Утро без рассвета. Книга 2

— Не могу, — закричал Васильев, — там есть и секретные для вас оперативные сведения, которые нельзя…

— Я, — повысил голос Яровой, — вынужден буду запросить по телеграфу санкцию прокурора на принудительное изъятие этих документов.

— Не надо, — опустил голову Васильев, — я сам отдам.

— Прошу вас, Виктор. Федорович, — попросил Яровой. — Составьте ваш список заключенных, этапированных на Камчатку при Евдокимове, подготовьте мне соответствующие выписки из дел.

— Не беспокойтесь, я дам о них все сведения. — Начальник лагеря уже оделся и крепко держал под локоток Васильева. Дверь за ними обоими захлопнулась.

Оставшись один. Яровой задумался.

Итак, его уверенность в насильственном характере смерти Евдокимова целиком нашла свое подтверждение здесь, на Чукотке. И уже есть несколько следственных версий: выполнить жестокий воровской закон — убить «суку» мог профессионал, «душегуб». И если даже объявился такой в республике, чтобы «поработать» в Ереване, то сомнительно, чтобы он начал с убийст ва «суки». Просто так, из понятий воровской «чести». Ведь этим он, подняв на ноги всю милицию и прокуратуру, до невероятности затруднил бы себе предстоящую «работу».

Нет, такая версия не убедительна еще и потому, что в этом случае Скальп был бы убит обычным способом — ножом или из огнестрельного оружия. В назидание другим «сукам». Иначе убийст во теряет смысл. Замаскировав его под «сердечную недостаточность», убийца только способствовал бы распространению представления о том, что и «суки» умирают на свободе своей, естественной смертью. Значит, цель убийст ва не только бы не была достигнута, наоборот, оно обернулось бы против воров же и их «закона».

Мог ли убить Евдокимова кто-либо из освобожденных работяг или интеллигентов? Совершенно отрицать такой возможности нельзя. Но мало кто из них умеет убивать столь изощренно — без следов. Да и вето «президента» лагеря должно было остановить.

Кто из них рискнет вызвать гнев «президента», а значит, всей воровской касты и их месть?

Итак, кто рискнет нарушить запрет «президента»?

Это либо столь же отчаянный вор-профессионал, который может противопоставить себя «президенту». Либо один из целиком зависимых от лагерной администрации Бондарева, Васильева, кто вправе рассчитывать на их защиту.

В обоих этих случаях исполнителем преступления может быть только профессиональный преступник. Только его руками мог быть убит Скальп. Убийцей мог стать любой из семерых: Дракон, Магомет, Медуза, Муха, Гиря или Трубочист. Убийцей мог быть и кто-либо другой, посланный ими на эту расправу. В таком случае кто-то из семерки может быть организатором убийст ва, а выполнивший их поручение — исполнителем.

Это же относится и к версии о причастности к убийст ву Бондарева и Васильева. Но последнее маловероятно.

При всех своих недостатках Бондарев и Васильев не могли зай ти так далеко в своих методах. Уже хотя бы потому, что свои злоупотребления они не только не скрывали, но даже считали их единственно правильными средствами работы с преступниками. Они гордились своими методами. Зачем же им посылать кого-то убивать Скальпа— наглядный результат правильности, в их представлении, этих методов! Ведь Скальп не только перевоспитался, но и активно помогал администрации в борьбе с преступностью. Вывод— для Бондарева и Васильева жизнь Скальпа куда желательнее, чем его смерть. Именно смерть Скальпа дискредитирует их методы работы. Именно смерть Скальпа, а о ней уже стало известно в обоих лагерях, смерть «суки», вышедшего из лагеря практически абсолютно здоровым, может испугать других, ставших на этот путь сотрудничества с администрацией…

Не потому ли Бондарев не пожелал опознать Скальпа, безопасность которого не сумел обеспечить на свободе? Ведь опознай он Скальпа, ему тут же пришлось бы признать, что тот — его секретный осведомитель. Пришлось бы признать перед ним, Яровым, перед майором, начальником лагеря, перед Трофимычем, Васильевым, перед самим собой, наконец, что бондаревские методы работы обрекают его помощников на угрозу расправы — на свободе. Не потому ли и Васильев не хотел давать показания? Не хотел, чтобы кто-то проследил взаимосвязь между их методами работы и смертью Скальпа. Кому охота признаваться, что воспитательная работа была чуть ли не целиком подменена деятельностью оперативной!

