Утонченный мертвец (Exquisite Corpse)

– А эта ваша знакомая… у нее… э… как у нее с головой?

– Что вы имеете в виду?

– Ха-ха. Нет, ничего. Не обращайте внимания, это неважно… Она, случайно, не была католичкой?

– Нет. А почему вы об этом спросили?

– Чтобы не тратить зря время на проверку монастырей. А вы не знаете, она часто бывала в швейных ателье и в магазинах готового платья?

– Да, достаточно часто. Я бы далее сказал, очень часто.

А это валено?

– Ха-ха-ха. Да. Нет. Наверное, не важно… но, знаете ли, ходят слухи… ха-ха! Да!

– Какие слухи?

– Да разные слухи. Хорошенькая молодая женщина приходит к портному. Идет в кабинку примерить платье, а обратно уже не выходит. Платок с эфиром, прижатый к лицу – и ее потихоньку выносят из ателье в упаковочном ящике. Хорошо организованная группировка белых работорговцев тайком вывозит ее за границу. Ее запирают в каюте какого-нибудь контрабандного судна, идущего курсом в Макао или Шанхай. Там ее продают кому-нибудь из многочисленных китайских вождей. Говорят, они высоко ценят английских девушек. Их приучают к наркотикам и превращают в сексуальных рабынь. Ха-ха-ха! Разумеется, вероятность ничтожно мала, но проверить все-таки не помешает. И, опять же, поскольку нацисты в Германии подвергают евреев гонениям, многие евреи – торговцы мехами из Лейпцига сейчас переехали в Лондон, так что возникла жестокая конкуренция между коммерческими меховыми компаниями. Не исключена и такая возможность, что ваша Кэролайн стала жертвой торговой войны. Также мне надо задать вам один деликатный вопрос. Она принимала наркотики?

– Нет. Насколько я знаю, нет.

До меня вдруг дошло, что он говорит о Кэролайн в прошедшем времени.

– Вы считаете, что ее уже нет в живых?

– Ха-ха-ха! Нет, вовсе не обязательно. Сейчас еще рано впадать в уныние. Но если вы читаете газеты, вы должны знать о маньяке, убивающем женщин и расчленяющем их тела. Я, безусловно, проверю все морги.

(В то время я вообще не читал газет и, разумеется, не знал ни о каком маньяке.)

– Скажу вам по секрету, полиция подозревает некоего капитана Уиллоуби, который, насколько я знаю, сбежал на континент. Однако, нет никаких доказательств, что он действительно тот самый маньяк.

Потом Мелдрум вдруг посерьезнел, надолго задумался и спросил:

– А за то время, пока вы с ней общались, в ее поведении не было ничего странного? Вы ничего не заметили?

– Всего пару раз. Когда мы были в Париже, она тайком от меня ходила в музей восковых фигур. И потом, уже в Англии, она настойчиво просила меня приходить на свидания в темных очках. Это началось за несколько месяцев до нашей последней встречи.

– И судя по вашему рассказу, можно предположить, что вы были последним, кто видел ее живой? Ха-ха-ха.

Раньше я как-то об этом не думал. Мне показалось, что после того, как Мелдрум произнес это вслух, он стал еще более нервным и дерганым. Я тоже разволновался. Меня почему-то нервировало электрическое оборудование в кабинете, и еще у меня было странное чувство, что мое собственное внутреннее электричество истекает наружу через глаза. Я украдкой взглянул на хихикающего Мелдрума, и мне вдруг пришло в голову, что он, может быть, подозревает меня в убийстве Кэролайн. При таком варианте развития событий, я мог убить ее в припадке ревности, в состоянии полного помрачения, а потом обратиться в сыскную контору, либо чтобы отвести от себя подозрения, либо из-за провала в памяти – допустим, сработал некий защитный механизм, и я вполне искренне забыл о том, как убил Кэролайн, а потом спрятал тело. Мелдрум заметил, что я наблюдаю за ним, и поспешно отвел взгляд.

– Дело пропавшей машинистки! Ха-ха-ха! Да. Звучит интригующе. Гинея в день, плюс текущие расходы. Аванс – десять гиней. У вас есть фотография мисс Бигли?

Я передал ему фотографию и деньги.

– Какая куколка! Настоящая красавица, как вы и рассказывали!

Он поспешно выпроводил меня из конторы.

– Первый отчет вы получите в течение десяти дней.

В четверг я встретился с Клайвом. Он пригласил меня на обед в дорогой ресторан и, расспросив во всех подробностях о визите в контору Мелдрума, Фрейни и Хьюджеса, завел разговор о политике и искусстве. Похоже, он сильно разочаровался, когда узнал, что я не большевик, поскольку всегда был уверен, что все авангардные художники – большевики, и всякий мужчина, носящий длинные волосы, считает Россию страной будущего. Мало того, что я не был большевиком, я вообще наотрез отказался говорить о политике. Так что Клайву пришлось удовольствоваться искусством. Еще в нашу первую встречу он говорил, что сюрреализм – интересное, интригующее направление, но было вполне очевидно, что всерьез он его не принимает. Помнится, в тот вечер Клайв упорно пытался заставить меня согласиться, что абстрактное искусство – это движение вперед, и что такие художники и скульпторы, как Бен Никол-сон, Генри Мур и члены группы «Первый взвод», уже сейчас творят искусство будущего. Я сказал ему, что меня не особенно интересует движение вперед, равно как и механический прогресс, который он живописал с таким пылом. На самом деле, меня больше интересует движение назад и вглубь.

