Утомленное солнце. Триумф Брестской крепости

— Поезжайте немедленно! — взорвался Коробков. — Я и так излишне Вам доверился! С Вашей эрудированностью и образованностью может так случиться, что докладывать оперсводку будет уже некому!

Сандалов уходит обиженный в лучших чувствах, очень-очень тихо, чтобы никто, никто не услышал и не доложил, бормоча под нос: «Самодур! Совершенно невоспитанный тип! Мужлан!».

23 июня 1941 года. 06 часов 31 минута.

Жабинка

— Скотина! Ты что с моей машиной сделал?! Я ее тебе доверил, как человеку, а ты! Петух ты гамбургский!

Красноармейца Эспадо можно понять… Его любимый «саблезубый» весь покрыт шрамами и вмятинами, как будто его царапала сотня обезумевших великанских котов…

— Так ведь, товарищ командир… Налет был…

— Я уже понял, что был налет! Отчего же вы, лишенцы, из зенитного пулемета не стреляли? Так близко бомбу можно положить либо с пикирования, либо уж совсем случайно, а я в такие случаи не верю!

— Да что Вы, товарищ командир, на нас все орете, как потерпевший! Ночку всего и отдохнули мы от Вас… — окрысился башнер.

— Как же нам было стрелять, командир, — примирительно сказал пожилой, тридцатилетний мехвод, призванный из запаса на БУС, — ежели пулемет ты над своим люком пристроил, а там — сидел уже не ты, а это говно усатое… то есть товарищ лейтенант… А как налет начался, так он совсем не стрелял, а сразу спрыгнул с башни, и юрк — под танк… Ну, я чтобы его не задавить, ударил по тормозам… Тут и грохнуло…

— Лучше бы ты его задавил, ирода. Где он, кстати? А ведь у меня кулак уже зудит!

— Да осколками его пошинковало… лопатой из-под машины выгребали!

— По делам вору и мука. Ладно, проехали, ты мне вот что лучше скажи: ты масло в КПП сменил? Нет? А ПОЧЕМУ?!!

23 июня 1941 года. 07 часов 00 минут.

Москва. Кремль

— …а Вас, товарищ Ворошилов, я попрошу остаться!

Первый рабочий день войны, которую позднее назовут не только Великой, но и Отечественной, наконец заканчивался…

Из прокуренного кабинета выходили генералы… Последним вышел, подозрительно посмотрев на «первого красного офицера», начальник Генерального штаба.

Товарищ Сталин неслышно прошелся за спиной замершего за широким и длинным столом Ворошилова, потом резко остановился, выбросив вперед, как будто вонзая нож в чью-то спину, руку с зажатой в кулаке давно погасшей трубкой…

— Клим, ты мне веришь?

— Да, Коба… Я тебе верю. Безгранично верю! — дрогнувшим голосом сказал Ворошилов.

— И я тебе верю… пока… А вот ИМ — уже нэ верю! — кивнув на закрывшуюся за генералами дверь, сказал Сталин. — У товарища Жюкова — полный ажюр… На Люблин и Сувалки наступать собрался, да? Маладэц… Вот только Лаврентий мне сейчас доложил, что немцы Вильно взяли! — Сталин удивленно покачал головой. — Слюшай, как это так взяли?! Ничего не понимаю. Столицу Союзной Рэспублики взяли? И Жюков мне ничего не доложил? Странно, да? Кто здэсь дурак? Лаврентий дурак? Или Жюков дурак? Или это Я ДУРАК? — Сталин секунду помолчал, пососал давно погасшую трубку. — Молчишь, Клим? Ну-ну. Молчи, молчи… «Акт приемки Наркомата обороны» я хорошо помню…

— Товарищ Сталин, да я… — подался вперед Ворошилов.

