Утраченный трон

— Вы желаете войти внутрь? В таком случае назовите ваши имена и сообщите причину вашего прихода!

Первые легкие вечерние тени протянули свои длинные пальцы и скрыли все уродливое на этих окраинных улицах. Даже то, что двигалось.

Мусорщик не родился красавцем, а тяжелая жизнь никак не улучшила его внешность. Его голову покрывало такое количество грубых белых шрамов, что лицо выдавалось вперед, подобно собачьей морде, а жалкие остатки волос росли неровными пучками, между которыми сохранились большие участки огрубевшей, сморщенной кожи. Он немелодично насвистывал, спускаясь по темным ступенькам в самую сильную вонь сточных канав Силптара с мешком гниющих отбросов на плечах, пошатываясь под его тяжестью.

Темнота спускалась по ступенькам еще быстрее. Скоро эти глухие переулки оживут, а в гордом Сверкающем Городе найдутся люди, которые не погнушаются воткнуть нож даже в уродливого, дурно пахнущего мусорщика в надежде поживиться несколькими медными монетами или ради собственного развлечения.

Мусорщик немного прибавил шагу, хотя ступеньки у него под сапогами были покрыты чем-то мокрым и скользким. Царящие здесь мрак и вонь не позволили бы ему различить, что там пролили, даже если бы он захотел нагнуться и посмотреть. Хорошо бы убраться из этого места, а в следующий раз он сам выберет, где им встречаться.

Что-то шевельнулось в темноте за каменной колонной. Мусорщик замер, выставил перед собой мешок с отбросами на манер щита и проворчал:

— Кто там?

Какая-то фигура бесшумно вышла вперед, на слабый свет, и он увидел, что это женщина, совершенно нагая, если не считать полумаски и плаща, который она заколола на бедре с одной стороны так, чтобы его можно было быстро развернуть и прикрыть все остальное.

— Опасности нет, — тихо промурлыкала она, — это всего лишь Обларма.

При звуке этого имени мусорщик расслабился. Он с кряхтением опустил на землю свой мешок и пнул его ногой, рассыпав содержимое в сточную канаву.

— Обларма, — произнес он до странности официальным тоном, принятым среди деловых людей города. — Позволь представиться — Индл. Ты одна и хочешь избавиться от одиночества?

— Да, — тихо ответила женщина с кожей цвета слоновой кости. Она шагнула вперед и показала ему пустые ладони, а потом протянула руку и погладила его по плечу. — И еще раз да.

Мусорщик Индл протянул к ней с рычанием руку и поднял вверх два пальца. Она ответила, подняв четыре пальца, но тут же опустила один, оставив три. Он ухмыльнулся.

— Пусть будет три.

Они обнялись и вместе протиснулись в темный дверной проем. Обларма отстранилась, чтобы одним ловким движением снять колпак с лампочки, а другой рукой одновременно задвинула засов, так что любой, кто мог скрываться на лестнице у сточной трубы, не успел бы и глазом моргнуть.

— Красивая грудь, — тихо пробормотал мусорщик совсем другим голосом.

— Красивые шрамы, — ответила куртизанка и задула лампу, погрузив комнату в дымную темноту. — Зубы тоже были хороши.

Когда она произносила эти слова, голос ее менялся, становился одновременно ниже и мягче. Ее плоть растекалась в темноте. Сначала растаяли черты лица Облармы, а через несколько мгновений сгладилась грудь, которую похвалил Индл.

Индл тоже менялся: съеживался, превращался в более худое существо без лица. Затем на голове каждого коглаура рот вытянулся в длинную трубочку, и выросло одно ухо, большое и напоминающее по форме цветок. Две трубки вытянулись вперед, в ожидающее ухо, и никакое другое ухо в комнате, если бы таковое нашлось в этой зловонной, сочащейся каплями влаги, запертой на засов темноте, не могло бы услышать последовавший за этим разговор.

— Последователи Змеи уже подослали кого-нибудь на остров Плывущей Пены?

— Эзабрас говорит, что нет. Их поход по владениям баронов, однако, продолжается, и они не встречают сопротивления.

— Жители деревень поддались страху, или люди Змеи действуют тихо и ловко?

— Бароны никогда не действуют тихо, — последовал ответ, полный мрачного юмора.

Послышался звук, который можно было принять за смех.

— Все наши могут теперь выдержать их яд?

— Все, кроме Тлалаша, который, боюсь, никогда не сможет сопротивляться никому из служителей Змеи.

— Тогда мы готовы настолько, насколько это возможно. Я бы хотел узнать твои мысли по этому поводу, план Ашины…

Вслед за этим беседа быстро закончилась. Когда коглауры отодвинули засов и выскользнули наружу, у них уже были совсем другие лица.

— Белгур, — прошептал Уэлдрин, вкладывая несколько монет в ладонь человека, которого он уже много раз подкупал, — сколько золотых монет ты держишь в руке?

Похожий на крысу человек бросил быстрый взгляд на свою ладонь, потом снова поднял глаза вверх, чтобы никто не успел его ударить, пока голова опущена.

— Ш-шесть, Уэл.

Воин улыбнулся.

— Правильно. К ним прибавится еще четыре, если ты приведешь обратно Артельда или Ниммора раньше, чем снова зажгут очаг.

Белгуру не надо было смотреть через ширму на суету вокруг очага «Фляги», чтобы понять, сколько у него времени, и хорошо, потому что он был занят тем, что хмуро смотрел на своего начальника.

— Жрецов Змеи? Ты хочешь, чтобы я привел жрецов Змеи сюда?

— Очень важно, — прошептал Уэлдрин, — чтобы я поговорил с одним из них как можно скорее в этой кабинке и наедине. По ту сторону этой занавески ни ты, ни они со мной не знакомы. Если они что-то заподозрят и захотят прийти вместе, пусть приходят, но скажи, что Уэлдрин просит их шагать тихо и прятать свои лица.

Белгур с сомнением взглянул на него, поэтому он прибавил:

— Еще четыре монеты, Бел. Помни об этом.

Похожий на крысу человек кивнул и выскочил из будки. Уэлдрин дождался, пока в очаге пивного зала упало следующее полено, рассыпав сноп искр, а потом последовал за Белгуром. Впрочем, далеко идти ему не пришлось.

Кабинка, из которой он вышел, была последней в ряду из шести кабинок, и все они были отделены от зала ширмами, но попасть в них можно было не со стороны шумного общего зала, в котором пили, ели, грелись у очага, а из тускло освещенного, тихого коридора, отделенного занавеской.