Устройство

— Скажите, Дмитрий Иванович, — спросил он, когда Коржавин уже стоял возле двери, — скажите, а вы судимы но были? — И посмотрел, не мигая, прямо в лицо Коржавину.

Коржавин повернулся к Николину. И ничего, кроме любопытства, лицо того не выражало. Коржавин подумал — что вот он никак себя не представляет в таком кабинете с лощеным полом и портретами, себя в галстуке, со значком, чтобы стоял он, Коржавин, вот так за столом с белым телефоном и задавал посетителю страшные в своей обнаженности вопросы.

Николин ждал ответа.

— Отсидел, — коротко сознался Коржавин. — Было такое.

«Вот оно, — прожгло насквозь Николина. — Вот оно что! Чувствовал же я!»

— И за что? — почти шепотом спросил он, подаваясь телом к Коржавину, напряженно стоя на носках.

— За растление несовершеннолетних, — так же шепотом ответил Коржавин. И толкнул мягко поддавшуюся дверь. И вышел из здания.

Уже когда пересек площадь, вдруг вспомнил. Панкратов! Ну да, Панкратов, ведь он же должен быть тут. Мать как говорила: «Яков работает в районе, и большим, слышно, начальником. Зайди, если не получится с устройством. Отцов товарищ».

Коржавин развернулся и пошел обратно.

— Или забыл что? — спросила навстречу дежурная.

— Мне бы Панкратова повидать, он где сейчас?

— Панкратов выехал в район, — дежурная все знала. — Будет только завтра. Приходите утром, прием в девять.

Коржавин ушел в гостиницу.

Наутро, в половине девятого, Коржавин пошел к Панкратову. Народ уже собрался в приемной. Коржавин не стал занимать очередь в коридоре, сел. Панкратова он видел в последний раз лет десять назад, когда тот жил еще в Сусловке, работая бригадиром животноводства. За это время Панкратов, побывав на многих должностях, прошел путь от колхозной конторы до кабинета с секретарем в приемной. «Черт знает, как к нему теперь обращаться, — подумал Коржавин. — Да помнит ли он меня?»

Без пяти девять в конце коридора показался Панкратов. Коржавин запомнил его в фуфайке, резиновых замазанных навозом сапогах, сейчас Панкратов был в костюме, нейлоновый плащ нес, перебросив через руку, и только на голове его, крупной голове с чугунным лысеющим лбом, по старой мужицкой привычке сидела кепка. И ничего другого не представлял Коржавин на этой голове — ни шляпы, ни берета, только вот эту приплюснутую кепку, которую Панкратов, видимо, забывает снять и в кабинете. Панкратов шел тяжело, большой, вислоплечий, ступал редко, и пол, казалось, прогибался под ним. Когда он почти подошел к приемной, Коржавин встал.

— Я к тебе, Яков Фомич, — сказал он негромко, чтобы не слышали в очереди.

— Что? — не поняв, задержал ход Панкратов. Он не любил, когда его останавливали в коридорах. — Вы записались на прием?

— Нет! — Коржавин чуть усмехнулся. — Не записался! Я думал, что сусловские идут вне очереди.

— Коржавин, что ли? — присмотрелся Панкратов. — Ты как здесь оказался? Ты же был где-то там.

— Был там, а теперь здесь. В Сусловке живу, с матерью.

— По делу или как?

— Попроведать, — засмеялся Коржавин.

— Зайдешь после всех, — нахмурился Панкратов и прошел в кабинет сквозь расступившуюся очередь.

Начался прием. Коржавин два раза выходил на улицу курить. Время шло. Когда последний посетитель вышел, Панкратов приоткрыл дверь.

— Заходи, — кивнул Коржавину. — И секретарше: — Я занят на полчаса, никого не пускать. Ну, здорово, — протянул он руку, закрыв дверь. — А то неудобно там, в коридоре. Садись, рассказывай, как живешь. Ты ведь учился где-то. Мать здорова?

Коржавин оглядывался. Кабинет в два окна, но, пожалуй, побольше, чем у Николина. Но портрет на стене один. Ряд стульев во всю длину стены, два стола. За одним Панкратов, на другом, поменьше, пара телефонов, бутылка минеральной воды.

«Кто же из них главнее? — подумал Коржавин. — Панкратов, видимо, у Николина минеральной воды не было». Все это время, пока Коржавин дожидался в коридоре, Панкратов, выслушивая посетителей, решая различные вопросы, нет — нет да и вспоминал о нем, думая, чего вдруг тот появился у него. Еще год назад, когда Панкратов только — только занял этот кабинет, ему подумалось, что вот сейчас, узнав о его высоком назначении, начнут к нему приходить с различными просьбами земляки, всякие там кумовья и уж родственники — обязательно. Этого Панкратов страшился больше всего. Но никто в течение года не пришел к нему, не сказал — помоги. Коржавин был первый.

— Надумали с матерью в Еловку переехать, — рассказывал он. — Избу купили. Сусловка разбрелась почти.

— Слыхал, — кивнул Панкратов. Он давно уже не был на родине, и не тянуло его туда. Начни вспоминать — все одно и то же: скотные дворы, грязь, ругань, затоптанный, в окурках пол конторы.

— В Еловке я себе работу присмотрел — преподавателем к школе. С директором договорился, приехал сюда — не берут. У Луптевой был. У Николина. Может, посоветуешь что?

— Что говорят-то? — Панкратов исподлобья посмотрел на Коржавина.

— Ничего не говорят. Спрашивают больше. Почему так, а не этак.

— Тут я тебе не помощник, — засопел Панкратов. — Николину я приказать не могу — он выше меня сидит. Да и Луптевой. Я ведь в основном хозяйственными вопросами занимаюсь, квартирными. Позвонить могу, конечно, но толку… — Он набрал номер. — Зоя Алексеевна! Здравствуйте, Панкратов говорит. К вам обращался Коржавин по поводу трудоустройства. Обращался… Так… да… понимаю… понимаю… — говорил он в трубку, косясь на Коржавина. Положил трубку, попросил: — Дай-ка трудовую посмотреть. — Долго листал, фыркал толстым носом.

— Все верно. Летун! С таким документом, милый, тебе не в районо нужно, а на Колыму вербоваться — верное дело. Да и возьмут ли? Как у тебя еще хватило духу к Луптевой пойти, не понимаю. Летун, и все тут.

— А при чем тут трудовая? — сдерживаясь, спросил Коржавин.

— Как это при чем?

— Ну да, при чем? Откуда видно, что я плохо работал?

— Откуда! Тут девяносто девять печатей — вот что! Все как на ладони! И попробуй докажи, что ты хорош! Ты почему, — Панкратов тыкнул пальцем в запись, — столяром не стал работать? Чем плохая специальность? Чистая… хлеб на всю жизнь. А ты год поработал и ушел!

— Правильно, — подтвердил Коржавин. — Там только рамы делали — больше ничего. А я их раньше умел вязать. Уволился, пошел к электрикам.

— Ну а там что не остался? Чего тебя понесло аж на Печору? — Шея Панкратова наливалась краснотой.

— Ребята на стройку уезжали, и я с ними. Мне интересно было посмотреть новые места. Не был я там ни разу.

— Ин-те-рес-но! — издеваясь, протянул Панкратов. — Видите ли, ему интересно было. Потому и ходишь, пороги обиваешь в тридцать лет. А сидел бы на одном месте, бил в точку, сейчас бы и квартира была и в квартире…