Да, это единственно правильное объяснение. Но и оно не исключает того, что либо Бондарев, либо Васильев, либо оба, зная или предполагая, кто убийца , не пожелали этого сказать. Ибо для обоих раскрытие убийст ва Скальпа означало бы выявление явной неэффективности «бондаревского» стиля работы. Потому-то не опознал Бондарев Евдокимова. Был уверен, что и Гном этого не сделает, поймет, что коль начальство помалкивает, то и ему то же надлежит…

Вывод верный. Тогда и версия: Бондарев, Васильев — организаторы убийст ва Скальпа — исключена. Да, исключена. Значит, пока в отношении мотивов убийст ва, его организаторов и исполнителей основной остается одна версия — месть воров, вышедших из-под власти «президента». Можно, правда, предположить, что Евдокимова убил кто-либо из его довоенных знакомых. Но он, Яровой, уже раньше думал об этом и телеграфировал в Ереван, чтобы там проверили эту маловероятную версию. Сам он на нее отвлекаться не будет. Ведь даже если бы у Евдокимова были довоенные враги, они вполне удовлетворились бы его столь долгим и тяжелым наказанием. Тем более у него не могло быть врагов в Ереване, ведь он жил и работал в Минске. Да никто, кроме зэков, не знал, жив ли Евдокимов; когда он освободился, если жив, и куда уедет. Ведь Скальп ни с кем не переписывался, кроме матери, да и та умерла. Вчера он, Яровой, послал телеграмму в Ереван с поручением установить, действительно ли мать Евдокимова умерла и похоронена в Ереване, не справлялся ли кто- нибудь о ней или о ее могиле у соседей или на кладбище?.. И эта, основная версия, зовет его, Ярового, на Камчатку.

Камчатка… Най дет ли он там разгадку столь загадочного убийст ва? Он пока не знает этого. Ясно одно: вряд ли мелкий налетчик умеет убивать столь профессионально, без следов насилия. А ведь Евдокимов сам был медиком. Такой, да еще прошедший тяжелую школу лагеря особого режима, не станет легкой добычей дилетанта… Но ни одного следа насилия или борьбы! Даже ни под ногтями рук нет ни одной частицы чужой кожи или крови, как это часто бывает при сопротивлении; ни одной ссадины от удара в чьи-то зубы или подбородок! А ведь Скальп умел постоять за себя в драке, как и любой колымский зэк: и силенки хватало, и ловкости.

Есть и еще одна версия. О естественном характере смерти Евдокимова. Самая приятная версия для любого следователя, но только не для меня, да еще в этом случае, когда все, ну буквально все убеждает, что я — на пути к убийце… И дело совсем не в том, что в случае фиаско на этом пути я всю жизнь не буду верить ни другим, ни даже самому себе, что сделано все для раскрытия убийст ва. Я не имею права ошибаться. Я не имею права на поражение. Уже выявлены метастазы. Значит, и опухоль не может оказаться доброкачественной. Но ее нельзя искать вслепую. Значит, я не только хирург, а и терапевт, и невропатолог и… да просто следователь я. Значит, в одном лице — все. А это так ответственно! Ведь терапия и хирургия судеб предстоит. Чужих судеб и имен…

— Ну, признавайтесь, какому армянскому великомученику молились? — смеялся начальник лагеря, ввалившись в дверь. — Вам повезло вдвойне: и пурги уже нет, и архив Васильева опечатан. Вот вам список этапированных на Камчатку. А вот выписки из их дел. И из дела Евдокимова. Можете оставить себе эти копии, я их заверил нашей печатью.

— Благодарю, Виктор Федорович! Это вам спасибо. То, что я долго не мог добиться от Васильева, как начальник, вы сделали одним допросом. Заставили его отдать свое досье. Знаете, у него оказались дубликаты документов из дел не менее десятка зэков — «сук», тех, кто попал в лагерь еще до войны и только недавно освободился. Ведь именно эти дела лежали в отдельной пристройке и сгорели при пожаре.