Утро магов (Посвящение в фантастический реализм)

– Теперь нет сомнений, - возвестил он, - что документы, найденные вблизи этих мест, относятся к указанной дате, а план, в частности, относится некоторым образом к карьере вашего присноблаженного основателя. Этот план послан в Новый Ватикан, где его изучают более углубленно.

– Таким образом, - спросил аббат, - речь действительно может идти о подлинной реликвии Лейбовича? Но посланец, не желавший брать на себя ответственность, удовлетворился тем, что высоко поднял брови.

– Сообщают, что во время вступления в орден Лейбович был вдовцом, уклонился он.
– Вот если бы удалось установить имя его покойной супруги...

Тогда аббат, вспомнив о маленькой записке, где фигурировало женское имя, в свою очередь поднял брови... Вскоре после этого он приказал вызвать брата Фрэнсиса.

– Дитя мое, - заявил он с откровенно сияющим видом, - думаю, что для вас настал час пострижения. Пусть мне будет позволено по этому случаю поздравить вас за терпение и твердость, которые вы не переставали проявлять. Само собой разумеется, что мы никогда больше не будем говорить о вашем... гм... о вашей встрече с... гм... с вестником в пустыне. Вы добрый глупец и можете стать на колени, если хотите получить мое благословение.

Брат Фрэнсис издал глубокий вздох и упал без чувств, охваченный волнением. Отец благословил его, потом привел в чувство и позволил произнести вечный обет: бедность, чистота, послушание и соблюдение устава.

Некоторое время спустя новопостриженный монах ордена Альбертинцев Лейбовича был допущен в зал переписчиков, где под наблюдением старого монаха по имени Хорцер стал старательно украшать страницы трактата по алгебре красивыми рисунками, изображавшими оливковую ветвь и толстощеких херувимов.

– Если хотите, - дребезжащим голосом объявил ему старый Хорцер, - можете посвящать пять часов вашего времени в неделю занятию по своему выбору конечно, при условии, что этот выбор будет одобрен. В противном случае вы используете эти часы свободного труда для переписи книги "Сумма Теологика" (вероятно, имеется в виду трактат Фомы Аквинского - прим. авт.) и фрагментов "Энциклопедии Британника", которые дошли до нашего времени. Обдумав это, молодой монах спросил: - А не могу ли я посвятить эти часы созданию прекрасной копии плана Лейбовича?
– Не знаю, дитя мое, - нахмурившись, ответил Хорцер.
– Это предмет щекотливый, вы же знаете, как к нему относится наш преподобный отец... В конце концов, сказал он умолявшему его молодому переписчику, - я все же не возражаю против этого, ибо этот труд не отнимет у вас много времени.

Итак, брат Фрэнсис раздобыл самый лучший пергамент, какой только мог найти, и проводил долгие недели, скобля и полируя кожу плоским камнем, пока не сумел придать ей снежно-сияющую белизну. Потом он посвятил несколько недель изучению копий древнего пергамента, пока не выучил наизусть каждую черточку, каждое таинственное пересечение геометрических линий и непонятных символов. Наконец он почувствовал, что способен с закрытыми глазами воспроизвести всю удивительную сложность документа. Тогда он провел еще несколько недель, обшаривая монастырскую библиотеку, чтобы обнаружить документы, которые позволили бы ему составить хотя бы общее впечатление о значении плана.

Брат Иеракс, молодой монах, тоже работавший в зале переписчиков и не раз насмехавшийся над ним и его чудесными явлениями в пустыне, встретил его как раз во время этих поисков.

– Могу ли я спросить, - сказал он, наклонившись над плечом Фрэнсиса, что означает надпись "Механизм транзисторного контроля для элемента 6-Б"? - Это несомненно название того предмета, который изображен на схеме, немного сухим тоном ответил брат Фрэнсис, потому что брат Иеракс весьма громко прочел заглавие на документе.

