Утро под Катовице

Лейтенант, которому были адресованы эти разъяснения, кивнул с сосредоточенным видом, а Фомин вновь обратился ко мне:

Ковалёв, а ты не знаешь, почему здесь гарнизона не было?

В начале января это был глубокий тыл, а почему потом, когда финны Леметти обошли, здесь гарнизон не поставили — не знаю. Во всяком случае, у нашей роты на это людей не было, — постарался я ответить ему как можно нейтральное. Ну не рассказывать же ему, что у местного армейского командования со стратегическим планированием на мой взгляд вообще туговато. Ладно окружение Леметти просрали, но ведь можно было подумать о том, что дорога Кителя — Питкяранта может оказаться под ударом и не допустить ее блокирования финнами! А он про этот хутор спрашивает, который ещё дальше!

* * *

В Питкяранту мы вернулись после пяти вечера, прошагав шесть километров за строем пехотной роты.

Шли мы в окружении карельского леса по единственной дороге, связывающей тыловые города Олонец и Салми с оказавшейся на переднем крае Питкярантой под звуки приближающегося боя. Когда уже окончательно стемнело, пройдя через короткую улицу пригорода с деревенскими домами, колонна остановилась у длинного одноэтажного здания из красного кирпича, в котором скрылись командир и комиссар, остававшиеся там десять минут. После того, как они вышли, ко мне подбежал вестовой и передал приказ Фомина разгрузить телегу и явиться в штаб обороны города, который как раз тут и располагался. За пару минут я вместе со своими бойцами освободил повозку и проводив взглядом уходящую колонну, оставил красноармейцев охранять взводное имущество, а сам вошёл в здание штаба. Здесь дежурный лейтенант подробно внёс в журнал мои данные, переписал из рапорта сведения о бое на заброшенном хуторе, потом приказал занести в здание штаба привезенные мной трофеи и взводное имущество. Своей группе я оставил пулемет Дегтярева, трофейный автомат, полсотни гранат и по пять банок трофейных консервов на человека, а остальное занёс в здание штаба. Быстро пересчитав стволы, он выдал мне расписку, в которой было указано точное количество сданного оружия, а все остальное было обозначено лаконичной записью «и прочее имущество». Ну, хоть так. Разобравшись с материальными ценностями, лейтенант сообщил, что пограничники ведёт бой на восточной окраине города. Там где раньше и было наше ротное хозяйство. Выйдя из штаба я подозвал бойцов и мы по темным переулкам направились в сторону передовой. Не доходя метров двести до здания ротного штаба, мы встретили двух наших ротных санитаров, которые несли носилки с раненым в ногу бойцом, вслед за ними плелись четверо бойцов с перевязанными руками. Эти бойцы, узнав меня, подтвердили, что мы идём в правильном направлении. Дальше мы двигались уже перебежками от одного укрытия к другому. Добравшись до здания штаба, я обнаружил, что у него нет крыши и выбиты все стекла, однако из окон ведётся огонь в сторону наступающих финнов. Оставшиеся в живых красноармейцы также ведут огонь, скрываясь, кто в домах, кто за сараями или в сугробах. Какого либо управления боем мне не заметно. Похоже, каждый боец стреляет как и куда считает нужным. Видимо, командиры все выбиты. Несколько построек, в том числе и крайняя изба, которая две последних недели служила мне домом, полыхали в вечерней тьме в ночи огромными яркими кострами. Судя по хорошо различимым в темноте вспышкам выстрелов, враги уже подобрались метров на тридцать — сорок к околице. Бой грозил перейти в затяжную фазу и финны могли либо занять дома на окраине, создавая себе плацдарм для продвижения вглубь города, либо закрепиться на своих нынешних позициях, вырыв окопы в снегу. Оценив ситуацию как критическую, я скомандовал бойцам своего отряда:

За мной! — и направился к переднему краю.

Сначала мы перебежками продвинулись по улице, потом нырнули во двор складской избы, где четверо бойцов из второго взвода рассредоточившись по приусадебной территории, неприцельно палили в сторону врага. А из окна дома вел огонь короткми очередями пулеметчик.

Кто старший? — спросил я, стараясь перекричать звук выстрелов. Но бойцы никак не прореагировали ни на моё появление, ни на мой вопрос, тогда я приказал следовавшему за мной Краснову:

Доведи тут до всех, что они переходят под моё командование, и идите за мной к крайнему дому, вон тому, который горит, — Краснов кивнул и на четвереньках почапал в сторону ближайшего бойца, а я, махнув остальным своим бойцам, чтобы следовали за мной, пополз через заснеженный огород в сторону бани, находящейся у самой околицы, судя по редким выстрелам, там ещё оставался кто-то из наших.

Сумев быстро и без потерь добраться до своей цели, я совершенно неожиданно для себя увидел Горбушкину, которая вела огонь в сторону финнов из обычной «мосинки» меняя позицию после каждого выстрела. Здесь же лежали и четыре трупа наших солдат.

Федоров, Касумов! С пулеметом в баню, там с торца окошко, через него и стреляйте, только сами в него не высовывайтесь. Ваша задача — отвлекать от меня! Гранаты мне все оставьте! Пашкин! Гранаты сюда и ползи налево, стреляй оттуда.

Бойцы высыпали мне свои запасы гранат и ползком двинулись к своим позициям, а я принялся готовить гранаты к бою. Тем временем Горбушкина продолжала стрелять, не обращая на меня никакого внимания. «Контуженная, наверно!» — подумал я, глядя на её рваные, нерациональные движения. Поставив на боевой взвод шесть гранат, я, тщательно прицеливаясь, из полулежачего положения бросил их одну за другой в сторону финнов. Здесь расстояние до врага было около сорока — пятидесяти метров. ТАМ, при прохождении курса инъекций «Аресом», одним из наблюдаемых показателей, была дальность и точность броска гранаты. И, надо сказать в этом деле, благодаря препарату я добился впечатляющих результатов. Вот и сейчас, все гранаты попали в цель, выбив пулеметный расчет, двух автоматчиков и трёх наиболее активных стрелков. Произведя ещё пять прицельных выстрелов из винтовки, я с удовлетворением констатировал, что напротив меня все враги уничтожены. Зарядив опустошенный магазин своей «мосинки», я кликнул Пашкина и пополз на правый фланг. Переместившись на полсотни метров правее, я обнаружил, что Горбушкина также ползет за мной. Здесь я вновь повторил метание гранат и произвел десяток выстрелов из винтовки. Финны бой вели тактически грамотно — после каждого выстрела сразу меняли позицию. Но, так как я хорошо видел в темноте, мне их уловки не мешали и каждый выстрел находил свою жертву. Уничтожив противника в непосредственной близости от себя, я внимательно осмотрел поле боя. