Ускользающие тени
Шрифт:
— Пора идти, сэр, — тактично напомнила она. — Ей необходимо отдохнуть. Вы позволите заказать завтрак? Лично я проголодалась.
Чарльз устало кивнул.
— Я присоединюсь к вам. Доброго утра, мадам, — бросил он через плечо жене.
С этими словами мнимый отец новорожденного младенца вышел из комнаты.
Прочитав дневник от корки до корки, Сидония знала, что где-то в будущем ей суждено увидеть беременную Сару в слепящем снегопаде. Однако, читая эту запись, она была искренне расстроена тем, что невольно явилась причиной внезапного падения — ее вид настолько напугал Сару, что у той
День приезда Алексея выдался жарким, но следующий был еще жарче. Поскольку наступило воскресенье, они подольше пробыли в постели, а потом, поднявшись, отправились в сад.
— Сегодня я думаю прозаниматься не больше часа, — решил русский, лениво позевывая. — Чтобы доставить удовольствие твоей соседке я приглашу ее послушать, конечно, если ты не возражаешь.
— Кто-нибудь говорил тебе, — ответила Сидония, одновременно укоризненно покачивая головой и улыбаясь, — что ты склонен к внешним эффектам больше, чем кто-либо, известный Богу или человеку?
— Конечно — ты все время говоришь мне об этом. Вот потому я и влюблен в тебя.
— Тебе не следовало этого говорить. Когда-нибудь кто-нибудь может тебе поверить.
— Но я в самом деле люблю тебя.
— Тогда что ты станешь делать, — предположила Сидония полушутя, — если я попрошу тебя жениться на мне, жить вместе со мной или попробую связать тебя каким-либо обещанием?
— Во всяком случае, я не стану отказываться. Но я еще совсем ребенок…
Сидония звонко расхохоталась.
— …и хочу чего-нибудь достичь в жизни. Вот если ты согласна подождать лет эдак десять, товарищ, тогда я с радостью приму твое предложение.
Она бросила в него подушкой.
— Послушай, ребенок, к тому времени я достигну середины жизни и буду клониться к закату. Именно потому я бы хотела иметь семью прежде, чем окончательно состарюсь.
— Я тоже, но сейчас я еще не готов к этому. — Пребывая в замешательстве и вдруг найдя ловкий ход, Алексей добавил: — Этот твои приятель из Канады твой ровесник, верно?
— На год старше.
— Тогда он то, что тебе нужно. Тебе необходимо выйти за него замуж, несмотря на то, что ты оставишь меня с разбитым сердцем.
— Ты настоящий недоносок, — крикнула она в ответ, запуская в Алексея первым, что попалось под руку.
Она беззаботно смеялась, однако внутренний голос убедительно доказывал ей, что Алексей был, не только слишком молод для нее, но его ждала блестящая карьера. Славянская интуиция помогла ему понять ее внезапную неловкость, и скрипач неожиданно стал нежным и ласковым.
— Сегодня я приглашаю тебя пообедать где-нибудь в самом лучшем месте, — предложил он. — Выбери сама: «Ритц» или «Савой-Гриль»?
— Для бывшего коммуниста у тебя слишком капиталистические замашки.
— Вот потому-то я и «бывший» — пошутил Алексей, и его реплика осталась без ответа.
Они решили пойти куда-нибудь в менее известное место и выбрали ресторан в Найтсбридже, который нравился Сидонии. Вечер получился бы великолепным, если бы Найджел, у которого, как предположила Сидония, начался очередной рецидив, не вздумал позвонить. Алексей
поднял трубку прежде, чем Сидония успела перехватить ее, отчаянно желая, чтобы звонил не Финнан. Но, к ее облегчению, Алексей заговорил:— Привет. Мисс Сидонию Брукс? Да, она здесь. Я? Ну, я ее друг, — последовала пауза. — Я сказал «друг», а не «любовник». А вам-то что за дело? Прекратите орать. Теперь я понял: вы — толстяк Белтрам, который носит длинные белые трусы. Если да, то оставьте мисс Брукс в покое или я из вас обещаю сделать отбивную.
— Подожди, дай мне! — потребовала Сидония. — Найджел? Предупреждаю, если ты не перестанешь сюда звонить, я буду вынуждена сменить номер. Оставь меня в покое раз и навсегда!
— Что стряслось с этим ублюдком? — поинтересовался Алексей, когда Сидония отшвырнула трубку и отключила телефон.
— Похоже, у него развивается алкоголизм. Последнее время каждый раз, когда мы говорим, у него заплетается язык.
— Дало назвала бы это состояние «подпитием».
— Пожалуй.
— Вероятно, нам следует их познакомить, — на полном серьезе продолжал Алексей, а затем его голос изменился: — Неужели тебя с ним что-то до сих пор связывает? Нельзя же позволять ему постоянно раздражать тебя.
— Думаю, я могла бы подать на него в суд.
— Обязательно сделай это, Сидония. Мне неприятно знать, что, когда ты останешься одна, этот лунатик будет бродить вокруг.
— Обещаю тебе, я что-нибудь предприму, если это повторится. А теперь давай забудем о нем, иначе пропадет весь вечер.
Несмотря на то, что они веселились от души, звонок Найджела оставил неприятный осадок, и Сидония была рада в конце концов направиться домой, внезапно почувствовав усталость и необъяснимое недомогание.
Это был один из бесконечно длинных летних вечеров, и, когда они вернулись в Филимор-Гарденс, небо едва начинало темнеть. По внезапному наитию Сидония решила пройти к особняку по аллее Холленд и войти в квартиру через калитку в садовой стене, поэтому, взяв Алексея под руку, она потащила его прочь с Кенсингтон-Хайстрит. Издалека уже виднелись огни театра, молодежного отеля и неопределенная громада разрушенного особняка. А потом неожиданно случилось странное событие: воздух стал ледяным, по аллее Холленд внезапно пронесся быстрый и резкий порыв холодного ветра.
— Брр, — поежился Алексей, — почти как в Москве.
Но его голос прозвучал отдаленно и неясно, перед глазами Сидонии предметы стали расплываться, как будто при анестезии. Ей казалось, что она входит в белый туннель и видит в его дальнем конце женскую фигурку, стоящую среди вихря снеговых хлопьев в темном парке. Женщина невидящими глазами всматривалась в сторону Сидонии.
— Сара! — закричала Сидония, не желая пугать беременную женщину.
— Кто это? — донесся ответ из другого века.
— Сара, Сара! — вновь вскрикнула Сидония, но тут же поняла, что она наделала больше вреда, чем пользы, как того и следовало ожидать. Послышался вопль, подобный воплю агонизирующего животного, и женщина, нелепо выпростав руку, повалилась на заваленную снегом землю. Стенки туннеля сомкнулись, и Сидонию окружила тьма, в которой единственно узнаваемым было присутствие Алексея — его запах говорил Сидонии, что скрипач должен быть где-то рядом.
— Боже! — крикнула она и бросилась к нему.
В свете внезапно вспыхнувших фонарей она заметила, каким белым стало его лицо.