Утро без рассвета. Книга 2

Зэк прищурил хитроватое глаза; уходя, спросил:

— Папироски можно взять? Как аванс…

— Бери, конечна, —подмигнул остальным Бондарев.

Гном ушел. Трофимыч стоял у окна, долго смотрел ему вслед, задумавшись.

— Ну что, придется вам здесь заночевать, — улыбнулся майор.

— Мне все равно, — отозвался Яровой.

— А я тогда своим позвоню, чтоб не ждали, — вышел из кабинета Игорь Павлович. Трофимыч помолчал, оторвался от подоконника и сказал глухо:

— Сейчас сообразим насчет раскладушек. Да чайку покрепче.

Старик неслышно вышел. Будто растаял в дверном проеме.

— Вы не огорчайтесь. Аркадий Федорович. Бондарев знает, что делает, — будто извинялся майор.

— Скажите, а почему его Гномом прозвали? Этого заключенного?

— Говорят, что он сюда совсем молодым попал. Маленький был ростом. И тощий, как селедка. За метлу мог спрятаться.

— А сел за что?

— Вор. Налетчик. По третьей категории. Это — низший разряд. Обучение проходил. Долго специализироваться не пришлось. Вернее, не дали…

— А почему же на свободе его слово миллион стоило?

— На воле он отличился в одном деле. Ограбил антиквара, еще при нэпе. А перед тем пообещал, что станет миллионером. И стал. Но воры быстро его вытрясли. Вот и хвастается прошлым. А чего оно стоило…

— А сейчас за что отбывает?

— Думаю, что по самооговору. Он взял на себя вину в убийстве «суки». Давно это было… Подозревали прежнего «президента», но Гном признался. А доказательства весь барак предоставил. Вот и сидит. Догадывались, что самооговор, но доказать не смогли.

— Кстати, а «президент» — кличка?

— Увы, нет, не кличка, это негласный глава всех фартовых в зоне. Как правило, матерый вор «в законе».

— Помогай те, ребята! — ввалился в дверь загруженный по макушку Игорь Павлович. Матрацы, подушки, одеяла делали его похожим на вьючную лошадь. Майор бросился помогать Бондареву:

— Сходи на кухню за кипятком, покуда Трофимыч раскладушки притащит. А ты, Аркадий Федорович, тоже не сиди. Расчищай место для ночлега. А то я уже еле на ногах держусь.

По коридору с железным грохотом тащился Трофимыч. Раскладушки скрипели, визжали на все голоса. Стучали железными ребрами по бокам Трофимыча. Тот вполголоса ругал их лярвами. Упрямо затаскивал в комнату. Протолкнув последнюю, вздохнул.

— Намучился, старик? Сознайся, лысая холера! — смеялся Игорь Павлович.

— Отвык я от них.

— То-то! Поди на фронте как подарку с неба обрадовался бы. На снегу, да на еловых лапах не ахти удобно. Не было раскладушки!

А теперь нам койки подавай. Да с периной. Толстой, как баба. Эх, годы, как умеют они из мужиков дерьмо делать!

— Это почему дерьмо? — обиженно сопнул носом Трофимыч.

— От раскладушек устаем!

— Так я сегодня десять тонн архивов перевернул…

— Ну, давайте животы греть! — открыл дверь майор, с трудом удерживающий в руках раскаленный свистящий громадный чай ник. А вскоре вслед за ним дежурные принесли ужин. Сами молча ушли.

Бондарев достал бутылку коньяка, стаканы. Разлил, отмеряя дозу каждого ногтем.

— За успех!

Когда Трофимыч унес пустые тарелки, все принялись за чай.

— Аркадий Федорович, этот мужик, что татуировки коллекционировал, врачом у нас работал. Пятнадцать лет. Докторскую диссертацию по татуировкам смог бы защитить, если бы ученые- криминалисты его изысканиями заинтересовались, — начал разговор Бондарев.

— А что помешало? Для уголовного розыска такие сведения — находка, — отозвался Яровой.

