Усмешки Клио

Но штаб и Паулюс, ставший фельдмаршалом, теоретически, могли ускользнуть. И в Ставке очень опасались Паулюса упустить. И в самом деле, фельдмаршала в плен взять почетно, это не фельдфебеля повязать, не в каждой войне такое случается.

И полетели к Роккосовскому, в штаб Донского фронта, добивавшего окруженную группировку, одна за другой шифрованные радиограммы из Ставки. Например, такая: по сведениям агентурной разведки, в лесистом овраге возле учебного аэродрома спрятаны три самолета «Хенкель», приготовленных для эвакуации Паулюса со штабом. Уничтожить, воспрепятствовать, не допустить.

Не верю. Не верю, что под бомбами и снарядами в осажденном Сталинграде сидел при штабе Паулюса какой-то наш Штирлиц. И в то, что где-то рядом, в руинах, пряталась с передатчиком радистка Кэт, стучавшая шифровки в Москву, тоже не верю. Гораздо вероятней, что рождались эти «агентурные сведения» в высоких московских кабинетах. Мучилась над довоенной картой города и морщили лбы: а вот как еще мог бы сбежать Паулюс?

Авиаразведка докладывает Роккосовскому: никаких «Хенкелей» в том овраге нет и быть не может, перепаханы и он, и аэродром бомбами и снарядами основательно, от леса одни воспоминания остались... Так-то оно так, но если командующий фронтом на директиву не отреагирует, а Паулюс умудрится как-то ускользнуть, то мало Роккосовскому не покажется... И бомбардировщики летят вываливать многие тонны бомб на этот, собственно, никому не нужный овраг.

А тут Ставку новая мысль посещает: по сведениям агентурной разведки, готовится выход Паулюса со штабом из города по сетям городской канализации. Уничтожить, воспрепятствовать, не допустить.

И вот уже срочно снимаются с передовой лучшие разведчики фронта – искать засыпанные входы в канализацию и ловить в ней Паулюса…

Москва не унимается: по сведениям агентурной разведки, будь она неладна, самолет Паулюса взлетит с городского стадиона. Летчики уже и результаты фотосъемки командующему показывают – не годится ни один из сталинградских стадионов для такого дела, все воронками изрыты, обломками засыпаны. Но Москве видней – полетели, проутюжили еще раз бомбами...

Кольцо сжималось все туже, бои шли в центре города, позиции остатков 6-й армии оказались рассечены на части. Немцы мало-помалу начали сдаваться в плен, в том числе и начальство. Но Паулюс, как на грех, все не попадался. И тут новая шифровка Ставки: по сведениям агентурной разведки (от этого словосочитания Роккосовский впадал уже в холодное бешенство) фельдмаршал Паулюс покинул Сталинград и прибыл в Германию. При чем тут разведка?.. Понимать надо было однозначно: а не забыл ли товарищ командующий, откуда он на войну попал? Если Паулюс упущен, то напомнят об этом товарищу быстренько.

Роккосовский, хорошо помнивший, что попал он на фронт чуть ли не прямиком с тюремных нар, стал гонять подчиненных с удвоенной силой. Подчиненные рыли землю. В прямом смысле – Паулюс мог оказаться в любом из засыпанных прямым попаданием подвалов.

А тут как раз поймали немецкого генерала, командира одной из окруженных дивизий. Не фельдмаршал, конечно, но тоже дичь немелкая. До сих пор Красной Армии немецкие генералы еще не попадались. Роккосовский тут же требует немедленно пленника доставить на допрос в штаб фронта. Мысль одна – узнать, что с Паулюсом, неужели все-таки выскользнул, гадюка?

Собралось все верхушка руководства Донского фронта: сам командующий, его замы, начштаба, командующие авиацией и артиллерией фронта, член Военного Совета – всего человек пятнадцать расселось по углам в просторной комнате – посмотреть на первого пойманного генерала. Вводят автоматчики штабной охраны пленного. Роккосовский охрану отсылает и сразу о главном:

– Где Паулюс?

– Как где? В своем штабе.

