Утонувшая в метели
Шрифт:
Рядом с ней за соседним зеркалом красилась Кристина. Женя пытался угадать черты её характера по поведению: спокойные движения и взгляд, ровная осанка, осторожно обращается со своими баночками и палетками с косметикой, которую почти не использует. Она создавала образ гордой лани, скромной и воспитанной. Такие девочки обычно прилежно учатся, исполнительны в делах, но совсем не умеют веселиться.
Вот кто точно умеет, так это Жанна. Она не слишком вязалась с образом модели: агрессивная, громкая, нетактичная, судя по её выходке с кольцом, зато её с легкостью можно было представить королевой застолья,
Следующей под его взором оказалась Настя Орланова. Лежащий рядом с ней телефон без конца вибрировал, девушка периодически тяжко вздыхала и тарабанила пальцами по экрану. Создавалось впечатление деловой, собранной начальницы, вела она себя раскованно и по-лидерски. Интересно, это лидерство было официальным или негласным? Глядя на Настю, можно было сделать вывод, что это не имеет значения: она была из тех людей, которые инстинктивно становятся главными в какой-либо группе. Волевая, гордая, возможно немного высокомерная.
Верх же высокомерия представляла собой Рита, хотя в её случае оно было скорее напускным. Движения напоказ, вальяжность, всем видом будто бы пыталась сказать: «я тебе не по зубам». Взгляд её был хитрым, возникала ассоциация с лисой из детских сказок. Неожиданно лиса заговорила:
– Кстати, я кое-что знаю о том, что думают следователи насчёт смерти Оли.
Модели перестали краситься и удивлённо уставились на Риту, ожидая продолжения, Женя замер с чашкой в руке. Ей это явно нравилось, и говорить Рита не спешила.
– Ну не томи, – с раздражением в голосе выпалила Орланова.
– Утром я говорила с отцом, он начальник следственного отделения, уголовное дело заводить не будут. Следователи не нашли признаков преступления: в костюмерной всё чисто, следов борьбы нет, видимых повреждений на теле помимо раны – тоже. Провели вскрытие: причина смерти – удар головой о лёд при падении, если по-простому.
– Как они так быстро приняли решение? – нахмурился Женя.
– Новый год на носу, – многозначительно произнесла Рита. – Да и чего там думать: записка в руке, в месте ударов о лёд – кровь. Самоубийство. Нет состава преступления.
Девочки, сохраняя молчание, продолжили краситься; атмосфера наполнилась тоской, и никто не решался нарушить тишину, да и сказать было нечего.
– Подождите, так значит, она вернулась после того, как ушла? – спросила Саша.
– Я тоже об этом подумала, – произнесла Кристина.
Рита замешкалась, принялась рыться в косметичке, затем вздохнула и сказала:
– Да. Но я не должна была этого говорить.
– Интересно, зачем? – допытывалась Жанна. – Давай, Рита, сказала «а» – говори «б».
Немного подумав, Казановская выложила:
– Говорю по строжайшему секрету, Голдин позвонил ей и пригласил на срочный разговор. Она прибежала.
– И?! – не унималась Жанна.
– И они поговорили. Он сказал полиции, что отдал ей главное платье, она согласилась, потом вышла из кабинета и завернула в коридор, видимо затем в костюмерную.
Это видно на камере, которая висит в холле, но она показывает только лестницы и дверь Голдина. Сам он за ней не пошёл, закрыл кабинет через час и всё, я больше ничего не знаю! Хватит меня выспрашивать!– Сама же начала, – фыркнула Алфёрова. – Не, ну ты дело говоришь. Зачем её убивать? Жила, никому не мешала, с наркотой не связывалась.
– Девочки, хватит, – деловито прекратила прения Орланова. – Вы не следователи, готовьтесь и пойдём на репетицию, Жанна, почему ты до сих пор второй глаз не накрасила?!
– Я накрасила! Он получился не такой, как первый, сама уже замучилась.
– Боже мой, давай скорее, остальные кто готов, идёмте.
Первая репетиция
– Два, три, четыре! И раз, два, три, четыре! Кристина, не маши руками, сколько раз говорили! Новенькие, чётче движения! И раз, два, три!
Голдин хлопал в ладоши, отбивая ритм и взмахивая руками, словно дирижёр. Он объяснил девочкам рисунок и порядок выхода, что теперь упорно отрабатывали. В зале играла мелодия, казавшаяся бесконечной, и модели уже битый час маршировали под неё на каблуках. Со стороны происходящее напоминало кордебалет, модели сохраняли синхронность и двигались, словно в причудливом танце.
Женя внимательно наблюдал сестрой и Лией. Они то и дело забывали, когда должны выходить, мешкались, раскраснелись, но старались не выбиваться из общего темпа. Он засмотрелся на золотистые локоны Адлер, её суетливую походку и усмехнулся серьёзному выражению лица.
Она была очень хороша собой, и порой Женя ловил себя на мысли, что она симпатична ему. Её звонкий смех пробуждал в нём то, что, казалось, давно уснуло где-то в глубине души, но отчего-то от гнал эти мысли подальше.
Всё же то, что он испытывал к Оле, не сравнимо с лёгкой симпатией к Лии Адлер. И пускай он чувствовал притяжение к ней, всё же осекал свои порывы. Обозначить чувства значило впустить в свою жизнь нового человека, был в этом какой-то риск. А рисковать он не любил.
Хорошо натренированная улыбка выделяла уже состоявшихся манекенщиц от двух только что прибывших, лица их выражали непринуждённость. Одна лишь Саша отличалась. Сначала это было едва заметно, но с каждый новым выходом на подиум она становилась всё мрачнее. Уголки губ её подрагивали, взгляд всё чаще уходил в пол, в конце концов, заблестели глаза.
– Стоп! Стоп, музыка! – заорал Голдин. – Саша! В чём дело?!
– Простите, я не…
По щекам девушки покатились слёзы, она запрокинула голову назад и принялась обмахиваться.
– Что такое?! Тебе больно ходить?
Саша всхлипнула и отрицательно замотала головой.
– Тогда что?! Что?! Почему обязательно нужно превращать каждую репетицию чёрт пойми во что!
Нагаева отдышалась и утёрла слёзы. Женя пришёл в недоумение, наблюдая за всей этой картиной со зрительского кресла. Ему захотелось увести бедную плачущую девушку с подиума, настолько беззащитной она выглядела, словно маленькая овечка среди стаи волков.
– Саша, дыши, – сбавил обороты модельер, – дыши. Ты можешь продолжать? Умирающий лебедь мне не нужен – если тебе плохо, давайте сделаем перерыв.