Услышать тебя...

* * *.

Сергей Волков одним из первых пришел на автобус­ную остановку и теперь с интересом смотрел, как груз­чики заталкивают в багажный вагон громоздкий продол­говатый ящик с черными надписями. Косые лучи осве­щали зеленый вагон, грузчиков и ящик. У Сергея мельк­нула мысль: не сфотографировать ли? Уж очень хорош был бы снимок. Прямо на первую газетную полосу под рубрикой «Для новостроек родины».

Он, возможно, и сделал бы снимок, но тут увидел иду­щую по перрону девушку с каштановыми волосами, в лег­ком бежевом пальто. В одной руке сумочка, в другой — вместительный полиэтиленовый мешок с разноцветными надписями. Позади шел высокий молодой офицер с ко­жаным чемоданом. Девушка остановилась у памятника Ленину и, прищурив глаза, осмотрелась. Офицер, бросив взгляд на приближающийся к составу сменный локомо­тив, поставил на землю чемодан и повернулся к незна­комке.

— Все когда-нибудь кончается, — сказал он. — Вот вы и приехали, а мне еще двенадцать часов тащиться до Риги... Вы когда-нибудь были в Риге?

— Я слышала, очень красивый город, — ответила она мягким приятным голосом.

— Мне нравится Рига. Я там служу.

— А я люблю Москву,— сказала девушка. —Вчера только уехала и уже скучаю.

Лейтенант с сожалением взглянул на круглые вок­зальные часы и вздохнул:

— Через две минуты отправляется...

Он достал из кармана записную книжку, вырвал стра­ничку и быстро что-то написал.

— Кто знает, может быть, занесет вас попутным вет­ром в Ригу...

— Спасибо, — сказала она и небрежно сунула листок в сумку.

Лейтенант переступил с ноги на ногу, скрипнул но­выми черными ботинками. Лицо у него стало напряжен­ным, как у человека, который хочет сказать что-то важ­ное и не решается. Он стоял спиной к поезду и не видел, как вагоны мягко, без шума покатились. Наверное, он все-таки решился сказать, что намеревался, и даже рас­крыл было рот, но тут вмешался Сергей:

— Лейтенант, если вам действительно нравится Ри­га, то советую поторопиться: поезд уже тронулся.

Офицер метнул на него быстрый взгляд и снова уста­вился на девушку. Лицо у него стало растерянное. Что-то пробормотав, он протянул ей руку, но она в этот момент нагнулась за чемоданом; потому что подкатил автобус. Тогда лейтенант — Сергей отдал ему должное — не рас­терялся, щегольски козырнул и даже прищелкнув каб­луками.

— До свиданья, — улыбнулась девушка и отверну­лась, так как нужно было вслед за пассажирами продви­гаться к распахнутой двери автобуса.

Лейтенант припустил к набиравшему скорость поезду. Вскочил на подножку предпоследнего вагона и, перегнув­шись из-за спины проводницы, стал махать рукой, но девушка уже не смотрела в его сторону. Сергей улыб­нулся и помахал вместо нее. Лицо у лейтенанта стало кислым. В следующий момент хвост поезда исчез за при­земистым кирпичным зданием пакгауза.

— Разрешите, я вам помогу? — Сергей взял у приез­жей чемодан и поднялся вслед за ней в автобус.

Сергей вьюном вертелся у высокого зеркала в углу сумрачной комнаты. Проклятый, будто жестяной, ворот­ничок белой нейлоновой рубашки не застегивался. Пуго­вица становилась наискосок, поперек, только не так, как ей полагалось. Застегнув наконец воротничок, нацепил галстук, облачился в свой единственный парадный ко­стюм несколько устаревшего фасона. Засунул в верхний карман пиджака сложенный треугольником чистый пла­ток, но, взглянув на себя в зеркало, поморщился (типич­ное пижонство!) и снова запихал платок в карман брюк.

— Как на свадьбу собираешься, — съехидничала мать.

Она заглянула из кухни в комнату. В руках тарелка и полотенце.

