Утонувший в кладезе

В Ключграде он с легкостью оседлал князя Сувора Нарышку — тот хиленький заборчик, который словенские колдуны гордо именовали «магическим защитным барьером», препятствием для Лейфа не был.

С той же легкостью он устроился и в дом Нарышек — новый слуга Олег Лощина сразу понравился управляющему. Да и самой княгине Цветане… Попробовали бы они не полюбить Лейфа!

Семья как нельзя лучше подходила Лейфу для исполнения запланированного. Сюда часто захаживал Клюй Колотка, один из самых квалифицированных колдунов портового города, работающий, к тому же, в местной службе безопасности. Более удачного кандидата в запланированные жертвы и пожелать было трудно.

А потом Лейф встретил Радомиру.

Горничная Радомира Карась и оказалась первым незапланированным препятствием в исполнении его задачи. Именно она убила в Лейфе великую любовь к Великому Альфару.

Казалось бы, словенка была совсем не похожа на Труду Гульбрандсен — более плотная, более высокая, более пышная. И волосы, как у тролля в человеческом обличье — черные-пречерные. Каменный уголь, а не волосы… Куда им до Трудиных пшеничных локонов! Но глаза!.. В этих глазах Лейф утонул в первый же момент, а она даже и не заметила. Конечно, ведь пылкая словенка видела лишь Ярослава, кучера Нарышек, двухметрового громилу с раменами молотобойца — вот уж кому следовало бы родиться берсерком! Однако уродился громила изрядным мямлей и девиц боялся пуще огня…

Наверное, поэтому Лейф и попробовал сразу добиться желаемого. Но получил жесткий отпор. Это его потрясло. Девица нарывалась на принуждение, и Лейф бы принудил ее. Если бы не нашлось иного решения…

В результате тело нового слуги Нарышек угодило в госпиталь, а сам Лейф перебрался в кучера Ярослава.

Однако девица подмену заметила — не в прямом смысле, конечно. Во всяком случае, Радомирина любовь к Ярославу быстро пошла на убыль.

Пришлось все-таки принимать меры.

Меры помогли — любовь к девице вернулась. Через два дня Радомира любила Лейфа в шкуре Ярослава так же страстно, как до того любила самого Ярослава. И слава Тору и Одину, что так произошло. Ведь именно эта любовь и спасла Лейфа от ловушки.

Он взял горничную на пятый день после своего перерождения, взял силой — это потом до него дошло, что она не очень-то и сопротивлялась, но ведь в Клетке девицы и вовсе ложились под него сами! С нею было много лучше, чем с Трудой. Тело Радомиры откликалось на малейшее его желание не потому, что ее ждала оплата, — она была попросту не способна воспротивиться этому отклику. Лишь бы рядом никого не было!..

А ночью он впервые почувствовал себя пауком.

Впрочем, это слово вряд ли соответствовало сути происшедших с ним перемен. Нет, ощущал он себя, как и прежде, человеком, Лейфом Солхеймом, но паутина была. Как иначе еще можно назвать ту плотную сеть неведомых ниточек, которая раскинулась от него по всему миру?..

В эту ночь он до конца и не понял, что перед ним открылось. Ниточки касались душ Нарышек и их прислуги, души бились, как мухи в паутине, а все существо Лейфа переполнялось ощущением власти над ними.

К утру паутина умерла, и он тут же забыл о ней — сон и есть сон. Сны его не интересовали, его интересовала Радомира.

На следующий день он вновь подстерег ее в бельевой. И вновь овладел девичьим телом.

Паутина во сне вернулась. Она стала гуще, а Лейф сумел разобраться в эмоциях, которыми переполнялись попавшие к нему в лапы мухи. Оказывается, князь Белояр давно уже жил своей работой, а его более молодая душой супруга жаждала любви и в мыслях даже отдавалась своему сыну. А старшая из Нарышкиных дочек, Снежана, проливала слезы по тому самому Клюю Колотке, который был намечен в жертву…

Дальше — больше.

