Успенский Тихвинский монастырь и его архимандрит Боголеп накануне и в первые годы Северной войны
Шрифт:
Роман Фомин писал 1 февраля, что новый воевода боярин и генерал-майор князь И. Ю. Трубецкой еще не принялся за дела и поэтому «о ростриге Иосавке и о черницах введенских еще указу им нет, седят скованы в старых местех» 28 , а в письме от 13 февраля добавил: «А рострига и введенские черницы еще в старых местах скованы ж седят, и к правилу рострига ходит скован же» 29 .
Далее Фомин подробно описывает, как Боголеп через своего представителя в Новгороде пытался добиться, чтобы на тихвинскую ярмарку не присылали дворянина Ивана Бестужева, с которым у архимандрита была вражда. Эти подробности раскрывают неформальную практику управления в Новгороде, а также свидетельствуют о милостивом отношении новгородского митрополита Иова к Боголепу.
28
Там же. Д. 85.
29
См.: Приложение. № 3. Сст. 1 об.
Роман Фомин сообщал, что отписка с просьбой архимандрита пришла в Новгород накануне Великого поста, в самое сырное заговенье. Поднести ее митрополиту Роман не смог, потому что в крестовой палате было скопление начального люда: воевода, дворяне, приказные люди, монастырские власти «и вся чину люди в великой тесноте». По обычаю, в знак прощения перед Великим постом митрополит Иов долго потчевал гостей, после чего удалился «к себе в задние кельи».
Р. Фомин с тихвинским иеродьяконом Геннадием сумели ночью через митрополичьего слугу монаха Варлаама передать отписку своего настоятеля владыке, который утром следующего дня вызвал представителей Успенского монастыря к себе «в большую крестовую к правилу». Иов объяснил, что ничего уже сделать не может, посетовав: «…для чево-де архимандрит о том деле пораней не писал и спустя-де время ко мне пишет, а ныне те ль дни, что кому о том скучать и бить челом, и где ково возьмешь, и дворянин с наказом на Тихвину уже отпущен, и у меня-де ему послушная дана». В ответ Р. Фомин показал владыке царскую грамоту, которая позволяла решить дело в пользу монастыря.
Внимательно вычитав грамоту, Иов, «призвав меня, близко под ухо тихонько сказал: грамот-де хороша да ушло ныне время, а слышил-де я, что и в прошлом году такому ж послано, архимандрит ваш отказал и места и пристани ему не дал, мочно-де ныне ему против сей грамоты так же учинить». Подробный пересказ беседы с Иовом Р. Фомин завершил советом митрополита написать письмо Боголепу, но чтоб о нем никто не проведал. Владыка явно поддерживал тихвинского архимандрита, однако наказал сохранить его благосклонность в тайне. Примечательно, что в своих покоевых палатах митрополит Иов опасался говорить то, что думал, и шептал свою волю монастырскому слуге на ухо.
В тот же день Р. Фомин отправился на двор к боярину и генерал-майору князю И. Ю. Трубецкому. Воевода тоже заявил, что дворянин уже отпущен на ярмарку, «дурить-де он дворянин тамо, а нынешняго чинить не смеет, и у нас-де ему наказано, и что-де будет дурить, мочно-де вашим властям на него в том и являть». Впрочем, на будущее воевода велел записать в книгу присланный царский указ, «чтоб впредь таких дворян и стрельцов на тихвинскую ярманку не посылать». Единственное, чего смог добиться Р. Фомин, – о бещания воеводы написать посланному дворянину Ивану Бестужеву «с пригрозными словами, чтоб тамо был поискусней и нападки б и дурна никакова б не чинил» 30 . Владыка Иов хотел защитить подвластные ему монастыри, но в данном случае мог лишь посочувствовать тихвинским властям.
30
См.: Приложение. № 3. Сст. 1–2 об.
По традиции архиереи были ответственны за исполнение государственных налогов и повинностей с подвластных монастырей. В письме от 5 марта 1700 г. Р. Фомин сообщал из Новгорода, что воевода получил царскую грамоту о высылке из Новгородского уезда тысячи каменщиков и кирпичников; с вотчин Успенского Тихвинского монастыря следовало готовить всех наличных в обители каменщиков и кирпичников «в прибавок» к тем 26 мастерам, которые были уже высланы в Таганрог в прошедшем году 31 .
31
Архив СПбИИ РАН. Ф. 132. Оп. 1. Картон 50. Д. 100. Сст. 1.
Одновременно следовало «слуг, которым быть в салдацкой службы, в Новгород приказать выслать со многою прибавкою, потому что старых в службу не принимают». Царский указ предписывал выставлять солдат и с тех дворов, которые были куплены или выменяны после переписных книг 1679 г. Если бы монастыри утаили вновь приобретенные земли, то такие следовало «взять на государя бесповоротно». Р. Фомин умолял «той высылкою не замешкать ни часа, потому что преосвященный митрополит, и юрьевские, и хутынские свои и иных монастырей сряду к отдачи в приказную полату приводят» 32 .
