Утка с яблоками. Рассказы

«Может, прямо в Куршавель?» – пошутил он. А она всерьез за родину обиделась, сказала, что папа говорит, в Куршавель ездят только богатые снобы, которым деньги девать некуда. «По моим наблюдениям, в России отдыхать дороже, – возразил он. – Трехдневная путевка в Коробицыно обошлась мне, как двухнедельный тур в Египет». – «Да, – невесело согласилась Катя. – Когда я была маленькая, мы почти каждые выходные ездили кататься, а теперь горы приватизировали».

Его умилило это «когда я была маленькая».

«Если не настоящие горы, то склоны в твоем распоряжении, – великодушно сообщил он. – И не забудь, ты обещала дать мне несколько уроков».

Она всерьез принялась обучать его. Объясняла, как расслабить колени, правильно переносить центр тяжести при поворотах. Поначалу у Антона не получалось притормаживать, и каждый небольшой спуск завершался падением. Проследив сверху за очередным кульбитом, она скатывалась вслед за ним, он поднимался и урок продолжался.

«Тебе, наверное, надоело, – протестовал Антон, – скатись хоть раз до конца». – «Сегодня ты поучишься, а завтра вместе будем кататься», – не отставала Катя.

И правда, на следующий день он уже мог одолеть весь длинный спуск, а до этого…

Был веселый обед, а затем Катя опять потащила Антона на склон, продолжить учение, пока светло. Когда добрели до домика, у него ныла каждая мышца, каждая косточка, а она смеялась, называла его слабаком, отправила под горячий душ, а после обещала массаж. Она утверждала, что отлично его делает, ходила на курсы, и даже подрабатывала немного, пока в колледже училась.

После горячей воды боль в мышцах немного отпустила, и он, обернувшись ниже пояса полотенцем, улегся на кровать, ожидая, пока Катя выйдет из душа. Она появилась в белом гостиничном халате, с влажными волосами, и, деловито порывшись в своей сумке, вытащила на свет божий масло для загара. «Сойдет» – заявила она, а Антон расхохотался: «Мне никогда не делали массаж с женским маслом для загара». – «Все когда-то происходит впервые», – глубокомысленно заметила Катя и тоже засмеялась.

Он расслабился, пока она нежно поглаживала его спину, разгоняя масло. «Впервые, – думал он, – можно считать то, что произойдет сегодня между нами, будет впервые. Потому что прошлый раз не считается». В том, что это произойдет, он не сомневался, и был уверен, что не только он, но и Катя этого хочет. И когда, надо заметить, вполне прилично, она размяла ему спину и приказала повернуться, он, не дав ей наполнить ладошку маслом, взял и поцеловал. Вначале одну скользкую ароматную руку, затем другую, а потом потянул ее к себе. Она не противилась.

Ее смущение и абсолютная неопытность стали неожиданностью для Антона, обычно имевшего дела с женщинами, способными проявить инициативу. Его это устраивало, партнерше виднее, каким способом получить удовольствие, а уж он свое по любому получит. Он понял, что с Катей придется проявить терпение и положиться на интуицию. Терпеть было трудновато, зато интуиция не подвела. «Ты очень красивая, – шептал он, отводя стеснительные руки, невольно пытающиеся прикрыть наготу, – ты пахнешь, как свежее весеннее утро», – покрывал он поцелуями ее подрагивающий живот, подбираясь к застывшей в напряжении девственной груди. «Мой гель для душа называется «Утро», – прошептала она. «Так вот в чем дело», – улыбнулся он и закрыл ей рот губами.

– А мне говорили, что в первый раз оргазма не бывает, что это только потом приходит, – прошептала она, когда обессиленный Антон замер на ней.

В первый? Значит, никакие не месячные? Он приподнялся, заглядывая ей в лицо, пытаясь понять: неужели, правда? Улыбка на лице девушки показалась ему новой, всезнающей, женской.

– А как же этот, твой, гнусный обольститель? – к свалившейся на него ответственности он оказался не готов.

– Костик? У нас с ним не было ничего. Негде. У меня – родители. У него, как он говорил – бабушка. Ну, целовались несколько раз, в кафе он меня приглашал, а потом предложил вместе в Египет поехать. Конечно, я глупая, я ведь даже не была в него влюблена. Теперь я понимаю, что этим нельзя без любви заниматься, ничего хорошего не получится. С ним бы у меня точно не получилось.

Антон до этого момента был уверен, что прекрасно можно обходиться одним сексом, а любовь – настоящая – понятие скорее духовное, платоническое. По его собственным воспоминаниям выходило, что он продолжал любить, когда секса никакого уже и в помине не было. Но отчего-то только что произошедшее между ним и Катей он не мог назвать привычным словом «секс». Так что это было? Девочка практически призналась в любви. Чем он может ей ответить? Лгать не хотелось, и он вместо ответа нежно поцеловал краешек распухших губ.

Затем были еще два солнечных дня и две упоительных ночи. Он изучил ее тело до последней родинки и складочки. Боясь испугать чрезмерным напором, был нежен и нетороплив, наградой ему служили сладостные вскрики, которых он добивался своими ласками. Они казались ему вовсе непохожими на то, что он слышал прежде, с другими. Случалось, что партнерши, желая показать темперамент, начинали стонать, едва он касался их. Он был уверен, что они притворяются, пытаются походить на порноактрисс. Катя молчала, зато, когда он замечал, что она еле сдерживает стоны, то тоже мог ослабить удила и пуститься вскачь, подгоняя ее и свое удовольствие. Даже у более опытных партнерш он настолько ясно не улавливал нужный момент.

Вы созданы друг для друга, – одобрительно подсказывал внутренний голос, поменявший гнев на милость. Похоже, это так, – говорил сам себе Антон, любуясь спящей Катей в их последнее утро на лыжном курорте. За окном было по ночному темно, его разбудил собственный утренний часовой. В начале седьмого он поднял голову, готовый ринуться в бой. Антон подул Кате на лоб – именно так, осторожно, он всегда будил ее. Вздернутый носик сморщился, не открывая глаз, она пробормотала:

– Что, уже уезжать?

– Нет, малыш, уезжаем мы после завтрака, а до него еще куча времени.

– Так зачем ты меня будишь? – поинтересовалась она, предчувствуя ответ и открывая любопытные глаза.

– У меня сил нет на тебя смотреть, – признался он.

– Так не смотри, – с долей лукавства посоветовала Катя.

– Не могу. Мне хочется смотреть на тебя, хочется тебя гладить, целовать…

– Тогда смотри, и гладь, и целуй! – и юная бесстыдница откинула одеяло, доверяя ему во владение бронзовое тело.

Три контрастных, нетронутых солнцем треугольника очень возбуждали его, особенно нижний, но уделять ему слишком большое внимание было рано, и он лишь взлохматил шелк кудрей и устремился выше, к двум одинаковым холмикам, симметрично украшенным замершими в предвкушении ласки бурыми горошинами.

– Следы от твоего купальника выглядят соблазнительнее самого дорогого кружевного белья, – озвучил он свои мысли.

– А тебе нравится кружевное белье?

То, что он заметил на ней, кружев имело немного.