Утреннее море

Лето стояло чудесное: вот это каникулы так каникулы! Он просыпался поздно, немного купался. На море он приехал сильно поглупевшим и поэтому читал книги, забравшись в грот, а вокруг него сновали крабы.

Сегодня поднялся ветер, и поэтому он надел майку и штаны.

Вито разглядывает всякий мусор, выброшенный на пляж, — обломки лодок и прочее. Море вываливает на берег свои грузы.

С другой стороны моря идет война.

Для острова это лето оказалось трагическим. Обычная ежегодная трагедия.

Вито редко выбирался вглубь острова. Центр приема беженцев чуть не лопался изнутри: там стояла вонь, будто в зоопарке. Вито видел очередь к кухне под навесом, пластмассовые кабинки туалетов. Он видел лагеря беженцев ночью — скопления серебристых покрывал. Он видел, как Тиндара, их соседка по дому, вопила, напуганная до полусмерти, когда к ней залез грабитель — араб из Туниса. Он видел ребят, с которыми был знаком с детства, а теперь даже не здоровается: те готовили в больших котелках кускус — пищу обездоленных.

Вито еще не знает, какую профессию выберет. Он хотел бы заняться искусством: эта мысль пришла ему в голову лишь недавно, летом, и он еще ни с кем не делился ею. Он хорошо рисует это единственное, что он делает легко и свободно. Может, потому, что здесь не надо рассуждать, достаточно водить руками. А может, потому, что он не столько учился, сколько изрисовывал тетради и парты.

Он смотрит, как приближается баржа с зелено-синими полосами на борту. Еще там есть полумесяц со звездой — арабский символ.

Этим летом он не съел ни куска тунца или окуня: только яйца и спагетти. Не хочется думать о том, что едят рыбы. Однажды ночью ему приснилось, как на большой глубине стайка рыбок вплывает в человеческую голову, словно в пещеру с колышущимися анемонами.

До прошлого года он рыбачил, привязывая к буйку мешочек с крошками и личинками мидий. На рассвете мешочек был облеплен осьминогами, которые пытались просунуть внутрь свои щупальца. С большими приходилось сражаться: когда он отдирал их, те присасывались к нему. Еще он ловил кальмаров на светлячков. Сидел с удочкой в порту. Орудовал острогой в гротах. Ему так нравилось вырывать куски мяса у моря.

Но этим летом он даже и не думал плавать под водой, оставаясь все время в гамаке. Да и вглубь острова отправлялся лишь за самым необходимым. Эти несчастные, эта сумятица в лагерях… А в ту часть острова, где живут они, остальной мир не проникает. Два шага — и ты оказываешься там, где нет ни прибывающих беженцев, ни теленовостей.

Вито смотрит на море. Мать однажды сказала ему: Надо найти место внутри себя, вокруг себя. Место, которое тебе подходит.

Похожее на тебя хотя бы отчасти.

Сама она похожа на море: тот же ясный взгляд, то же спокойствие, а внутри — буря.

Он больше не спускается к морю, но порой уходит в горы, перед заходом солнца, когда скалы делаются лиловыми, а небо — кроваво-красным и кажется, что это последний закат в истории планеты.

Вито видел, как Анджелина брела по утесам: волосы растрепаны от ветра, в руке — потухшая сигарета. Она цеплялась за скалы, словно краб, настигнутый приливом. Вито постоял немного, глядя на мать, опасаясь, что она больше не появится у него на глазах.

Одиннадцать лет его мать была арабкой.

Он смотрит на море по-арабски, так, как смотрят на клинок. На окровавленный клинок.

Бабушка Санта приехала в Ливию вместе с другими итальянцами в 1938 году. Она была седьмым ребенком в семье — из девяти. Ее отец и дядья были гончарами. Из Генуи отплывали под проливным дождем. Отправлявшихся к Четвертому побережью [9] провожали взмахами мокрых платков.

Дедушка Антонио прибыл с последним кораблем, который шел с Сицилии; в трюмах его лежали мешки с цементом, побеги виноградной лозы, связки стручкового перца. Антонио был тощим, смуглым парнем, со слишком большим беретом на голове. Раньше ему не приходилось плавать по морю: он жил во внутренней Сицилии, в предгорьях Этны. Антонио родился в крестьянской семье, где все спали на мешках. На корабле его выворачивало наизнанку. Он сошел с трапа бледный, как труп, но только лишь вдохнул местного воздуха — и тут же почувствовал себя заново родившимся. Ароматы кофе, мяты, пахучих сластей. Даже верблюды на военном параде пахли приятно. Вито не раз слышал рассказы дедушки Антонио — про то, как они приплыли в Триполи, а впереди корабля летел маршал Бальбо на гидросамолете, про гигантский флаг Италии, растянутый на берегу, про Муссолини на коне, указывавшего на Италию мечом ислама.

9

Так неофициально называли Ливию в те времена, когда она была итальянской колонией.

Они на день задержались в Триполи, осмотрели город, а потом их повезли в поселки колонистов через километры пустыни, где росли лишь редкие кустики. Новоприбывшие принялись за работу. Многие из них были евреями.

Понемногу завязалась дружба с арабами, которые поделились своими крестьянскими хитростями. Бедняки рядом с другими бедняками. Одинаковые морщины от работы на земле, одинаковая усталость на лицах. Ели хлеб, приготовленный без дрожжей, на камнях, засаливали оливки, рыли колодцы, возводили стены, чтобы защитить поля от ветра из пустыни.

Санта и Антонио оказались соседями. Они помогали своим родным в работе, видели, как среди песков вырастают апельсиновые рощи, учили арабский. В первый раз они поцеловались в Бенгази, на выступлении берберских всадников в честь дуче.

Затем разразилась война. Маршал Бальбо был сбит над Тобруком выстрелом из итальянской зенитки. Будто бы по ошибке. Бенгальские огни англичан освещали небо. Итальянским колонистам пришлось возвращаться обратно. Антонио с семьей отправился на корабле «Конте Россо». На обратном пути в Ливию тот затонул после атаки британских торпедных катеров.

После войны многие вернулись в Африку — на проржавевших, битком набитых рыболовецких суденышках, настоящих ноевых ковчегах, как и те баржи, что сегодня перевозят несчастных беженцев. Они пересекали mare nostrum, чтобы вновь обрести дома и обработанные земли, на которые затратили годы труда. Или просто из любви к этой стране — как семнадцатилетний Антонио.

Он прибыл туда нелегально, в трюме рыболовецкого судна, которое шло из Марселя, лежа среди вонючих сетей, словно дохлая рыба. Полуживой, он сошел на берег в Триполи, куда перебралась семья Санты: ее отец обслуживал городскую канализацию.

Жители Триполи встретили тех, кто выжил после морского перехода, как пропавших братьев. Англичан они терпеть не могли. Итальянцы были черны от солнца, немного говорили по-арабски, пили чай с мятой на закате, сидя на коврике. Они копошились на той же неплодородной земле. Они были так же суеверны. Они были изобретательны и голодны.

В пятидесятые годы они скопили состояние, завели детей, открыли рестораны, ремесленные лавки, строительные фирмы. Вдохнули жизнь в тысячи гектаров песка.