— Косность наша помешала, — вздохнул Бондарев. — Не сразу мы поняли, какое полезное дело человек затеял. Не поддержали его вовремя. Грамотешки, воображения не хватало нам… Ну да и это не без пользы оказалось. Самые матерые воры «в законе» доверяли этому врачу, убедившись, что наколками он интересуется не по заданию администрации. Профессиональные преступники — несколько тщеславны. Им льстило, что символикой татуировок интересуется ученый человек. Не воспринимающий наколки некими дикарскими украшениями. Ну а поскольку врач этот был еще и лагерным фотографом, исследованная его стали еще более доказательными. Поселился тот врач после выхода на пенсию в Крыму. Но видно резкая перемена климата сказалась. Умер недавно… А альбомы свои по завещанию лагерю подарил. Теперь у нас криминалистический центр, можно сказать. По татуировкам. Вот возьми любой альбом. Дай сюда. Смотри, какие в то время наколки делались. Видишь, как писали раньше слово «Колыма»? Крупными буквами с закорючками, с хвостиками. Само слово— на фоне моря, у других— у подножья снежных сопок, у третьих— черепами украшено. Это же не просто блажь, как ты верно сказал недавно, настоящий код. Вот с черепами — убийца, с морем — растратчик.

— А почему растратчику море?

— Жил сладко. Но ничего не скопил, все меж пальцев, как вода. И деньги, и жизнь…

— Сопки в снегу таким, как я, старикам кололи. Но только по желанию, конечно, — вздохнул Трофимыч.

— Это что за знак? — спросил Яровой.

— Не знак. Намек на могилы. Мол, все, что до Колымы — за сопками, а сопки — в снегу. Значит, и сегодня ждать от жизни нечего. Все холодом да снегом заметет.

— А ворам что ставили?

— Развалившийся корабль. Дескать, не плавать больше под парусом удачи. И до дна ближе, чем до берега. Какого и вовсе нет, — рассказывал Бондарев.

— Но воры разные, а всем одинаковое ставилось? — не поверил Яровой.

— Нет, тоже по категориям. Вот, к примеру, «медвежатникам», — у нас двое таких век доживают, в овале выколота монета старой чеканки, решкой наружу. Что значит— не выпала удача. И круг жизни замкнулся. Оно и верно: после нэпа отмирает эта воровская квалификация.

— А почему так мелко? Решка — «медвежатнику»?

— Крупные воры не любят больших меток. Чем солиднее преступление, тем незаметнее метка. Порою невозможно определить по какому делу осужден, пока в документы не глянешь, — пояснил Игорь Павлович.

— А корабли кому из воров кололи?

— Это тем, кто магазины грабил. Универмаги, меховые. Короче, по крупному работал. С ростом благосостояния и производства товаров эта воровская специализация тоже изживает себя. Полное кораблекрушение.

— Интересно, а что налетчикам ставят?

— У одних на спине дырявый башмак: мол, всю жизнь за барышом бегал бестолку. У других — бутылка кверху дном. Намек на то, что весь его понт [3] в бутылке уместился. Да и та с дырявым горлом. Ну, еще рука и пачка денег на заду воров бывает выколота. Это у тех, кто рисковый. Способен на убийство. Еще есть мешок с деньгами. Тоже на ягодицах. Это ставят тем, кто рангом чуть ниже «медвежатников».

3

выгода, толк, смысл (жаргон)

— Объясни, Игорь Павлович, мне все это очень интересно, — попросил Яровой.

— Так вот, слушай: это ставили тем, кто ювелирные магазины тряс, сберкассы. И прочие денежные места. У нас сидел мастер по ограблению касс аэрофлота. Конечно, столичных. И, знаешь, говорил, что за ночь он «зарабатывал» не меньше «медвежатника».

— Так, а какую татуировку этому аэрофлотскому грабителю ставили?

— Таким, как он, пониже спины, опять же, вороньи крылья изображали. А меж ними — медная монета. Мол, долго летал, ведь ворон триста лет живет, а все равно на Колыме приземлился. А здесь, как ты ни зарабатывай, цена тебе и жизни твоей не больше медяка. Да и медяк этот лишь наполовину виден. Вторая половинка его меж его ягодицами спрятана.