Сергей налил из флакона на ладонь зеленого пахучего одеколона и похлопал себя по свежевыбритым щекам.

— Я сегодня, кажется, встретил свою Прекрасную Незнакомку, — сказал он, моргая: одеколон попал в глаз.— Какие глаза. ..А улыбка! — Сергей растопырил пальцы и уставился на ладонь: — Мозоль натер, пока та­щил ее чемодан до гостиницы...

— И не лень? — сказала мать. — Лучше бы дров с Генкой напилили и накололи.,. Все-таки для дома польза.

— Я ее на танцы пригласил,— продолжал Сергей.— Как ты думаешь, придет?

— Мне-то что за дело до твоих вертихвосток!

— Вертихвостки... — невозмутимо повторил Сер­гей.— Это птицы такие есть, да? Они хвостиком вертят вправо-влево, вверх-вниз... Трясогузки, по-моему?

Мать с трудом сдержала улыбку. Вытирая и без того сухую чистую тарелку, ворчливо спросила:

— Ночевать-то придешь?

— Можно подумать, что я дома не ночую! — возму­тился Сергей.

— Думаешь, я не слышу, как ты каждый день под утро потихоньку дверь открываешь?

— Ладно, теперь с песнями буду возвращаться,— рассмеялся он. — Какая твоя любимая? Кажется, «По­люшко-поле». ..

— Ты вспыхиваешь, как порох, — сказала мать.— В любую драку можешь ввязаться, а я лежи всю ночь, не смыкая глаз, и думай, думай...

— А ты не думай, мать, — посоветовал Сергей. — Спи. С улицы влетел в комнату Генка. Раскрасневшийся, с разноцветным чубом. Такого удивительного чуба, как у братишки, Сергей ни у кого не встречал. На правой стороне головы волосы росли у Генки гуще и гораздо быстрее. По краям темные, а к центру все светлее, пре­вращаясь в белую кисточку.

Увидев брата, Генка обрадовался, но чувства свои бурно выражать не стал, хотя темно-синие глаза его так и засияли.

— Как же я тебя прозевал?! — воскликнул он.— С утра на дороге караулил... Мотоцикл почистил...

— Заводил? — напустив на себя суровость, спросил Сергей.

— По тропинке вдоль огородов разок прокатился... На улицу не выезжал. Честное слово! Спроси у Ва­лерки.

Валерки не было дома, поэтому спрашивать было не у кого. И потом, младший все равно Генку не выдаст. Наверное, и его прокатил... Надо замыкать на замок. Выскочит когда-нибудь, чертенок, на улицу и врежется в машину. На свою голову научил его ездить на «ИЖе».

— Завтра, будет время, на озеро прокатимся, — ска­зал Сергей.

— Ура! — гаркнул Генка, Ему хотелось обхватить брата за шею, прижаться к его щеке. В семье Волковых телячьих нежностей не признавали. Целовались только, когда кто-нибудь при­езжал домой после длительной разлуки. Хорошо это или плохо, но все Волковы в проявлении своих чувств были весьма сдержанны. Так было принято у родителей, так поступали и дети. Даже всеобщий любимец, кудрявый семилетний Валерка, никогда ни к кому не лез цело­ваться.

Сергей достал книгу, полистал и вытащил пятиде­сятирублевую бумажку. Подумал и взял еще одну. За­хлопнул внушительный, в синей обложке, том и аккурат­но поставил на этажерку. Мать, наблюдавшая за ним, ничего не сказала, лишь губы поджала: только подумать! Сто рублей на один вечер! Сергей зарабатывал в редак­ции прилично и матери отдавал почти все зарплату, в этом смысле грех на него жаловаться, но, загуляв с друзьями-приятелями, мог изрядную сумму выкинуть на ветер.

— Я пошел, — сказал Сергей, впрочем ни к кому не обращаясь. Его раздражало столь пристальное внимание матери к его особе. Как будто не в театр идет отдохнуть, а собрался на какое-то темное дело.