Утки
Шрифт:
– Ага, – Петр заглотил очередную порцию макарон.
Через некоторое время в длинном проходе, скрипнув напольной доской, появилась крепкая коренастая женщина лет шестидесяти в фартуке, с собранными в пучок светлыми волосами: мать Петра, Василиса Павловна. Она шла быстро, перебирая ногами навстречу Маше, вытирая руки о фартук. Дойдя до Петра, кинула на него грозный взгляд и рукой выгнала из коридора:
– Я тебе сколько раз говорила есть на кухне! А ну… Пшел отсюда! Ой, Машенька… Привет, как вымахала-то! Проходи давай, – улыбалась Василиса Павловна.
Маша, взяв из последних сил чемодан, послушно вошла в квартиру,
– Ну, как дорога? Ты не стесняйся, раздевайся, проходи.
– Дорога хорошо, устала только, – выдохнула Маша. Она сняла куртку.
– Вон туда вешай! – Василиса Павловна указала на вешалку, где висела толпа разных курток. Там виднелась в основном женская верхняя одежда. Из мужского, похоже, была только одна тонкая куртка.
Маша послушно повесила куртку, разулась. Аккуратно поставила свои ботиночки к огромному количеству обуви, среди которой тоже виднелась в основном женская, а из мужской была только пара ботинок, и то разбитых и разъеденных уличными реагентами.
– Давай проходи. Чемоданы потом распакуешь, ужин уже практически готов!
Василиса Павловна резко удалилась на кухню. Маша послушно и стеснительно прошла за ней, окидывая взглядом квартиру.
При входе на кухню к Кищенко сразу бросалась в глаза непропорциональная вытянутость помещения вверх. Справа от входа несуразно стол, который со стороны выглядел сказочно игрушечным, окруженный скрипучими деревянными стульями с узорными спинками. За столом в правом углу расположился Петр, будто слившийся со стеной и занавесками. Там он ковырялся в тарелке макарон, периодически поливая их кетчупом, даже не обращая внимания на то, что кетчупа в тарелке становилось значительно больше, чем макарон. В другой руке он ловко держал телефон одной из последних моделей, который ему подарила Василиса Павловна на очередной день рождения, и увлеченно смотрел сериал, периодически сопя и хихикая. Через небольшой круглый коврик напротив стола располагался советский искривленный кухонный гарнитур, ровно делящий стену пополам, за плитой которого, как умелый оператор конвейера, орудовала Василиса Павловна. Она ловко положила в тарелку только что сваренную гречу, туда же метнула котлету, поставила все это на стол перед Машей и молча зависла, смотря куда-то сквозь гостью.
– Ты что там как призрак? Садись! – пришла в себя Василиса Павловна. – Ты же ешь мясо?
– Конечно ем, спасибо, – Маша улыбнулась и села.
Тонкие и худенькие кисти рук Маши, с длинными аккуратными пальцами, за которыми она старательно следила, стеснительно обняли вилку и начали медленно делить котлету.
– Разве так бывает, чтобы люди мясо не ели?
Петр где-то там в своей нирване улыбнулся. Василиса кивнула в его сторону головой.
– Ох, Мария… каких чертей сейчас только не водится. Мясо не едят, сигареты не курят. Дырки прокалывают во всех местах.
Она взяла тарелку, в которую заранее положила две котлеты. Села за стол рядом с Машей. Не глядя, достала из-под стола уже начатую бутылку водки, поставила перед собой рюмку и налила.
– Будешь?
Маша расплылась в улыбке и быстро отрицательно закачала головой, продолжая делить котлету на кусочки.
– Ах, маленькая ты еще. Да ты чего там в тарелке ковыряешься? Кушай
давай, свежие котлеты-то, – принялась упрекать Василиса Павловна.Маша послушно начала по одному маленькому кусочку накладывать в рот, медленно пережевывая, как учили – много-много раз.
– Вкусно, правда, – Маша одарила комплиментом.
– То-то же, – выдохнула Василиса Павловна в ответ и подняла рюмку. – Ну, за гостей! И за тебя, оболтус! – обратилась она к Петру и легко ударила рукой по его макушке.
Петр недовольно посмотрел на нее из-подо лба.
– Ох, оболтус. Как огрела бы тебя, да не при гостях. Будем! – она опрокинула в себя рюмку, словно старый запойный моряк, занюхала куском котлеты и налила еще одну.
В момент показалось, что водка в бутылке словно не заканчивается: магия какая-то.
– Знаешь что я тебе скажу? Мясо они не едят… да черт с ним, с этим мясом!
В этот момент раздалось мурчанье, в кухню вбежал черный как смоль кот и запрыгнул на колени к Василисе Павловне. Она, будто бы ожидая этого момента, не удивилась и принялась его гладить. Кот же в ответ стал извиваться и мурчать и в итоге улегся калачиком у нее на коленях, кинув желтый взгляд на новую гостью.
– Они все в этих дебильных телефонах сидят, – продолжала она, – вот чего они там находят? – ударила рукой по телефону Петра.
– Мам! – сразу среагировал Петр.
– Мам! Помамкай мне тут еще! У нас тут гости, оторвался бы хотя б на пять минут от своей железяки этой.
Маша продолжала клевать свой ужин.
Василиса Павловна опрокинула еще одну рюмку и снова закусила куском котлеты. Водка все так же магическим образом не заканчивалась.
– Вот ты удивляешься, что вот так все. А в деревне-то как сейчас? Помню я… – она зависла, уставившись в стену. – Помню, как проснешься утром под крик петуха: ку-ку-ку-ка-ре-ку… Выйдешь на крыльцо, а воздух там какой? Сладкий, влажный, чистый… – она отвисла, кот поерзал на коленях. – Вдохнешь его полной грудью – и жить, знаешь, как-то сразу хочется. Хочется, понимаешь? А… Не понимаешь ты еще нифига. Вот город, чего все в него ломятся, в пыль эту? Чего хотят-то? Бегут все… торопятся, бегут, бегут, жить забывают… бумажки эти зарабатывают, чтобы потом оболтусов таких же выращивать, а будущее за ними какое? Да вот никакого! Выйдешь тут на улицу, если не обокрадут или не обманут где, значит повезло. Не обманули в магазине или в банке, считай билет лотерейный можно идти покупать. Полоса значит белая пошла… и вот скажи мне, как эту полосу-то не упустить?
Маша в ответ только пожимала плечами и продолжала клевать свой ужин, слушая рассуждения тетки.
– Вот и я не знала тогда… упустила ее, ушла она, полоса-то эта белая, ускакал белый конь вместе с принцем, – Василиса Павловна на секунду улыбнулась. – И что теперь? Двушка – халупа, оболтус этот сорокалетний… и работа в этой ненавистной столовой. Эх! Была бы я сейчас как ты! Да чего я… чего… – Василиса Павловна выдохнула и махнула рукой. – Расскажи ты мне лучше, как там Наташка-то поживает? Не виделись, дай бог, лет пятнадцать скоро будет. Жива, здорова?
Кот послушно выслушал разглагольствования своей хозяйки и, пошевелив усами, выпрыгнул из кухни.
– Да мама хорошо, – Маша сглотнула. – Все так же сортировщицей в цеху. Правда, фабрика у нас уже практически не работает, осталась только пара цехов.
Конец ознакомительного фрагмента.