— А чито ты, Клим, так заволновался, да? Есть о чем волноваться? Нэ волнуйся. Пока нэ волнуйся… Значит, сделаем так, Клим… Бери Лаврентия, и поезжайте с ним моими прэдставителями на Сэверо-Запидный и Запидный фронт. Будете там моими глазами и ушами! А эсли чего увидишь — гони всэх в шею и сам принимай командование… Я хотел на Запид послать Кулика… Но что-то мне говорит…

24 июня 1941 года. Штаб 10-й армии Западного фронта. Маршал Советского Союза Кулик приказывает: — Всем присутствующим командирам снять знаки различия, выбросить документы, ордена и оружие… Потом вместе со своим адъютантом переодевается в крестьянскую одежду, единственные из «всех присутствующих»… Происходящее внимательно фиксирует начальник особого отдела Армии, так что все — приведено дословно.

Сталин секунду помолчал, прислушиваясь к себе:

— Что-то мне говорит, что ты, Клим, справишься там лучше… Смотри, Клим. Нэ подвиди мэня. На этот раз. [76]

23 июня 1941 года. 07 часов 02 минуты.

Варшавское шоссе. Где-то восточнее Бреста

Как и вчера по шоссе идут, идут и идут — машины, повозки, люди…

Шоссе, в отличие от железной дороги, немцы не бомбят. Поэтому все стараются держаться «Варшавки».

76

В реальности, посланный только 2 июля и не на Западный, а на Северо-Западный фронт, легендарный Первый Маршал в ходе первого успешного в этой войне контрудара 14–18 июля от всей своей пролетарской души навешал пиздюлей доселе непобедимому Эриху фон Манштейну под Сольцами, от бревенчатых стен которых автор «Утерянных побед» бежал на Запад аж 40 километров… В окружение попал целый немецкий 10-й пехотный корпус! Возобновить наступление на Ленинград немцы смогли только через месяц.

Из Бреста началась эвакуация — и первыми повезли свои наиважнейшие скоросшиватели областные конторы, такие как «Облснабрембыт», «Облстройтехмонтаж», «Облзаготзерно»…

Вот колонну тракторов, которые в пыли и грохоте буксируют по обочине комбайны из МТС, обгоняет, презрительно рявкая клаксоном, зеркально сияющий ЗиС-101. Из приоткрытого окна торчит верхушка роскошной пальмы… [77]

«Росписной», опершийся на лопату, проводил лимузин прищуренным взглядом: «Слуги народа поехали…». Потом переводит завистливый взгляд на колонну еще одетых в свое, но уже пытающихся держать строй мобилизованных во главе с запыленным райвоенкоматовским лейтенантом — и негромко, но твердо говорит «вольняшке»:

77

Случай подлинный.

— Бугор, ты хошь как хошь, а только ежели до завтра от УпрЛАГа на мою заяву не будет ответа — зуб даю, я иду на «рывок». Я сказал.

— Как же вы все меня уже достали… — устало отвечает «вольняшка». — На фронт им приспичило! Хочешь стать побегушником — давай, апеллируй к зеленому прокурору, не держу… Можешь заодно и меня с собой прихватить — чур, только не «коровой»! [78]

Это же время.

Полутора тысячами метров выше и пятью километрами западнее

78

Корова — молодой зека, которого старые зека берут в побег исключительно в качестве будущей пищи.

В душе у унтер-офицера Эриха Хутцена гремели литавры и звенели трубы. Летя на своем Hs — 126В-1 с «невероятной» крейсерской скоростью 280 км/час, он чувствовал себя полубогом, властелином жизни и смерти жалких людишек там, внизу…

Жалко только, что не он принимал решение, кого раздавить, как жалких тараканов, а кому еще дать возможность продлить свою ничтожную жизнь… Потому что в Люфтваффе командиром экипажа был не пилот, а летчик-наблюдатель…

Вот и сейчас, вместо того, чтобы весело пройтись над головами унтерменшей, плетущихся там, внизу, по серой ленте шоссе, и сладострастно нажимая гашетку, выпустить по разбегающимся русским бабам длинную очередь, а потом еще сбросить пяток десятикилограммовых бомб, он вынужден выполнять скучные приказы унылого оберстфенфебеля Рушке… Орднунг унд Бефель. Что поделаешь…