Утраченное звено (сборник)
Шрифт:
Он увидел Михаила Дмитриевича, его добрую, немного виноватую улыбку, услышал его слова: «У нас нет выбора. Мы должны знать, что там находится. Это величайший подвиг из всех, которые знает человечество. И подвиг этот предстоит совершить тебе».
Нет, он не мог подвести человека, которого называл отцом. Иначе люди не узнают, для чего живут, мучаются, умирают. Он не мог пойти против своей сути.
Сигом снова ринулся к Горловине, снова попал в ее поля, прогибающие и растворяющие защитную капсулу. Он боролся изо всех сил, он почти достиг отверстия, в котором соединялись, свертывались, исчезали спирали света. Разрушенные поля капсулы вторгались
На этот раз он думал, что больше ничто и никто не заставит его снова устремиться к Горловине. Пусть он будет потом казниться муками недостигнутой цели! Пусть потеряет себя и станет кем-то другим, даже неодушевленной деталью. Больше ни за что он не пойдет туда, не может пойти… Ни за что! Кого бы человечество ни подсылало к нему!
Из зеленых волн памяти показалась Аля — так ясно, что он почувствовал ее теплое дыхание. «Милый, — сказала она. — Бедный мой, как ты измучен». Ее руки словно бы гладили голову, как бывало когда-то, массировали виски, ворошили волосы. «Уходи, милый, спасайся. Я хочу, чтобы ты жил и был счастлив, даже если у меня, у всех нас не будет будущего. Ты вправе распоряжаться своей жизнью. Пусть же она длится всегда. Уходи из этого страшного места. Я не упрекну тебя ни в чем. Живи!»
Он очень четко воспринял ее чувства. Он узнал, что она там, далеко, мучается его болью, воспринимает его муки. Это и есть сострадание чувство, объединяющее все живые существа.
И тогда у него с Нивой силой вспыхнуло ответное чувство к ней, ко всем людям, создавшим его для подвига.
Собрав всю волю, заряженный энергией до предела, похожий на гигантскую шаровую молнию, он вытянулся, приняв форму капли, и ринулся на последний штурм в жуткую необъятную воронку, где исчезали материя, пространство, время…
16
«…Значит, вот в чем заключается смысл вопроса, который задал мне этот погибавший человек: «А для кого ты нырял в Горловину и добывал истину?»
Он хотел, чтоб я вспомнил. Он хотел спасти меня от себя самого, как спасал не однажды своего сына. Он сострадал… Сигом так много чувствует сейчас, так много хочет сказать этому человеку и тем, другим, оставшимся жить только в его памяти. Он решает, что скажет это потом, а пока произносит:
— Тебя полностью вылечат на Земле.
Человек понимает: сигом готов отправиться немедленно. Он отвечает:
— Сначала мы совершим то, что предписывает Кодекс космонавтов. Мы закроем корабль, ставший последним убежищем для моих товарищей. Я возьму бортовой журнал с собой, а на корабле оставим записку.
— Зачем? Для кого? — спрашивает сигом.
— Если кто-нибудь высадится на этой планете и найдет корабль, ему сможет пригодиться записка.
— Но ты ведь расскажешь обо всем на Земле, и люди узнают, что случилось с «Омегой».
— А если это будут другие космонавты? Не с Земли, не люди?
Сигом поднимает человека и несет его к кораблю. Он думает: «Нет, не логика руководит моими поступками. Ведь он ничем не, в силах помочь в моих делах. Просто мне хочется, чтобы он — пусть слабый, почти беспомощный был рядом со мной, чтобы рассеялось одиночество. Видимо, сильному необходимо, чтобы рядом был слабый — только тогда он осознает свою силу и может ее проявлять. А без слабого он и не сильный вовсе. Он — слабый… Наверное,
люди это поняли давно. Может быть, понял и его сын…»Человек говорит что-то, но сигом внезапно перестает прислушиваться к его словам. Все внимание переключено на иное. Локаторы сигома уловили и зафиксировали новое излучение. Характеристика ритма этого излучения удивительно дополняет уравнение, точно заполняя пробелы. «Неужели наконец-то я нашел утраченное звено?» — спрашивает себя сигом, включая анализаторы и угломеры, чтобы выяснить, откуда идет это излучение. Довольно быстро он устанавливает, что источник его находится не в космосе. Он ближе, гораздо ближе. Где же? На этой пустынной планете, в горах ее, в недрах?
Угломеры показывают невероятный угол. Сигом снова проверяет и перепроверяет: ему кажется, что определители вышли из строя. Он запускает Систему высшего контроля и убеждается: все его органы работают нормально. И все же он никак не может поверить, что источник излучения находится в нем самом и в этом спасенном им человеке…
ПОВОД ДЛЯ ОПТИМИЗМА
Все началось со статьи в одной из центральных газет, где сообщалось, что некий французский издатель и журналист Луи Паувельс, известный в кругах парижской прессы под кличкой «крысиный король», в нескольких номерах журнала «Фигаро-магазин» опубликовал материалы, посвященные опытам американских физиологов над крысами. Результаты опытов «убедили его, оказывается, в существовании «высших» и «низших» рас, причем не только среди» животных, но и людей». Тогда-то я вспомнил о других записях и решил познакомить с ними читателей.
Я глубоко признателен директору Музея Памяти о войне, подарившему мне фотокопии этих страниц дневника.
Заранее прошу прощения у читателей за небольшие исправления в дневнике, сделанные лишь для того, чтобы не указывать точно страны, где происходили события.
Во-первых, многим памятен международный скандал, связанный с этими событиями, — автор же вовсе не хочет вызывать дополнительные дипломатические осложнения.
Во-вторых, простая случайность, что все это происходило именно в какой-то одной стране. Точно такие же события, в которых участвуют точно такие же персонажи, происходят по сей день в некоторых государствах Африки, Латинской Америки, Европы. А художественная литература всегда тяготела к выявлению закономерностей…
Чья-то рука тяжело легла на мое плечо. Я замер, подобравшись, как пружина, словно уже прозвучало: «Вы арестованы!» Скосив глаза, увидел пару черных ботинок с тупыми носками. Пару. Значит, он один.
Все последующее произошло в доли секунды. Я полуобернулся, сжал обеими руками его руку, вывернул ее, потянул вперед, чуточку присел и бросил человека через себя на камни. Видимо, он не был новичком в таких делах, потому что не плюхнулся мешком, а, взвыв от боли, сумел сразу же вскочить на ноги.
Я бросился к нему, и тут, выкрикнув мое имя, он прохрипел:
— Меня послал Поводырь.
— Что вам нужно? — спросил я, держа нож наготове. Стрелять было опасно: звук выстрела мог привлечь внимание.
— Успокойтесь, профессор, я же сказал, что меня послал Поводырь.
В другое время его слова успокоили бы меня. В другое время, но не сейчас.
— Что ему нужно от меня?
— Он приказал сопровождать вас.
Я приготовился к прыжку, и он поспешно произнес:
— Выслушайте сперва.