– Без сомнения, но что же представляет собой эта схема?
– Ну... механизм транзисторного контроля для элемента 6-Б, разумеется! Брат Иеракс расхохотался, и молодой писец почувствовал, что краснеет неудержимо.

– Я предполагаю, - продолжал он, - что схема в действительности представляет собой некое отвлеченное понятие. По-моему, этот "Механизм транзисторного контроля" должен быть трансцендентальной абстракцией.

– И к какой же области знания вы относите вашу абстракцию?
– тем же саркастическим тоном осведомился брат Иеракс.

– Ну, видите ли...
– брат Фрэнсис заколебался, потом продолжил: Учитывая работы, которыми занимался блаженный Лейбович, прежде чем вступить в монастырь, я сказал бы, что понятие, о котором здесь идет речь, касается утраченного ныне искусства, называвшегося прежде электроникой.

– Да, это название и в самом деле встречается в рукописях, переданных нам. Но что оно обозначает в действительности ? - Тексты говорят об этом: предмет электроники - использование электрона, который одна из имеющихся у нас рукописей, к сожалению весьма фрагментарная, определяет как вращение отрицательно заряженного Ничто (точное определение проф. Леона Бриллуэна, принятое затем нобелевским лауреатом Робертом Милликеном; вне контекста оно непонятно, равно как и вне всей сложной структуры нашей физики - прим. авт.).

– Ваша проницательность производит на меня большое впечатление, восхитился брат Иеракс.
– А можно ли мне еще спросить вас, что такое отрицание отрицания? Покраснев еще сильнее, брат Фрэнсис стал путаться. Отрицательное вращение этого Ничто, - продолжал безжалостный Иеракс, должно все же закончиться чемнибудь положительным. И я предполагаю, брат Фрэнсис, что вам удастся сделать это "чтонибудь", если вы действительно хотите посвятить ему все свои усилия. Никто не сомневается, что благодаря вам мы в конце концов получим этот знаменитый Электрон. Но что нам с ним тогда делать? Куда мы его денем? На главный алтарь, может быть? - Не знаю, - нервно ответил Фрэнсис.
– Не знаю, чем был Электрон, и для чего он мог служить. Я только глубоко убежден, что такая вещь должна была существовать в определенную эпоху - вот и все.

Разразившись издевательским смехом, Иеракс-иконоборец вернулся к своей работе. Этот инцидент опечалил брата Фрэнсиса, но не заставил отказаться от давно вынашиваемого плана. Как только он усвоил те немногие сведения, которые смог найти в монастырской библиотеке и которые касались утраченного искусства, он набросал несколько предварительных проектов плана, который собирался воспроизвести на своем пергаменте. Сама схема была воспроизведена его заботами такой, как она выглядела на подлинном документе, хотя ему и не удалось понять ее значения. Для схемы он употребил черные чернила и цветные - для воспроизведения цифр и надписей на плане. Он решил также покончить со скупостью и геометрической монотонностью своей копии, украшая ее голубыми херувимами, зеленеющими папоротниками, золотыми плодами и разноцветными птицами, вившимися искусной змейкой. Вверху своего произведения он сделал символическое изображение Святой Троицы, а внизу, для симметрии - кольчугу, служившую эмблемой ордена. Механизм транзисторного контроля блаженного Лейбовича оказался таким образом возвеличенным, как и полагалось, и многое говорил одновременно и уму, и глазу.

Когда он закончил свой предварительный эскиз, он скромно передал его брату Хорцеру.

– Я замечаю, - сказал старый монах, в тоне которого слышались угрызения совести, - что эта работа отнимает у вас гораздо больше времени, чем я сначала предполагал... Но это не имеет значения, продолжайте. Рисунок красив, действительно очень красив.
– Спасибо, брат мой.

– Я узнал, - доверительно сказал брат Хорцер, - что решено ускорить необходимые формальности для канонизации блаженного Лейбовича. И, вероятно, наш преподобный отец чувствует себя сейчас гораздо спокойнее насчет известного нам дела.