Утопая в беспредельном депрессняке
Шрифт:
— Нет, никогда.
— Вот это да! А сны — это письма в конвертах, обо всем, что было?
— Да.
— Спорим, Бобби не знает об этом.
— Вот и хорошо. Пусть это будет наш секрет, и никто, кроме нас двоих, не будет его знать.
— А у тебя есть еще секреты?
— Конечно. У всех есть.
— Зачем?
— Ну, наверное, так интереснее жить.
— Почему?
— Потому что если бы мы всё знали, то не о чем было бы спрашивать.
— Почему?
— Почему —
— Почему мы не знаем всё?
— Потому что тогда было бы ужасно скучно.
— Почему?
— Потому что мы знали бы все ответы.
— Как Бог?
— Да, наверное.
— А как ты думаешь, ему скучно?
— Возможно.
— Мне тоже так кажется.
— Почему?
— Потому что он создал нас.
— Ну и что?
— А мы только и делаем, что смешим его.
— Почему?
— Потому что он знает, что будет со всеми нами в самом конце.
— Хм. Мистер Гудли сказал недавно что-то похожее.
— Я не люблю Гудли.
— Мистера Гудли.
— Я не люблю мистера Гудли.
— Почему?
— Потому что он все делает украдкой.
— Украдкой?
— Он всегда подкрадывается незаметно. Бобби тоже ужасно не любит его.
— А за что Бобби его не любит?
— За то, что Гудли — мистер Гудли — всегда говорит ему, что надо делать. Бобби сказал, что мистер Гудли не его папа и что только Винсент может говорить ему, что надо делать.
— А ты делаешь то, что тебе говорит мистер Гудли?
— Да, все время.
— Почему?
— Потому что ты велел мне и потому что он сказал, что отрезает уши детям, которые не делают того, что он велит.
— Правда?
— Ага. Бобби говорит, что его спальня, наверно, набита ушами тех детей, которые не делали, что он велел. И еще там много пальцев мальчиков и девочек, которые таскали сладости из банки, не спросив у него разрешения. И языков людей, которые перечили ему, и еще куча всяких страшных вещей.
— Это все Бобби тебе рассказал?
— Ну да, а то кто же. Бобби говорит, что Винсент выгонит мистера Гудли, если мистер Гудли сделает с ним что-нибудь.
— Я не думаю, что мистер Гудли сделает с Бобби что-нибудь нехорошее. А ты как думаешь?
— Вчера мистер Гудли ударил Бобби.
— Я знаю. Бобби дерзил ему, и мистер Гудли его наказал.
— Но ты не бьешь меня.
— Да, не бью.
— А почему?
— Потому что нельзя бить людей.
— Тогда почему мистер Гудли ударил Бобби?
— Не знаю. Случайно.
— Он не должен был этого делать.
— Ты прав. Но все мы делаем ошибки. Людям свойственно ошибаться.
— А он жалеет, что это сделал?
— Да. Он даже сказал Винсенту и Хелене, что уволится, но они его
не отпустили.— Они рассердились на него?
— Немножко. Но он сказал, что сожалеет об этом и что это никогда не повторится.
— А Бобби сказал, что его выгонят.
— Ну видишь, а они не выгнали.
— Ох, это плохо.
— Почему?
— Бобби теперь будет ужасно злой.
— Почему?
— Он сказал, что они точно выгонят его. Он по-настоящему ненавидит мистера Гудли. А теперь будет ненавидеть еще больше.
— Нельзя ненавидеть людей, Алекс.
— А Бобби ненавидит всех.
— Да нет. Он просто так говорит.
— А нельзя нам отсюда уехать?
— Зачем?
— Я не хочу здесь больше жить.
— Почему?
— Потому что должно случиться что-то очень нехорошее.
— Ничего плохого не случится, Алекс. Поверь мне.
Часть 2
От «А» до «Я»
Итак, теперь вы знаете не хуже меня самого, что за люди и какие стечения обстоятельств оказали на меня решающее влияние, сделали из меня в результате то, чем я являюсь по сей день — пропащей, ко невинной душой, замешанной в нескольких непредумышленных убийствах, — словом, игрушкой в руках безжалостной судьбы, воплощением горя и несчастья. Разумеется, ничего из всего только что прочитанного вами не может служить оправданием тому, что произошло со мной в дальнейшем. Просто жизнь — это жизнь, и в ней, ничего не поделаешь, случаются огорчения.
1 января — 1 октября 1978 года
«А» — Алфавит
Три года прошло.
Почти.
Господи, как летит время! Особенно если нечем заняться. Когда тебе всего три года с небольшим, ты даже не можешь погоревать как положено. Все, что с тобой случается в этом возрасте, ты воспринимаешь как норму; просто не знаешь, что может быть и по-другому.
Конечно, я тосковал по Виски и Элизабет, но у меня оставались Винсент с Хеленой, мистер Гудли с сестрой Макмерфи, Альфред с Чокнутой Наной Мэгз и Виктория с Ребеккой.
И ублюдок Бобби.
Я прямо на стенку лез, когда он называл меня «сиротой», «несчастным Алексом» или «одиночеством в квадрате». Тогда я особенно остро желал, чтобы случилось так, будто родители не умерли, оставались бы со мной и мы уехали бы из этого дома в какую-нибудь другую часть света, как можно дальше от Бобби.
Но Винсент и Хелена были очень добры ко мне.
Они усыновили меня, правда, в то время я не имел понятия, что это значит. Впоследствии я узнал это, но будь я проклят, если могу с уверенностью сказать, что это было к лучшему.
На Рождество 1978 года Винсент подарил мне дневник и с тех пор взял за правило делать это ежегодно. Сказал, что записывать то, что со мной происходит, очень важно и в будущем это поможет мне пережить горе от потери моих родителей.
Потрясающе.
Я-то мечтал о большой коробке с конструктором или о химическом наборе. Но нет, я получил этот вшивый дневник. Однако я вынужден признать, как мне это ни противно, что он был прав. Много лет спустя, когда я попытался вспомнить, как все тогда было, мои записи очень мне пригодились.