы его попросим, и он ее выгонит.
– Как же, выгонит. Это Натальи Владимировны тетка. А он теперь только ее и слушает. Да ладно, что уж там. Суп, вон, выкипает. – И она опять повернулась к плите.
Зоя поняла, что никто ей не поверит. Она сделала еще пару попыток поговорить с отцом, но толку из этого не вышло. Владимир Михайлович считал все ее рассказы простым капризом и обидой за маму. Зоя ничего не могла поделать. Она все больше уходила в себя. Разговаривала только с куклами, особенно с Надей. Часами просиживала в папиной мастерской, которую он совершенно забросил, и в школе старалась ни с кем не общаться, особенно с Катей, которая вела себя еще надменнее, чем раньше, но пока никому ничего не говорила. И к Зое тоже не подходила. А Паша вообще пропал. Зоя не хотела спрашивать про него. Она очень страдала, сны перестали ей сниться. Ее мучила бессонница, и когда она под утро засыпала, то проваливалась в черную дыру, где была только пустота. Зоя решила смириться.
Настал день свадьбы. Отец пришел к ней утром.
– Зоя, я хочу тебе еще раз сказать, что всегда буду любить только твою маму. Но жизнь не стоит на месте. Мне нужна жена, а тебе подруга. Наташа хорошая женщина. Ты к ней привыкнешь.
– Папочка, пойми, я не против того, чтобы ты женился, – сделала она свою последнюю попытку. – Я против именно этой свадьбы. Это та женщина, которая...
– Так, дочка, ты уже взрослая девочка, – прервал ее отец. – И я надеюсь, что твои капризы скоро закончатся. – Он поцеловал ее в лоб и встал, показывая, что разговору конец. – В загс с нами можешь не ехать, но вечером будь любезна выйти к гостям в нормальном настроении. Будет узкий круг: мы, Наташин брат и пара коллег с работы. После свадьбы Наталья Владимировна и Катя переедут к нам. Я так решил. – И он вышел из комнаты.
Отец никогда, никогда не общался с ней в таком тоне. Оказывается, он может быть жестким и властным. Наверное, он на работе такой. Зоя даже не могла плакать, и мысли ее были спокойны и рациональны. Ее состояние напоминало то ли легкое помешательство, то ли чувства сами себя защищали от боли, притупляясь под руководством мудрого организма.
Она встала и пошла умываться, причесываться, одеваться. В квартире толпились незнакомые люди, что-то двигали, вносили, выносили. Всеми ловко заправляла Лиза. Полина готовила на кухне. Все было завалено продуктами – и откуда их столько взялось? На плите дымились кастрюли и сковородки. Противни, уложенные еще сырыми пирожками, были покрыты полотенцами. Няня стояла к ней спиной, и Зоя тихонько вышла. Говорить не хотелось. Она снова прошла мимо незнакомых людей, Лизы, которые совсем не замечали ее присутствия, и вернулась к себе в комнату.
Надо готовиться. Вечером свадьба. Хорошо, папочка, я сделаю все, как ты скажешь. Буду красивая и довольная. И пошла в комнату отца.
Со смерти мамы она очень редко здесь появлялась. На туалетном столике пока еще стоял мамин портрет с черной ленточкой наискосок. Она улыбалась на нем, как при жизни. Зоя открыла шкаф, полазила в ящичках столика, осмотрела полки. Большая коробка, которую она искала, лежала в комоде под маминой шалью. Она взяла ее и вернулась к себе.
Косметика, успевшая испортиться за столько лет, издавала странный, неприятный запах. Зоя поплевала на тушь. Повозила по ней засохшей кисточкой – мажет. Помада тоже оставила свой след на ладошке, румяна – на указательном пальце.