Утешительная партия игры в петанк
Шрифт:
Добраться до него.
И дать ему по морде!
Вообще-то он должен был это сделать еще двадцать лет назад… Но ничего: тем временем он поднабрал минимум килограммов десять да и злости поднакопил. Челюсть Алексиса оценит.
Ан нет. Наш малыш Рокки в своем твидовом пиджаке включил поворотник и снова встроился в левый ряд. У него обязательства. Он поедет дохнуть со скуки в одном из конференц-залов «Хаят-Парка» в Торонто, а когда вернется, его башка и портфель будут плотно забиты Advances in Building Technology [57]
57
Достижения в области строительных технологий, (англ.)
Да… Интересно, и кем его запишут в некрологе… Архитектор, говорите?
Правда? А я уж и забыл… Забавно, все эти годы мне казалось, что я скорее раскручиваю фирму… Раскручиваю. Именно так. Как зашоренный ослик, отупело вращающий колодезный ворот.
А как же папаша Пруве с его ладонью? Растворился в пыли? А как же рисунки Альбера Лапрада, над которыми он корпел, пока его сверстники коллекционировали наклейки? А Ле Торонэ? А изящество линий великого Алваро? [58] все его учебные поездки, где он расплачивался лишь своими рисунками…
58
Алваро Сиза (р. 1933), знаменитый португальский архитектор. Альбер Лапрад (1883–1978), французский архитектор. Ле Торонэ — цистерцианское аббатство в Провансе, характерный образец цистерцианского зодчества XII в.
И всегда и везде Анук Ле Мен, ее след, ее печать — на всей этой суете, которая заменит ему карьеру, да и саму жизнь…
Потому что, да, временами ее пошатывало, да, она плевала себе в ладонь, приглаживая их вихры, да, она могла уронить все сумки, закрывая багажник, а иногда разговаривала с ними жестко, но все это не помешало ей обернуться и увидеть, в каком смятении этот мальчик, родившийся в рубашке, высоко поднять голову, подождать, пока он поравняется с ней, и заявить ему самым серьезным образом:
— Шарль… Ты ведь так хорошо рисуешь… Знаешь, когда ты вырастешь, ты должен стать архитектором… Ты должен им помешать строить такое безобразие…
И этот мальчуган, который так здорово рисовал, который стыдливо опускал глаза, когда Павлович комкал свои конверты, который обычно путешествовал бизнес-классом, который летел на бесполезную и весьма недешевую конференцию, в пятизвездочный отель Торонто, где — как было написано в программе — он сможет воспользоваться услугами Спа-салона с каскадами и стримами, а на слушаниях, прикрываясь наушниками, скорее всего, будет дрыхнуть, ибо кормить его будут до отвала, так вот этот бедолага проехал съезд ко второму терминалу и взвыл в своей жестяной банке.
Взвыл.
Задолбало его все это к такой-то матери!
Что делать, пришлось разворачиваться и заново въезжать в аэропорт.
11
— Алло.
К сожалению, это был не он и, хуже того, в трубке зазвенел детский голосок.
— Эээ… Это квартира Алексиса Ле Мена?
— Ну да… — пискнул голосок.
Шарль смутился.
— Могу я с ним поговорить?
— Папа! К телефону!
Папа?
Только этого не хватало…
И все, что он повторял про себя вот уже битый час, на парковке, на эскалаторах,
в очередях, у огромных окон терминала, все: как он представится, с чего начнет, весь план атаки, вся его боль, злоба, горечь, желчь — от всего этого не осталось и следа.— Ты… у тебя ребенок? — жалкое начало боевых действий после столь продолжительной холодной войны.
— Кто говорит? — сухо спросили его.
Черт, что ж это такое. Такого поворота наш супергерой не ожидал…
— Это ты, Шарль?
— Да.
Голос смягчился.
Увы, чересчур…
— Я ждал тебя. Долгое молчание.
— Значит, ты получил мое письмо?
Трещина ширилась. Угрожающим образом. Встал, отошел в угол, забился в него. Прислонился лбом к стене и закрыл глаза. Мир вокруг него… раскалился до бела.
Ничего страшного. Сейчас пройдет. Это усталость. Нервы.
— Эй, ты меня слушаешь?
— Да, да… Извини… Я в аэропорте…
Ему было стыдно. Просто стыдно. Он поднял голову.
— Все в порядке… Я слушаю…
— Я спросил, полу…
— Конечно. Иначе зачем бы я стал тебе звонить?
— Откуда я знаю! Может, соскучился? Решил узнать, как дела…
— Кончай.
Ну вот. Все вернулось. Стоило только вновь услышать этот сладенький голосок, который всегда у него появлялся, когда он хотел облапошить собеседника, и голова его мигом встала на место, гнев вспыхнул с новой силой.
— Ты не можешь ее там оставить…
— Что, прости?
— На этом сраном кладбище…
Алексис рассмеялся, его смех звучал отвратительно.
— Ха! Ха! Ты все такой же, как я погляжу… Прекрасный принц на белом коне, да? Как всегда безупречен, Баланда!
Потом его голос резко изменился:
— Но признайся… Ты слегка припозднился, разве не так? Лошаденка что ли подвела? Спасать уже некого, ты это понимаешь?
— Говоришь, я не могу ее там оставить, — просипел он, — но она умерла, старик! Умерла! Там или не там, скажу я тебе, ей по барабану…
Конечно, все это он понимал. Из них двоих разумным всегда был он. Рассудительным, правильным, прилежным, сдержанным, представительным, умеющим вести переговоры… Но… Не сегодня… Сегодня у него земля горела под ногами, и все, что он мог сказать в свою защиту, это снова повторить:
— Ты не можешь ее там оставить… Там все, что она всю жизнь ненавидела… Грязный пригород, ашелемы, расизм… От всего этого она бежала всю…
— Чего?… Причем здесь расизм?
— А ее сосед?
— Какой сосед?
— Тот, что похоронен рядом… Полное недоумение.
— Минуточку… Это говорит Шарль Баланда? Сын Мадо и Анри Баланда?
— Алекс, пожалуйста…
— Не, ты о чем, а? Нет, серьезно. У тебя с головой все в порядке? Ты там на своих стройках каску надевать не забываешь?
— Алло?
— Да еще рядом со свалкой…
— Я сейчас! — крикнул он в сторону, — начинайте без меня! Как ты сказал — свалка? А? Шарль?
— Да.
— Знаешь… Я должен тебе кое-что сказать, очень важное…
— Я тебя слушаю.
Он торжественно прочистил горло. Шарль зажал ладонью другое ухо.
— Когда люди умирают, они, это… они уже больше ничего не видят…
Сволочь. Приманить откровенностью и наплевать в душу. В этом был он весь. Шарль бросил трубку.
Еще не ступил на трап самолета, как почувствовал, что земля уходит из-под ног: забыл ведь его спросить о самом главном.
Подали бокал шампанского, он осушил его, запив полторы таблетки снотворного. Дурной получился коктейль, прекрасно это знал, но одной глупостью больше, одной меньше…