Утешительная партия игры в петанк
Шрифт:
Вода обжигала. Открыв рот и зажмурившись, я ждал, когда она смоет налипшую на меня дурную чешую. Холод, снег, темень, автомобильные пробки, бесконечные споры с кретином Павловичем, заведомо проигранные сражения и все эти взгляды, которые я до сих пор чувствовал на себе.
Этого типа, который вчера запустил мне в лицо каской. Слова, которые я не понимал, но смысл которых без труда угадывал. Стройку, с которой я явно не справлялся. По многим причинам…
И зачем только я в это влез? И вот, пожалуйста! Теперь я не мог найти даже собственную бритву среди всей этой косметики! Апельсиновая кожа, болезненные регулы, блеск, плоский живот, жирная себорея, ломкие волосы.
И к чему вся эта дрянь? Зачем?
Кому все это нужно?
Я
— Эй… Я вот думаю, может тебе кофе сварить? Матильда стояла на пороге ванной, скрестив руки и небрежно опираясь о дверной косяк.
— Хорошая мысль.
Она смотрела на пол.
— Эээ… Да… Прости, я уронил тут кое-что… Я сейчас… не беспокойся…
— Да нет. Я не беспокоюсь. Ты ведь все время нам что-нибудь такое устраиваешь.
— Чего?
Она помотала головой.
— Как съездил? — спросила она.
— …
— Ладно! Твой кофе.
Матильда… Девчонка, которую мне так трудно было приручить… Так трудно… Боже мой, как же она выросла! Хорошо, что у нас оставался этот Снупи…
— Ну что, тебе лучше?
— Да, — сказал я, дуя на кофе, — спасибо. Чувствую, наконец, приземлился… Ты сегодня не учишься?
— Не-а…
— Лоранс на работе?
— Да. Она придет прямо к бабушке… Ну нееет… Только не говори мне, что ты забыл… Ты прекрасно знаешь, что сегодня у нас мамин день рождения.
Конечно, я забыл. Нет, не про день рождения Лоранс, а о том, что мы собирались отметить его в кругу семьи. Обожаю семейные торжества: праздничный стол, все как положено. Все, чего мне так не хватало.
— У меня нет подарка.
— Знаю… Потому и не пошла ночевать к Леа. Знала, что ты без меня не обойдешься.
Ох уж эти подростки… До чего неблагодарный возраст.
— Знаешь, Матильда, меня всегда удивляла твоя манера общения…
Я встал, чтобы подлить себе кофе.
— Ну хоть кого-то я еще могу удивить…
— Кокетничаешь? — мне хотелось сказать ей что-нибудь приятное. — Enjoy!
Она слегка повела плечом. Едва заметно. Как ее мать.
Мы решили пойти пешком. Миновали несколько улочек, Матильда молчала, я пытался завязать разговор, но мои вопросы ее явно раздражали, так что она вытащила свой iPod и надела наушники.
Ладно, как знаешь… Наверно, мне нужно завести собаку. Чтобы хоть кто-то меня любил и радовался всякий раз, когда я возвращаюсь домой издалека… Может быть, игрушечную? С большими добрыми глазами и таким механизмом, чтобы она виляла хвостом, когда ее гладишь по голове.
Кажется, я уже люблю этого пса…
— Ты чего там, дуешься?
Из-за своих наушников она спросила так громко, что шедшая рядом с нами по переходу дама обернулась.
Матильда вздохнула, на секунду закрыла глаза, снова вздохнула, вынула левый наушник и засунула мне его в правое ухо:
— Так и быть… Поставлю-ка тебе что-нибудь по возрасту, это тебя подбодрит…
И вот, среди шума нескончаемого потока машин, на другом конце короткого проводочка, соединяющего меня с таким далеким детством — несколько гитарных аккордов.
Несколько нот и безупречный, хрипловатый и слегка тягучий голос Леонарда Коэна.
Suzanne takes you downTo her place near the river.You can hear the boats go by,You can spend the night beside herAnd you know that she's half crazy… [3]— Ну как?
But that's why you want to be there. [4]
Я потряс
головой, словно капризный мальчишка.3
(слова из песни канадского поэта и певца Леонарда Коэна «Сьюзан»)
4
Потому ты здесь и хочешь быть.
— Супер.
Она была довольна.
До весны было еще далеко, но солнце уже понемногу пригревало, лениво потягиваясь и скользя по куполу Пантеона. Моя-дочь-которая-была-мне-не-дочь-но-все-же-и-дочь-тоже взяла меня за руку, чтобы было удобнее слушать вместе, и мы шагали с ней по Парижу, самому прекрасному городу в мире, в чем я окончательно убедился, когда покинул его.
Мы шли по моему любимому кварталу, оставив за спиной Великих Людей, [5] — мы, двое простых, ничем не примечательных смертных, затерявшиеся в спокойной толпе парижского уикэнда. Умиротворенные, расслабленные, шагающие в одном ритме — ведь «он коснулся наших тел своей душой». [6]
5
Имеются в виду могилы великих французов в Пантеоне.
6
For he's touched our perfect bodies with his mind. Перефразировка последней строки каждого куплета песни Леонарда Коэна «Сьюзан».
— С ума сойти, — тряхнул я головой, — неужели это кто-то еще слушает?
— А как же…
— Мне кажется, я напевал ее на этой же улице лет тридцать назад… Видишь, там магазинчик…
Я кивнул головой в сторону «Дюбуа», художественного салона на улице Суффло.
— Если б ты знала, сколько часов я провел у этой витрины, пуская слюни… Мне хотелось купить здесь все. Все. Бумагу, кисти, тюбики Rembrandt… Однажды я даже видел, как оттуда выходил Жан Пруве. Ты представляешь, Жан Пруве! Так вот, в то время я уже наверняка ходил вразвалочку и мурлыкал, что «Иисус был моряком» и тому подобное, это точно… Пруве… подумать только…
— Кто это?
— Пруве? Гений. Не просто гений, он… Провидец… Мастер… Фантастический человек… Я тебе покажу, о нем столько всего написано… Но это потом… А что до нашего с тобой приятеля… Больше всего мне нравился его Famous Blue Raincoat. [7] У тебя есть?
— Нет.
— Господи! И чему вас только в школе учат? Я ей бредил, этой песней! Бредил! Кажется, даже кассету испортил, из-за того что без конца перематывал…
7
«Знаменитый синий плащ».
— И что же в ней было такого выдающегося?
— Уф, даже и не знаю… Надо бы послушать ее сейчас, насколько помню, она была про парня, который пишет одному своему старому другу… Тот когда-то увел у него жену, и он говорит ему, что, кажется, простил… Что-то там еще было про прядь волос и мне… да ведь я же ни к одной девушке подойти не смел, я был такой увалень, неловкий, несуразный, к тому же угрюмый, ну просто до слез, так вот мне эта история казалась супер, гиперсексуальной… В общем, словно бы для меня написанной…