Утечка информации

Он задумался так глубоко, что чуть не столкнулся с Ивлевым, шагнувшим из двери в коридор.

– Извини, – сказал он, вымученно улыбаясь. – Затмение, понимаешь, нашло. Ощущаю дискомфорт, а причин не вижу.

– Червь сомнения грызет душу? – сказал Ивлев, окидывая Гаршина проницательной желтизны взглядом. – Понимаю. Зайдем ко мне, есть разговор.

– Мы с Богаевым были в министерстве, – сказал Ивлев, по обыкновению полузакрыв глаза и застыв в кресле как статуя. – Решено развернуть исследования НЛО на уровне зарубежных организаций. К этой проблеме будут подключены не только российские институты и лаборатории Академии наук, но и научные центры Содружества. То есть от энтузиазма одиночных групп переходим к массовой атаке на непознанное.

– Что-то ты не в особом восторге, – пробормотал Гаршин, вслушиваясь в интонации голоса Ивлева.

Тот на миг сверкнул тигриными глазами.

– Отчего же, я вполне доволен. Дело не во мне. Американцы, несомненно, намерены в проблеме НЛО иметь практическую выгоду, причем не столько с научной точки зрения, сколь применения в военной промышленности. Слейтер признался, что они пытаются сбить НЛО с целью изучения материалов их оболочек и применения в военной технике.

– Я слышал. Говорят, эти материалы усиливают мощность двигателей самолетов и ракетных систем.

– Похоже на добротную научную спекуляцию. – Начальник отдела слегка поморщился. – Но для проверки таких гипотез нужны ученые другого профиля, химики, биологи, математики, а у нас до сих пор единственным теоретиком является некий кандидат физматнаук Гаршин Владислав Вартанович, фигура достаточно крупная, но... как говорят, один ум хорошо, а совсем ума нет – лучше. Нужна теоретическая база поведения НЛО, теория процессов, порождающих НЛО, теория энергообмена и движения... В общем, нужна глубокая теоретическая разработка проблем неопознанных летающих объектов, с которой одному человеку справиться явно не по силам. Ты, конечно, знаешь, что нашими изысканиями интересуется не только Академия наук, но и Министерство обороны. В последнее время интерес этот приобретает материальную форму: нашему отделу теперь будет оказываться любая помощь, как людьми, так и техникой.

– А масштабы?

– От радаров до вертолетов и самолетов. В последней экспедиции мы уже убедились на деле.

– Мне нужен ускоритель. То есть не мне, а... для...

– Будет и ускоритель. Только, естественно, нужна хорошая аргументация. Она у тебя есть? Кстати, почему ты не спрашиваешь, что мы сделали, увидели, привезли?

– Сами, наверное, расскажете, – прищурился Гаршин.

Ивлев коротко рассмеялся.

– Хитришь. Хотя, конечно, расскажем. Ну, что у тебя с картой? Есть какая-то зависимость?

– Подбираем пока общее поле концентраций, но и на этом этапе вывод получается занятный: НЛО интересуют в первую очередь активные природные процессы типа извержений вулканов, лесных и торфяных пожаров, землетрясений и процессы, вызываемые человеком и сравнимые по мощи с природными: испытания ядерных устройств, старты космических кораблей, металлургические комплексы, горнодобывающие карьеры, военные маневры. Но больше всего – места загрязнения среды, самыми «горячими» из которых являются города, тепловые электростанции, химические и металлургические заводы, полигоны...

– Дымящие трубы! – сказал вдруг Ивлев со странной интонацией, заставив Гаршина вздрогнуть, до того это было неожиданно. – Сточные воды... вонь и дым... грязь и копоть! И это цивилизация?! Как можно не понимать того, что природу легче всего подчинить, повинуясь ей? Это ли не глупость космического масштаба?!

– Но ведь мы же боремся с загрязнениями, – с не свойственной ему робостью возразил оторопелый Гаршин. – От конгрессов и комиссий перешли к конкретным действиям. Есть даже профессия – инженер по охране среды.

