Ускользающие тени

— Что тебе надо?

— Увидеть тебя. По счастливой случайности сейчас я в Бате, и, думаю, мы могли бы неплохо провести время вдвоем.

— Ну, знаешь!.. Кажется, я совершенно ясно дала понять, что наши отношения завершились, — раздраженно воскликнула она. — Наши пути разошлись. Нам больше нечего сказать друг другу.

— Я пытался оказать тебе поддержку, — печально произнес Найджел. — Купил билет на твой концерт. Знаешь, я так горжусь тобой.

— Это очень любезно с твоей стороны, но ничего не меняет. Даже если когда-то мы были женаты, теперь давно в разводе. Тебе пора бы научиться развлекаться без меня.

— Пожалуйста, дорогая! — попросил Найджел. — Позволь только провести с тобой этот вечер, и больше я не буду беспокоить тебя.

Такому эмоциональному шантажу надо было оказать максимально возможное сопротивление — Сидония хорошо понимала это. Ей следовало попросить бывшего супруга оставить ее в покое раз и навсегда, а потом повесить трубку. Но предосудительный приступ слабости не позволил ей сделать это.

— Уже поздно, мне пора спать. Увидимся за кофе завтра утром, — неохотно согласилась она.

Найджел помолчал, как будто обдумывая, стоит ли настаивать, и наконец сказал:

— Я буду ждать нашей встречи. Встречу тебя в фойе в одиннадцать.

— Откуда ты узнал, где я остановилась? — подозрительно воскликнула Сидония.

— Потому что я живу в том же отеле и видел твое имя в журнале. Я останусь в Бате на уик-энд.

«О Боже!» — простонала она про себя и повесила трубку.

Она быстро заснула и во сне вновь отправилась бродить по улицам Бата — таким, какими они были в давние времена. Сидония видела, как люди входили в здание водолечебницы. Направившись вслед за ними, она, увидела, как от поверхности источника вздымается пар, а женщины и мужчины принимают ванны вместе, погружаясь в воду почти полностью в смешных купальных костюмах. Женщины были облачены в просторные холщовые рубашки, забавные чепчики и держали перед собой подносы с обязательными табакеркой и пудреницей. На мужчинах были кальсоны, по фасону напоминающие современные бриджи, и холщовые жилеты, которые, подобно одежде женщин, приобретали желтоватый оттенок в горячей, насыщенной серой воде. Обратив внимание на женщину, которой помогали выйти, Сидония поняла, что это Сара. Следуя за ней, как призрак, Сидония видела, как женщину раздели, закутали во фланелевую рубашку и повели назад в гостиницу. Пробираясь через толпу, Сидония вместе с Сарой добралась до гостиницы под названием «Плюмаж».

Сидония оставалась невидимой — она знала это, поскольку ей удалось беспрепятственно проникнуть в комнату Сары — и теперь застыла, наблюдая, как миледи укладывают в постель. Как только горничная вышла, в дверь осторожно постучали, она приоткрылась, и Сидония увидела миловидного юношу в длинном халате. Пораженная, но заинтересованная, она смотрела, как юноша улегся рядом с Сарой. Обе ночные рубашки полетели на пол, и движения парочки не вызывали сомнений в том, чем она занимается.

«И это под самым носом своего супруга!» — думала Сидония, смешиваясь с толпой напудренных и разодетых людей и спускаясь в зал, где стоял ровный гул, напоминающий жужжание пчел над лугом. Тени давнего прошлого поглощали кекс с маслом, собирались принимать ванну, слушали музыку, смеялись, флиртовали, играли в карты.

Изысканные развлечения второй половины восемнадцатого века настолько захватили Сидонию, что она пожалела о своем необычно раннем пробуждении — часы показывали только четыре часа утра. В ее собственном мире все происходило не так мирно. Осторожно, но настойчиво кто-то стучал в дверь ее номера.

— Кто там? — спросила Сидония, но ей никто не ответил.

Еще находясь под впечатлением сна, музыкантша почувствовала легкое головокружение и спустила ноги с кровати.

— Кто там? — вновь спросила она.

