Утреннее шоссе

– Лет десять назад приобрел, – ответил он, выдержав паузу. – Может, переоденетесь? А то вы в светлом…

– Только так, – согласился Клямин.

Вскоре отыскался какой-то халат, и Клямин приступил к работе. Он любил автомобиль, поэтому знал его. Взаимосвязь деталей и агрегатов, хитросплетения проводов виделись ему знакомой, много раз читанной книгой. Одно время Клямин работал автомехаником. Потом ему надоело получать твердый оклад, и он переметнулся в таксисты. Но и сейчас нет-нет да и приглашали его на консультацию. Так что батюшке повезло…

Специалист Гриня таращил круглые ясные глаза и держал наготове необходимый инструмент, благо этого добра у Снегирева было много. До недавних пор жил на селе один умелец, и Снегирев горя не знал со своим автомобилем. Но умелец уехал на заработки в Кустанай, доверив весь свой инструмент на хранение батюшке…

– Так-так, – проговорил Клямин, что-то развинчивая и свинчивая. – А что, Андрей Васильевич, не махнуться ли нам аккумуляторами? Ваш совсем дохлый, а мой почти новый.

– Как же вы сами? – застенчиво спросил специалист Гриня.

– Сиди ровно, солдат! – одернул Клямин. – Генералы разговаривают.

– Ну, если вы находите… – нерешительно произнес Снегирев.

– Это обойдется вам в две красненькие, батюшка.

Снегирев вздохнул.

– Могу еще кое-чем облагодетельствовать по весьма сходной цене. Установку фирма берет на себя.

Снегирев застенчиво молчал. Ему и хотелось обновить свой старенький драндулет, да совестно как-то было.

– Не смущайтесь, Андрей Васильевич. Мне это у себя в парке достать – раз плюнуть, а у вас тут только чистый воздух. – Клямин весело подмигнул правым глазом, продолговатым, как абрикосовая косточка. – Карбюратор перекинем. Кардан поизносился, всего-то четыре болта отвернуть – и вся игра… Опять же трамблер проскакивает…

– Соглашайтесь, батюшка. Фарт идет, – радовался Гриня.

Снегирев махнул рукой. Мол, где наша не пропадала.

И Клямин принялся раскурочивать поповский кабриолет. Весело и ловко…

Для удобства он решил подогнать к гаражу свой таксомотор.

Старухи все еще сидели на лавочке.

– Отыскался твой Снегирев-то? – дружно спросили они.

– Батюшка ваш и есть Снегирев, – бросил Клямин. – Темнота!

– Отец Андрей-то?! Куда же он укатывает? – загомонили старухи. – А Верку-то кто ж отпевать завтра будет?

– Петухи! – Клямин послал старухам воздушный поцелуй и тронул автомобиль.

Покорно опустив салатную башку, таксомотор печально глядел слепыми фарами вслед уносимым в гараж родным деталям.

– Как же сами работать будете? – вежливо поинтересовался Снегирев.

– Недельку-другую откатаю, – милостиво поделился Клямин. – А там новую получать поеду. В Горький, на завод.

– От дает, а?! – восхищенно пробормотал Гриня. Снегирев отошел к стене сарая и присел на край табурета.

– Говорят, что автомобили снова поднимутся в цене, – мягко проговорил священник.

– Вот и продайте свой катафалк. Зачем он вам? Через год и не собрать, рассыплется, – откликнулся Клямин.

– Мне без транспорта нельзя, – вздохнул священник. – Приход обширный. Иной раз за сорок километров вызывают соборовать. А то и далее… С автобусами знаете как связываться…

Клямин понятия не имел, что значит соборовать.

– И хорошо платят? – спросил он.

– За что?

– За это… соборование.

– Соответственно расценкам. По тарифу. – В голосе священника прорвалось скрытое раздражение.

– И квитанцию выписываете?

– А как же. – И, не выдержав, священник проговорил: – А вы бы… Простите, как вас величают?

– Антоном нарекли.

– Так вот, любезный Антон, вы бы поначалу поинтересовались, что значит соборовать, а потом уж мздоимством-то интересовались…

– У меня, Андрей Васильич, свои отсчеты. От вознаграждения отталкиваюсь… Скажем, стакан семечек: ему цена грош, и пользы – ноль. Одно засорение желудка. А икорочка черная – другой коленкор. И цена. И польза соответственно…

– Легко вам жить, Антон, – примирительно произнес священник.

– Не жалуюсь, не усложняю. – Клямин, поддерживая разговор, старался приглушить блатную интонацию. Ему священник нравился.

Снегирев сидел, сомкнув замком пальцы с выпуклыми янтарными ногтями. Глаза его с умным прищуром стягивали к уголкам веер мелких белесых морщин, как это бывает у людей, любящих открытое солнце. Полосатый, далеко не новый пиджак мягко облегал его, видимо, крепко сбитый торс и широкие, покатые плечи. Из кармана пиджака торчала авторучка. «Точно как наш Мамай, – вспоминал Клямин начальника колонны. – Сейчас спросит, сколько привез выручки за смену, ну точно. Ай да поп».

Гриня наливал в миску бензин и тщательно промывал каждую деталь, прежде чем вручить Клямину. Круглое лицо молодого человека было исполнено выражения самого предельного внимания и благодарности за порученное. Клямин делал свое дело споро. Иной раз он даже не глядел на руки, демонстрируя высшее мастерство и уверенность. Он тяготился молчанием. И вместе с тем непривычная робость сковывала его нетерпеливую натуру…

– А я знаю, что такое соборовать, – осмелился Гриня и застенчиво улыбнулся.

– Ну?! – обрадовался Клямин.

– Когда моя бабка болела, она вызывала батюшку. В грехах каялась, – лукаво продолжал Гриня.

– Сразу и в грехах, – покачал головой Снегирев. – Твоя бабушка была женщина скромная. Труженица. Передовой человек в колхозе…

Клямин присвистнул сквозь неплотно сжатые зубы:

– А что, Андрей Васильевич, может, вы тоже планом озабочены?

Снегирев засмеялся громко и коротко:

– Дела мирские, любезный, церкви не чужды. А что, Антон, напряженный у вас нынче план?

– Везу понемногу. Куда деться! Шестьдесят рублей в смену, – ответил Клямин.

– Да, тяжеловато, – поддакнул священник.

– А что легко? – вставил Гриня. – Пока я права автомобильные получал, нагляделся. Легко, думаете?

– Трамблер оботри насухо. – Клямин досадовал, что специалист Гриня нарушил живой разговор.

– Тяжеловато, – продолжал Снегирев. – Я, бывает, когда в город приезжаю, робею. Пешеходы, автомобили. Думаю: «Пронеси, Господи, без осложнений…»

– А что, штрафует вас милиция? – искренне заинтересовался Клямин. – Или узнают, что священник, и отпускают?