– По охране, – улыбнулся Ивлев одними губами, глаза у него стали ледяными. – Общество охраны природы от окружающей среды... Ты же умный человек, Владислав, оглянись. Биосферу Земли стремительно заполняет растущий поток химикатов, многие из которых губительны для жизни. Ведь то, что вы называете... мы называем промышленной цивилизацией, сможет просуществовать не дольше чем до середины следующего столетия! А что дальше?

– Да что с тобой, Игорь? – опомнился Гаршин, задавив в зародыше вспышку самого настоящего страха. – Ты о чем?

Ивлев погасил взгляд и грустно улыбнулся.

– Извини, Владислав, забыл, что мы не на лекции. Что касается моих слов... Понимаешь, я очень люблю эту... м-м... Землю, и мне больно глядеть на то, как люди ранят ее, мучают, пытают, зная при всем при том, что нарушения экологической среды необратимы. Когда же они научатся оценивать свою деятельность космическими масштабами?

– Чего-то я не понимаю. – Гаршин наконец слегка перевел дух. Речь Ивлева поразила его куда больше, чем поразила бы сейчас любая «тарелка», появись она здесь, в кабинете. – То есть я понимаю твои чувства и солидарен с ними, но почему ты в таком случае работаешь в Центре над проблемой НЛО, а не над...

Гаршин споткнулся на последнем слове, поняв, что допустил бестактность.

– Ну, ты пойми, я...

– Понимаю, – сказал начальник отдела. – Почему я не работаю ассенизатором, например, хотел ты спросить? И при чем здесь неопознанные летающие объекты? Да при том, что меня тоже интересует их загадочное тяготение к злачным местам планеты, и я хотел бы знать, нет ли здесь ключа к решению многих проблем защиты нашей пресловутой среды обитания.

Они помолчали.

– Я вспомнил одно изречение, – сказал Гаршин, исподтишка наблюдая за внешне успокоившимся Ивлевым. Начальник отдела открылся ему совершенно с иной стороны, показав себя натурой загадочной и увлекающейся и, главное, имеющей цель в жизни. И какую цель! Хотя... может быть, чего-то он, Гаршин, все-таки не понимает? – Научи меня, Господь, спокойно воспринимать события, ход которых я не могу изменить, дай мне энергию и силу вмешиваться в события, мне подвластные, и научи мудрости отличать первые от вторых.

Ивлев встал, распахнул окно, и в комнату ворвался порыв ветра, принесший с собой запахи горячей листвы, цветов и августовского асфальта.

Придя к себе, Гаршин полчаса сидел на столе, болтая ногами и тупо уставясь на футляр телефона. «Ушел в нирвану», – как сказал бы Рудаков. Думал о странном тоне слов Ивлева, слов, полных горечи и ненависти, произнесенных явно не для ошеломления собеседника или создания соответствующего впечатления. Нет, Ивлев был искренен, когда говорил свою обвинительную речь... хотя совершенно непонятно, что же послужило последней каплей, переполнившей чашу его терпения? Что ж, не каждому дано мыслить глобально, масштабами космоса, как это ни грустно. Не каждому дано оценивать не только свои решения и поступки, но и решения и действия цивилизации. Это прерогатива мудрецов. К коим Владислав Гаршин пока не относится. И все же что-то здесь не так... такие разговоры ведутся не в среде исследователей, а скорее в среде социологов... и политиков. Что нашло на Ивлева?

Гаршин сидел на столе, смотрел на зуммерящий телефон и представлял перед собой земной шар, черный от массы человеческих тел, и остро захотелось ему вдруг еще раз поговорить с Ивлевым или поделиться с кем-то, кто бы его понял, а поняв, потрепал бы по плечу и сказал: выкинь эту блажь из головы, Владик. И сразу все стало бы на свои места. Ай, не стало бы, Владик, уже не стало бы. И чем же ты сам себе не угодил, чего копаешься в душе, как жук в навозе, и чего тебе не хватает, скажи на милость?