Утопия о бессмертии. Книга третья. Любовь и бессмертие
Шрифт:
– Серёжа, поговори со мной.
Не отнимая взгляда от книги, он тотчас откликнулся:
– Конечно, Маленькая, о чём ты хочешь поговорить?
– Серёжа, я люблю тебя.
– Я знаю, Девочка, и меня, и Стефана, и всех, кто крутится около тебя все эти годы. Я не хочу это обсуждать, Маленькая.
– Серёжа, посмотри на меня.
Он повернул лицо. В его глазах не было тепла, как уже бывало раньше, когда мы ссорились. Но в его глазах не было и гнева. В них царила усталость… Скука!!! У меня перехватило дыхание, и вся решимость испарилась, страх ожил опять: «Это всё. Это конец». Боясь поддаться панике, я заспешила словами:
– Вечером,
Он усмехнулся.
– Ты называешь это размолвкой?
– Серёжа, раз ты нашёл определение случившемуся, ты мне скажешь об этом вечером. Мне очень страшно, милый. Я боюсь не справиться с собой, если ты дашь определение сейчас.
Боясь вновь встретить скуку в его глазах, я избегала смотреть ему в лицо, мой взгляд метался по сторонам и упал на книгу – он держал её вверх ногами. Это обстоятельство почему-то немного успокоило, и я попыталась улыбнуться.
– Ты осваиваешь новый метод чтения?
Он непонимающе посмотрел на меня, на книгу, захлопнул её и бросил на пол. Книга упала титульной стороной вверх, и я механически прочла:
– Кафка «Дневники». – И сообщила: – Стефан решил уехать навсегда.
– И это был последний поцелуй на память?
– Глупо звучит, но так и есть. Серёжа, я не хочу его терять, не хочу, чтобы из моей жизни уходили, ставшие родными мне, люди.
Поздно опомнившись, я с ужасом подумала: «Зачем я это говорю сейчас?»
– В твоей жизни слишком много, ставших родными тебе, мужчин. Я чувствую себя лишним.
– Нет, Серёжа, не говори так. Это неправда!!! – Мой голос так взлетел, что я испугалась. Беря себя в руки, я глубоко вздохнула и спокойно произнесла: – Стефан сказал, в чём суть моих разногласий с Катей.
– Я рад, что Стефан помог тебе разобраться, – безразлично отозвался Сергей, но тотчас оживился и повернулся ко мне. – Почему же ты со мной на эту тему не поговорила? Маленькая, почему ты избегаешь обсуждать со мной домашние дела? Твои взаимоотношения с детьми, с домочадцами, их взаимоотношения между собой? Помнится, мы говорили на эти темы. Раньше. Теперь уже много лет ты просишь совета у кого угодно, но никогда не делишься переживаниями со мной. Ты и детям внушила не прибегать к моей помощи.
Я только ахнула в ответ, а он продолжал:
– Макс вообще всё держит в себе, а Катя со Стефаном шепчется, он её слёзы утирает, не я. Почему так? Ты мне не доверяешь?
– Серёжа, ну зачем ты так? Я ничего не внушала детям! Что ты? Я доверяла и доверяю тебе. Я ценю твоё мнение! Серёжа, это ты молчишь, вопросов не задаёшь! Ты всё время занят!!! – вновь истерически завопила я и вновь перевела дух. – Я понимаю, ты много работаешь, содержишь нас всех… неужели ты будешь заниматься возникающими то тут, то там разногласиями? Зачем тогда нужна я? И потом… когда я не справляюсь, я всегда обращаюсь к тебе. – Я замотала головой. – Ты несправедлив! Тебе известно всё, что происходит в доме, тебе известно даже больше, чем мне! Ты сам не принимаешь участия в жизни семьи!!! – Я вновь остановилась, чтобы сделать глубокий вдох и продолжала медленнее: – И с детьми… Макс всё про всех понимает и знает. И про себя тоже. Мне иногда кажется, он наблюдает за нами, как за маленькими детьми, вовремя корректирует и, если надо, поддерживает. А Катя…
Серёжа тепло улыбнулся, в доселе безразличных глазах вспыхнули искорки и остались там.