— Найджел, — донесся голос из-за двери. — Я могу войти на минуту?

— Нет. Прошу тебя, уходи. Разве ты не знаешь, который теперь час?

— Мне все равно. Мне очень плохо, жутко болит голова, и я только хотел узнать, нет ли у тебя болеутоляющего.

— Нет. Иди и попроси у ночного портье.

— Я уже пытался разыскать его, но никого не нашел. Прошу тебя, помоги мне, Сидония. Эта боль меня убивает.

Преодолевая раздражение, его бывшая жена открыла дверь и увидела, что Найджел тяжело прислонился к стене, его лицо покрыл обильный пот и мертвенная бледность. Несмотря на все это Сидония заподозрила какую-то хитрость, план затащить ее в постель, и решила, что свет еще не видывал столь талантливого актера, как Найджел Белтрам.

— Входи, — пригласила она.

Ее бывший муж тяжело втащился в комнату и со стоном повалился в постель. Томным жестом приложив руку ко лбу, он хрипло сказал:

— Я очень болен!

— Ты выпил? — подозрительно осведомилась Сидония.

— Нет, что ты!

Но перегар виски из его рта уже рассказал Сидонии обо всем.

— Думаю, тебе лучше немедленно уйти. Ты пьян, и тут уж я ничем не могу тебе помочь.

Он открыл глаза.

— Почему ты всегда так дьявольски жестока? Скажи честно, что я тебе сделал? Единственное мое преступление — слишком сильная любовь к тебе. Потому я и просил тебя оставить карьеру и стать только моей женой. Теперь я понимаю, что поступил как последний из динозавров, но успел, как следует все обдумать, поверь мне.

На эту убедительную, произнесенную с надлежащей ноткой пафоса речь трудно было возразить, и Сидония едва сдержала нарастающее чувство собственной вины.

— В то время мы оба были слишком молоды. В действительности это была наша общая вина…

— Нет, только моя, — перебил Найджел дрогнувшим голосом. — Я ударил тебя — это непростительный поступок. Я вел себя как грубое животное, настоящий ублюдок, и ты была совершенно права, расставшись со мной. — Он тяжело вздохнул. — Сидония, скажи мне только, что ты прощаешь мне эту возмутительную выходку, и мы расстанемся навсегда.

«Что за напыщенный тип! — думала Сидония. — Каждое произнесенное им слово звучит как политическая речь: „Простите меня, леди от партии тори, за то, что я позволил себе критиковать вашу речь“.

— Ну?

— Что «ну»?

— Я прощен?

«Мне позволено будет умереть, не испытывая угрызений совести?» — непочтительно домыслила его слова Сидония.

Постаравшись придать своему лицу строгое выражение, она сказала:

— Это случилось уже давно. Разве можно не простить давние проступки?

— Но ты меня простила?

— Конечно. А теперь не пора ли тебе вернуться в свою комнату?

— Да, уже пора, — проникновенным голосом ответил Найджел и тяжело встал.

Сидония смотрела на него, желая избавиться от привычки уходить в собственные мысли и научиться вовремя анализировать ситуацию. Каким жирным он стал, думала она, непривлекательный, обрюзгший тип.

— Ну, тогда доброй ночи, — вздохнул он и подошел поцеловать ее в щеку.

Впоследствии Сидония считала своей главной ошибкой то, что она попыталась уклониться, потому что, уловив это движение, Найджел безжалостно прижал ее к себе, обхватив так, что она испытала одновременно чувство отвращения и стыда.

— Я еще люблю тебя, — прохрипел он ей в лицо.

Она уперлась ладонями ему в грудь:

— Повторение московской репетиции! Для нас двоих лучше расстаться раз и навсегда, слышишь?

Вместо ответа Найджел склонился и прижался к ней губами в долгом сосущем поцелуе, от которого Сидония передернулась всем телом.

— Я всегда готов для тебя, — пробормотал он и одной рукой начал нашаривать пуговицы своего халата.

— Убирайся! — изо всех сил закричала Сидония. — Убирайся ко всем чертям! Мы разведены, у тебя нет на меня никаких прав!