Ускользающие тени

На эту убедительную, произнесенную с надлежащей ноткой пафоса речь трудно было возразить, и Сидония едва сдержала нарастающее чувство собственной вины.

– В то время мы оба были слишком молоды. В действительности это была наша общая вина…

– Нет, только моя, – перебил Найджел дрогнувшим голосом. – Я ударил тебя – это непростительный поступок. Я вел себя как грубое животное, настоящий ублюдок, и ты была совершенно права, расставшись со мной. – Он тяжело вздохнул. – Сидония, скажи мне только, что ты прощаешь мне эту возмутительную выходку, и мы расстанемся навсегда.

«Что за напыщенный тип! – думала Сидония. – Каждое произнесенное им слово звучит как политическая речь: „Простите меня, леди от партии тори, за то, что я позволил себе критиковать вашу речь“.

– Ну?

– Что «ну»?

– Я прощен?

«Мне позволено будет умереть, не испытывая угрызений совести?» – непочтительно домыслила его слова Сидония.

Постаравшись придать своему лицу строгое выражение, она сказала:

– Это случилось уже давно. Разве можно не простить давние проступки?

– Но ты меня простила?

– Конечно. А теперь не пора ли тебе вернуться в свою комнату?

– Да, уже пора, – проникновенным голосом ответил Найджел и тяжело встал.

Сидония смотрела на него, желая избавиться от привычки уходить в собственные мысли и научиться вовремя анализировать ситуацию. Каким жирным он стал, думала она, непривлекательный, обрюзгший тип.

– Ну, тогда доброй ночи, – вздохнул он и подошел поцеловать ее в щеку.

Впоследствии Сидония считала своей главной ошибкой то, что она попыталась уклониться, потому что, уловив это движение, Найджел безжалостно прижал ее к себе, обхватив так, что она испытала одновременно чувство отвращения и стыда.

– Я еще люблю тебя, – прохрипел он ей в лицо.

Она уперлась ладонями ему в грудь:

– Повторение московской репетиции! Для нас двоих лучше расстаться раз и навсегда, слышишь?

Вместо ответа Найджел склонился и прижался к ней губами в долгом сосущем поцелуе, от которого Сидония передернулась всем телом.

– Я всегда готов для тебя, – пробормотал он и одной рукой начал нашаривать пуговицы своего халата.

– Убирайся! – изо всех сил закричала Сидония. – Убирайся ко всем чертям! Мы разведены, у тебя нет на меня никаких прав!

Но было уже слишком поздно: Найджел опрокинул ее на кровать и поднял вверх подол ночной рубашки. Сидония почувствовала прикосновение его липкого пениса к своим бедрам.

– Если ты посмеешь, – прошипела она таким злобным голосом, какого не ожидала услышать от самой себя, – если ты, только посмеешь изнасиловать меня, я затаскаю тебя по всем судам страны. Не думай, что я побоюсь. Я погублю тебя, чертов недоносок.

Но Найджел не обратил внимания на ее слова, тщетно и яростно пытаясь овладеть ею.

В голове Сидонии пронеслась вычитанная где-то фраза о том, что чем больше сопротивляется жертва, тем яростнее становится насильник. Значит, в ее положении главное – не оказывать сопротивления, особенно помня о том, что он способен ударить ее. Но ей не потребовалось тревожиться: сопя и фыркая, Найджел возобновил попытку и тут же кончил.

Сарказм стал новым и мощным оружием Сидонии.

– Тяжкая работа, верно? – насмешливо спросила она, отталкивая его обмякшее тело. – Знаешь, мне не очень-то хочется слушать всю ночь твои хрипы. Пока.

Вытащив ключ из кармана халата Найджела и направившись по коридору к его комнате, она чувствовала, что только что испытанное грубое насилие вызывает в ней жгучие, как капли крови, слезы. Но уже в ясном свете наступающего дня Сидония хорошо поняла, что у нее действительно не было другого выхода. Кроме того, попытка насилия со стороны ее мужа кончилась скорее смешно и плачевно для него самого.

Однако мысль о том, что ей нечем отомстить, вызывала приступы тошноты. В момент дикой злобы она вытащила из шкафа его респектабельные серые костюмы и шелковые галстуки на балкон и привязала их к перилам, где они закачались на утреннем ветру, подобно повешенным преступникам.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

Она подозревала, что с ней творится что-то неладное. Сара понимала это, осознавала, что в своей безумной жажде любви она позволила себе увлечься не чем иным, как сомнительными связями и недостойными поступками. Тем не менее она не могла себя сдержать, хотя временами чувствовала себя подобно римской императрице давних времен, устраивающей разнузданные оргии. Но, что еще хуже, она наслаждалась этим с тех пор, как вкусила сладости запретного плода. Леди Сара Банбери стала бессердечной, как блудница, как дешевая потаскуха, но оправдывала свои развратные действия поиском того единственного мужчины, любовника, с которым она хотела бы провести оставшуюся жизнь.

Падение и пренебрежение прежде твердыми принципами началось с ее связи с Карлайлом, которая обещала быть краткой, несмотря на то что Сара посвятила своего поклонника в искусство любви. Сэр Чарльз еще не вернулся из Бата, сообщив, что на этот раз его одолело желудочное недомогание. Располагая средствами, добытыми удачными победами своих лошадей в Ньюмаркете, он решил подкрепить силы на водах Спа во Франции, тем более что врач настоятельно рекомендовал ему повторить курс лечения.

Летом 1767 года любовники расстались, и Сара снабдила Карлайла необходимыми наставлениями относительно переписки: письма к ней следовало отправлять через их общего друга Джорджа Селвина. Опечаленный граф отправился к Чарльзу Джеймсу Фоксу в Италию, а Сара покорно последовала за мужем во Францию, напустив на себя вид преданной жены.

Спа, курортный городок размером не более деревни, обещал быть забавным, беспечным, но скучноватым местом, и Сара восполняла недостаток развлечений самым умеренным из флиртов с известным графом Равинским, восемнадцати летним юнцом, который едва оправлялся от ран, полученных на дуэли из-за его любовницы. Чарльз постепенно возвращался к прежним излюбленным занятиям: азартно поблескивая глазами, приобретя совершенно божественную элегантность, он играл с утра до поздней ночи, давал роскошные завтраки и балы для своих новых друзей.

Но идиллия в конце концов была завершена, и чета Банбери вернулась домой поздно летом, где приняла непосредственное участие в семейных делах. Жена Сте родила первого ребенка, и Сара оказывала ей всяческую поддержку, а сэр Чарльз жаждал переизбрания в парламент.

Затем наступила осень с обычным, кругом удовольствий, Джордж Селвин часто посещал дом в Приви-Гарден и передавал Саре новости от Карлайла, заодно сопровождая ее в театр и оперу, обедая и танцуя с ней в голубой гостиной у Элмака. Сэр Чарльз только посмеивался, видя последнюю проказу своей жены.