– Весь в
мать!Я радостно рассмеялась.
– Что?! Нет, милый, Максим в отца! Его взгляд с первых месяцев жизни дарил тепло, как твой сейчас!
Я погрузилась в родную зелень, он не принял, прикрылся веками и перестал улыбаться, но голос прозвучал мягко:
– Ровно этими словами Маша говорит о тебе. Она говорит, что ты всё про всех понимаешь и наблюдаешь за ними, как за маленькими детьми, а нашалят – исправляешь.
– Мне приятно её мнение. Серёжа… – Я смотрела на его губы не в силах отвести глаз и, не решаясь просить о поцелуе.
Он криво усмехнулся и отвернулся.
– Надеялась, поцелуешь, – промямлила я и вернулась к разговору: – С Катей всё сложно. Зачем она со свадьбой торопится? То ли доказать мне что хочет, то ли убежать от меня… я спрашивала, она отшучивается…
Серёжа кивнул и повторил слова Кати:
– «Птенцу пора покидать гнездо!»
– …или дерзит: «Не волнуйся, мамочка, всё хорошо! Пришло время узнать, чему ты дочку учила-учила и выучила. Чему меня папа научил, уже известно – я могу прокормить себя, а вот сумею ли я быть любящей матерью и женой, мы вскоре проверим».
Озвучивая тираду дочери, я видела перед глазами её насмешливое лицо. Слово «любящая» Катя подчеркнула, намекая на моё утверждение: «Ребёнок, которого любят родители, умеет любить сам». Дальше Катя вкрадчиво спросила: «Ты ведь хочешь узнать, научила ты меня любить или нет, правда, мама?» И до меня дошло: «А ведь Катя уличала меня в нелюбви. Как же я не поняла? … Ну и поняла. И что?»
Я вздохнула и повторила:
– С Катей всё сложно. Я уже не стремлюсь к пониманию, и даже не защищаюсь, я отступаю и, чем больше закрываюсь от неё, тем с большим напором она меня ковыряет.
– Маленькая, с Катей всё предельно просто. С Катей ты стремишься быть суперматерью – самой понимающей, самой терпеливой. Если с Максом ты естественна, то с Катей очень стараешься, она это и видит, и чувствует. Зачем ты придумала парадигму: «Катя любит Сергея и не любит меня»? Зачем тебе надо, чтобы твоя дочь любила своего отца в ущерб любви к тебе, к матери? Катя одинаково любит и тебя, и меня, только мне не требуется доказательств её любви, а тебе она отчаялась доказывать и, в конце концов, избрала путь конфликта, собственно, как делают все подростки.
Столь простое объяснение многолетних обид и претензий Кати обрушивало затейливую конструкцию причин и следствий, выстроенную мной. Я мысленно застонала: «Господи-и-и, когда же фантомы прошлого перестанут искажать мою жизнь? Я так долго страдала, что в последний наш день не сказала Насте самых главных слов: «Я люблю тебя!», я так долго корила себя, что посвятила жизнь борьбе с её болезнью, вместо того чтобы любить – обнимать, целовать, дарить ласку словом и взглядом, что потом…» – Я медленно, уже вслух, закончила:
– …я убедила себя, что не способна на любовь к своей дочери. И чтобы Катя не страдала от недостатка любви, я решила перепоручить всю родительскую любовь тебе. – По моим щекам обильно потекли слёзы – я жалела и Настю, и Катю, и себя. – Вот и создала, оправдывающую себя, парадигму – Катя любит тебя, не любит меня, а, следовательно, и не особо нуждается в моей любви. Так славно сладила!
Сергей взглянул, сорвался с дивана и подхватил меня на руки.
– Что ты? Маленькая, не плачь! О, моя Девочка. – Прижимая к себе, он опустился обратно на диван, целуя и успокаивая: – Всё наладится. Катя поймёт. Мы всё-всё исправим.