32
Архив СПбИИ РАН. Ф. 132. Оп. 1. Картон 50. Д. 100. Сст. 1–1 об.
Через день Р. Фомин сделал приписку к этому письму, уточнив, что монастырских слуг в солдаты следует высылать «всех и старых, и молодых, и служних детей, и служебников, чтоб было за излишком, а здесь принимают молодых лет по двадцати и менши, и больше дватцети, а старых отставливают.
А корм велено давать денгами на день по алтыну, а буде мало слуг и служебников, брать из бобылей, кои молоды, тех принимают». Далее монастырский стряпчий поведал показательную историю о том, как ставил солдат келарь Хутынского монастыря Венедикт Боратов, который «привел было к смотру всякого возрасту близ трехсот, а выбрано человек из слуг, и служебников, и из бобылей с семьдесят, и тем еще перебор будет, а кои утаены, велено поставить тотчас». По сравнению с прошлыми годами, когда в солдаты набирали без особого разбора, на этот раз воевода принимал лишь каждого четвертого солдата, поскольку «ныне указы стали крутые, переговаривать не дают», – заключил свой рассказ Р. Фомин 33 .33
Там же. Сст. 2–2 об.
Уже 14 марта Роман сообщал о новых хлопотах: по царскому указу велено высылать в Воронеж к 26 марта «кумпанщиков» «для провожжения и отдачи на Таганрог в морской караван караблей». По словам стряпчего, он скрывался «от той напасти, избегая и ухараниваяся от присланных приставов по два дни» 34 .
В письме 26 марта Р. Фомин снова умолял тихвинского архимандрита поторопиться с поставкой солдат, поскольку воевода князь И. Ю. Трубецкой «вельми гневен» и собирается за непоставку солдат к сроку отписать на государя все монастырские вотчины 35 .
34
Там же. Д. 102. Сст. 1.
35
Там же. Д. 107. Сст. 1.
Лишь 8 апреля даточные солдаты от Успенского Тихвинского монастыря предстали перед новгородским воеводой; по словам Р. Фомина, едва ли не последние среди всех новгородских монастырей. Воевода устроил разнос тихвинскому стряпчему и отказался их принимать: «Мне-де указ государской как нарушить, где ваши власти по се время с такими людьми спали? А ныне-де за указом государским и после срока присланных ваших людей не приму ни единого человека, тотчас пошлю отписать ваши монастырские вотчины и угодья без всякой пощады, вы-де одне хощете образцом». Даже власти пустынного и отдаленного Александро-Свирского монастыря, – горячился воевода, – и те «прежде всех монастырей своих людей к отдаче поставили, потому архиерей и все монастыри, а ваши-де не знаемо где были». Стряпчий сообщал в монастырь, что во все пятины посланы дворяне и подьячие, чтобы отписать на государя поместья и вотчины тех собственников, которые не выставили солдат к указному сроку 36 . Воевода князь И. Ю. Трубецкой изо всех сил старался набрать солдат, но обучить их должным образом времени не хватило 37 .
36
Там же. Д. 120. Сст. 1–1 об.
37
В Нарвском сражении 1700 г. князь И. Ю. Трубецкой командовал дивизией, частично состоявшей из таких новобранцев. Под напором шведского войска они пали духом и стали отходить, что предопределило поражение русской армии. Через несколько часов отдал свою шпагу шведам и их командир, который провел в плену долгих восемнадцать лет (Устрялов Н. Г. История царствования Петра Великаго. СПб., 1863. Т. IV. Ч. 1. С. 11, 14, 50, 62–63, 66, 68).
Конфликт с дворянами
Рост налогов и повинностей приводил к ссорам и конфликтам среди подданных, которые старались уменьшить свои беды за счет других налогоплательщиков или соседей. Накануне войны на тихвинского архимандрита поступил новый донос: дворяне Обонежской пятины подали новгородскому митрополиту заручную коллективную челобитную 38 , о чем сообщал Р. Фомин в своем письме от 25 февраля. Дворяне затянули с подачей челобитной, по-видимому, потому, что собирали многочисленные рукоприкладства: владыка рассмотрел челобитную лишь 13 апреля 1700 г.
38
См.: Приложение. № 2. Сст. 1–1 об.
Челобитную подписали пятеро дворян Борановых, девятеро Качаловых, пятеро Унковских, четверо Теглевых, по три представителя из семей Дубасовых и Ушаковых, по два от Козодавлевых, Амиревых, Колюбакиных, Базловых, Мартемьяновых, Бухариных, Обернибесовых, Резановых, а также представители других дворянских родов – всего 55 человек. Представительный состав подписавших объясняет, почему челобитная, составленная в январе 1700 г., была подана с опозданием на несколько месяцев. Это была не просто жалоба какой-то одной обиженной дворянской семьи, а мнение значительной части дворян Обонежской пятины.