Утомленное солнце. Триумф Брестской крепости
Шрифт:
— Этто нэ пиздюккк. Этто полковник Сирмайс, — «истинный ариец» отвечает Тупицыну в трубку городского телефона солидно, неторопливо и весьма обиженно. — А стрелятть нам ещще ранно… Они ветть ещще нне на поевомм ку-у-у-уррсе… По-мое-е-ему. А фот сейчасс, нафе-е-е-рное, уше мо-о-ожно. Все, стреляю… — И совершенно спокойно, как на полигоне, командует в трубку полевого телефона: — Огоннь!
Перед кабиной головного «юнкерса» мгновенно вспыхивает огненное облако разрыва, и сквозь пластик в нее с воем влетает туча раскаленных убойных осколков.
«Полет Валькирии», истошно взвизгнув, переходит в «Полет шмеля».
Остальные
Хорошо стреляет полковник Сирмайс, черт нерусский. Профессионал.
…Замначальника ПВО Округа, верный соратник замученного кровавосталинской гэбней борца за демократию троцкиста-интернационалиста Алксниса, приставив пистолет к виску полковника Сирмайса, заставляет его ЗАПРЕТИТЬ батареям открывать зенитный огонь.
ЧАСТЬ 2
Самый длинный день
ГЛАВА 1
Четыре часа ровно
22 июня 1941 года. 04 часа 00 минут.
Аэродром Высокое
Полк уже почти взлетел — выстроившись в круг над летным полем, дожидается последних.
На земле, разбегаясь, взлетают наконец оставшиеся, их всего несколько машин, пара звеньев…
Вот очередной И-15бис, кажется, готов уже оторваться от полосы… И в этот момент прямо перед самолетом вспухает огненный разрыв! Машина капотирует и, разваливаясь на куски, вспыхивает как солома…
В тот же миг все летное поле покрывают черные султаны взрывов… Все же есть у немцев ахиллесова пята — видели же они, что русские самолеты взлетают, а стрелять начали ровно точно по графику… минута в минуту.
«Орднунгунд бефель, айне колонне марширет…» — против великой русской ИМПРОВИЗАЦИИ…
А так бы весь полк могли накрыть! И ведь чуть-чуть не накрыли…
Васильев покрывается холодным потом — и все ему кажется, что во вспыхнувшем самолете — горит он сам…
Но что же теперь делать?
Воздух — свободен! Все дороги открыты! На Северо-Востоке — Кобрин, и благодарность начальства — ведь он спас фактически свой полк от напрасной гибели!
На Западе, за линией границы, — громящие Высокое позиции немецкой артиллерии и строжайший приказ начальства — границу не перелетать!
И нагло кружащий за рекой немецкий разведчик-корректировщик… немцы явно ЗНАЛИ, что русские границу пересекать не будут!
Внизу, под крылом, — аэродром, где сейчас на глазах потрясенных друзей заживо горят не успевшие взлететь его сынки-летчики, девятнадцатилетние сержанты…
Что ты выберешь, майор?
Васильев на секунду смежил глаза… и снова перед ним встает проклятое, навек оставшееся в памяти огненной меткой 14 июля 1939 года… день боли и бессильного гнева. Как будто вчера это было! И
снова, как в кошмарном сне, повторяется уже сегодня!Пылающее небо ХалхЫн-Гола…
Как вы думаете, испугается трибунала человек, который и самураев-то не боялся?
Вот то-то и оно.
Васильев широко, многообещающе улыбается хищной волчьей улыбкой и, покачав крыльями — делай как я! — дает ручку от себя…
Возмездие на немецкие батареи пришло скорое и неотвратимое.
По дороге заодно, играючи, смахнули с неба заметавшийся было в панике надоедливый немецкий «костыль» — корректировщик «хеншель»… потому что нехер! Разлетался тут, понимаешь, каракатица, как у себя дома!
Через десять минут БОЕВОЙ штурмовой полк ложится на курс к Кобрину…
Впереди летит изрешеченный немецкими малокалиберными зенитками, но живучий командирский И-153 с гордой надписью кармином на простреленном правом борту: «За ВКП(б)!»
22 июня 1941 года. 04 часа 02 минуты.
22-я танковая дивизия. Южный военный городок
Из всех танковых соединений РККА этой дивизии повезло меньше всех…
Расположенная прямо на берегу Буга, в трех-четырех километрах от границы, она находилась в пределах досягаемости всех артиллерийских систем немецкой армии, до легких пехотных орудий включительно.
Небо вспыхнуло светло-красным…
Бесчисленные всполохи взрывающихся снарядов всех калибров сделали уходящую ночь светлее, чем день. Адский грохот заполнил землю — и она дрожала, как в лихорадке.
Большие деревья, окаймлявшие Буг, сгибались вперед и назад в дикой судороге, терзаемые ударной волной.
В техпарке дивизии бушевал огненный шторм. Автоцистерны и грузовые автомобили, стоявшие на открытых площадках, сливали языки пламени в огромном погребальном костре.
Вспыхнули, а потом рванули склады ГСМ.
В боксах и на стоянках загорались танки и боевые машины.
Перед казармами лежали сотни людей — убитые, раненые, контуженные… Крики, стоны, плач… Истекая кровью, искалеченные люди напрасно просили о помощи…
22 июня 1941 года. 04 часа 03 минуты.
Берег Буга
В ивняке — замаскированные танки капитана Басечки — дежурный, загодя выведенный из расположения части батальон. Все, что осталось от целой дивизии…
Майор Квасс, весь в копоти, черный, со сгоревшими волосами, в лохмотьях формы, сквозь которые краснеет его обгоревшее тело, отвечая на немой взгляд подчиненного:
— Нет, наши танки выводить не понадобилось… Так они и сгорели, стоя на подпорках.
Это же время.
Брестская крепость. Северный остров. ДНС № 5
Абсолютная, мертвая тишина.
Августа медленно приходит в себя… Надсадно кашляет…
«Что это? Дым… дым?! Пожар?! Юра, Юрочка! Сыночек мой!».
Женщина с трудом вздергивает себя с пола и, не замечая, как за ней тянется кровавый след, с нечеловеческим трудом, волоча перебитую осколком ногу с сахарно белеющей сквозь лохмотья мяса костью, пробирается, держась за стену, в комнату.