– Какой давности сведения?

– Вчера виделись, сегодня по телефону разговаривали.

Ну, тут у будущего маршала и министра обороны (Польской, правда, Народной Республики) отлегло от сердца. Опять, выходит, наврала «агентурная разведка». А остальные тем временем генерала рассматривают. И надо сказать, он их как-то разочаровывает. Не такой из себя какой-то, каким положено быть немецкому генералу. Где стек, где монокль? Ну ладно, их и потерять в бою недолго, но где же аристократическая лощеность, веками вырабатывавшаяся у прусской военной касты? Манеры генеральские где?

Нету ничего. Ни лощености, ни манер. Сидит перед собравшимися здоровенный небритый мужик в измазанной шинели; простонародная физиономия баварского крестьянина вполне гармонирует с могучими кистями рук; да и погоны на шинели не генеральские, полковничьи. Про них его и спросили. Пленный отвечает, что произведен фюрером в генералы на этой неделе, а погонов под рукой генеральских не оказалось, да и не до них было, три дня с передовой не вылезал...

Видно сразу – боевой фронтовик, не каратель и не штабная крыса. А начальнику штаба фронта Малинину он чем-то не понравился. Начальник штаба, по мемуарам коллег, отличался солдатской прямотой, а проще говоря – грубостью. Подсел поближе к столу, за которым Роккосовский пленного допрашивал:

– А не врешь ли ты, часом, оберст? Ну-ка, чем докажешь, что действительно генерал-майор?

– Сейчас докажу...

И генерал-фронтовик расстегивает шинель и извлекает из внутреннего кармана пистолет системы «Вальтер». Аргумент, конечно, весомый и убедительный. Тем более убедительный, что наши собравшиеся генералы безоружны, а охрана за дверью.

Малинин уже не вспоминает о своих подозрениях. Он уже готов пленного признать генерал-майором и, если тот будет настаивать, даже генерал-лейтенантом. А немец выкладывает «Вальтер» на стол против начальника штаба и достает из другого кармана второй пистолет, уже «Парабеллум». Этот размерами побольше «Вальтера», и, соответственно, как аргумент еще убедительней. А немец кладет и его на стол и снова лезет в карман.

Штаб, затая дыхание, ждет по меньшей мере ручную гранату. Побледневший и проклинающий свою недоверчивость Малинин согласен уже считать экселенца хоть фельдмаршалом, хоть генералиссимусом, хоть рейхсфюрером Гиммлером, хоть покойным императором Вильгельмом II. Но пленный достал не гранату, а телеграмму о присвоении генеральского звания.

Да, интересный моментик... (Причем, несмотря на неправдоподобность ситуации, ни капли авторского вымысла тут нет – случай описан одним из непосредственных участников допроса.) Две обоймы в двух пистолетах – как раз хватило бы на всех присутствующих, Сталинградская битва могла завершиться довольно нелогичным аккордом.

Но немцы никогда нас не победят. Вояки они упорные и грамотные, но больно уж правильные, не хватает им бесшабашной русской удали.

Переведите немцу пословицу «На миру и смерть красна» – ничего не поймет, долго будет переспрашивать. И если в плен они попадали – вели себя, как пленному и полагается. Дисциплинированно. Ни в одном немецком мемуаре не найдете вы ничего, даже близко похожего на лагерные восстания и дерзкие побеги наших ребят: не угоняли они, пленные немцы, самолеты противника; не шли голодные, ночами, сотни километров к линии фронта; не карабкались в незнакомые горы в поисках партизан...

Короче говоря, генерал всего лишь вручил Малинину телеграмму – прочтите и убедитесь. Начштаба читает, медленно возвращаясь к естественному цвету лица. Тем временем штабной полковник-порученец бочком, бочком и к двери – за охраной…

А что командующий фронтом? У Роккосовского жизненная школа та еще и нервы дай бог каждому. Он, не меняясь лицом, спокойно убирает пистолеты в ящик стола и продолжает допрос, как будто вооруженный противник в его штабе дело давно привычное, даже слегка поднадоевшее.