По ряду причин, которые прояснятся чуть позже, у меня не сохранилось сколько-нибудь вразумительных воспоминаний о событиях тех последних недель 1937-го года. Встреча с Клайвом за ленчем стала последним более-менее значимым эпизодом, который случился до оргии в клубе «Дохлая крыса».

Глава двенадцатая

Я, пожалуй, не буду подробно описывать оргию в «Дохлой крысе». Отчет об этом событии можно найти в любом более-менее полном исследовании по социальной истории, наряду с остальными сенсационно-скандальными происшествиями в период между Первой и Второй мировыми войнами: делом Стависки, убийством Билли Коллинза, похищением сына Линдберга, лишением духовного сана Гарольда Дэвидсона, печально известного священника из Стиффкея, и убийством на представлении «Чу-Чин-Чоу». Я лишь перескажу свои собственные впечатления о странных событиях той злополучной ночи, приведших к не менее странным последствиям.

Из задней комнаты клуба, снятой на всю ночь специально для этого случая, убрали всю мебель и застелили пол толстым черным ковром. Комната была небольшая – там едва хватило место, чтобы вместить всех участников оргии, которых набралось человек тридцать-сорок. Пока все собирались, Норман подавал в баре шампанское и устриц. «Серапионовы братья» пришли почти в полном составе. Поскольку женщин у нас было мало, Нед с Хорхе привели проституток – разумеется, высшего класса. В ожидании начала мы много курили и много смеялись, но это был нервный смех. Особенно нервничали проститутки. Вполне очевидно, что это затея казалась им крайне странной и подозрительной. Среди людей, пожелавших участвовать в оргии, было несколько человек, чье появление стало для нас неожиданностью. Скажем, Памела и Норман. Так же пришел репортер с Би-Би-Си, с которым Маккеллар познакомился на Выставке сюрреалистов – причем пришел не один, а с подругой. Но самым главным сюрпризом было явление Честного Чена, который угощал всю компанию кокаином и бензедрином по принципу «кто первый пришел, того первого и обслужат». Чен был красивым и элегантным мужчиной, и я заметил, что многие женщины поглядывают на него с нескрываемым интересом.

Кое-кто захватил с собой дополнительный инструментарий. Дженни Бодкин ворвалась в клуб, размахивая огромным искусственным членом в форме черной крысы, вытянутой в длину. Маккеллар с Брайони притащили поднос с чайными чашками, как они объяснили, для сбора и последующей дегустации спермы. От первоначальной идеи о масках для сна и протезов давно отказались, сочтя ее глупой. Вместо этого было условлено, что в комнате плотно занавесят все окна и выключат свет, а участники оргии разденутся снаружи и будут входить в темную комнату «вслепую».

Перед началом Нед произнес краткое похвальное слово групповому сексу в темноте: сексу, который освобождает сознание и является самым демократичным способом плотской любви, поскольку при этих условиях и толстые, и тощие, и красивые, и безобразные, и молодые, и старые – все получают равные шансы в сексуальной лотерее. Однако Нед подчеркнул, что не ставит перед собою задачу провозгласить эротическую демократию. Его амбиции шли много дальше: по его мнению, наше безудержное групповое совокупление должно высвободить божественное безумие, которое явит себя всем участникам оргии и размоет границы между рациональным и иррациональным, и тогда нам откроется некая высшая истина из высшей реальности. Пока Нед говорил, его била дрожь. Помню, я еще подумал, что никогда в жизни не видел его таким возбужденным. Должно быть, он наслаждался своей демонстрацией власти над нами.

Потом мы все разделись и, побросав на пол одежду, один за другим проскользнули за плотную черную занавеску, скрывавшую вход в темную комнату. (Входя в эту комнату, я подумал, что это немного похоже на смерть.) Я вошел сразу следом за Памелой, надеясь, что мне удастся перехватить ее первому. Однако она словно растаяла в темноте, и я, схватив пустоту, вжался в стену спиной и пошел по периметру комнаты прочь от двери. Не успел я пройти и пяти шагов, как чья-то рука схватила меня за лодыжку, а потом две руки обхватили меня за талию и увлекли на пол. Я не сопротивлялся. Я просто упал, прижавшись лицом к чему-то, что вполне очевидно было мягким и гладким женским бедром, и я принялся целовать и облизывать это бедро, неспешно продвигаясь все выше и выше. Но когда я уже приближался к самому интересному, на другом конце комнаты вдруг раздался пронзительный крик. Помню, первой моей реакцией было неподдельное раздражение на какую-то глупую сучку, у которой, по всей вероятности, сдали нервы, но крик не стихал – он заполнил собой темноту, и как будто метался затравленным эхом от стены к стене, и вскоре я различил, что кричал не один голос, а несколько. Кто-то крикнул: «Включите свет!»