Вечер за вечером, теряя от любви разум, загонял Лейф своего разгоряченного нетерпеливого скакуна в изнемогавшую от желания горячую Радомирину конюшню, и ночь от ночи власть его над окружающими расширялась.

Настала пора реализовывать запланированное.

И в следующую ночь Клюй Колотка умер предназначенной для него смертью.

А на следующий день в Ключград пожаловал чародей Светозар Сморода, очередная жертва Лейфа Солхейма. И чародей бы непременно стал ею, если бы в ночь после убийства не произошло главное.

Первая кровь опалила сердце Лейфа гигантским костром и родила в душе силы не меньшие, чем рождала Радомирина любовь.

В ночь после убийства его паутина впервые дотянулась до Великого Альфара. И Лейф познал ту ловушку, какую ему уготовил его любимый Отец. После этого пути Лейфа Солхейма и варяжских альфаров навсегда разошлись.

Зато сошлись дороги Ярослава Мотовила и Светозара Смороды.

Словенский чародей оказался прелюбопытнейшим типом. И вполне мог стать для Лейфа выходом из создавшегося положения. Вся беда была лишь в том, что Сморода все еще спал, хотя и был на грани пробуждения. А разбудив его, Лейф не был бы уверен, что чародей пойдет ему навстречу.

Но подготовку он начал сразу.

К счастью, Сморода и сам проявил интерес к старшей дочке Нарышек. Оставалось подкорректировать этот интерес в нужном Лейфу направлении.

Княжна Снежана, правда, возненавидела чародея с момента первой же их встречи, но оказалось, что от любви до ненависти действительно один шаг. Так что усилия от Лейфа потребовались самые минимальные.

Подготовка велась сразу по нескольким пунктам.

Во-первых, следовало запутать Смороду, чтобы он не вышел на противника слишком рано.

Во-вторых, чародею следовало дать понять, что лично ему, Смороде, ничего не грозит.

В-третьих, в душе самого словенского колдуна следовало вызвать ответную любовь к княжне Снежане. Иначе из замысла не вышло бы ровным счетом ничего.

С первыми двумя задачами Лейф справился легко. Окружающие уже находились под его плотным влиянием, и он делал с ними все, что хотел. Княжну Снежану на помеле он с успехом изобразил сам, а сопровождающий Смороду волшебник оказался слишком слабым, что противостоять столь сильному альфару.

Но вот сам Светозар Сморода оказался Лейфу не по зубам. В ночную ведьму-то он поверил, но в остальном… Судя по всему, с ним тоже происходило перерождение. Кто явился инициатором перерождения, Лейфу разобраться не удалось. Как бы то ни было, подействовать на чародея до конца он не смог. И в страхе совершил несколько ошибок. Зря влюбил в Смороду княгиню Нарышкину, зря обратил против столичного чародея подозрения ключградского принципала Порея Ерги. Он почему-то рассчитывал, что Ерга поедет объясняться со Смородой, чем окажет на чародея дополнительный нажим, и Лейфу останется поставить волшебника перед выбором: либо неприятности со всех сторон, либо… Но принципал сразу накляузничал на чародея самому Кудеснику. Где-то Лейф его раскусить не сумел. И управиться с принципалом по-настоящему — тоже. Ергу можно было убить, но превратить в марионетку не удалось. А в причинах разбираться — времени не было.

В результате ошибок княгиня, видевшая, что происходит с ее дочкой, и сгорающая от ревности, попросила Светозара Смороду покинуть ее дом. В результате Светозар Сморода уехал в Новгород. В результате Светозара Смороду арестовали.

А вот с любовью все получилось гораздо проще.

Кто бы ни инициировал перерождение чародея, Сморода уже вовсю обращал внимание на женщин. И сумасбродное поведение княжны Снежаны не могло не найти в нем отклика.

Лейфу даже пришло в голову, что Сморода сбежал вовсе не от княгини Цветаны, а от испуга перед рождающимся в нем неизвестным чувством.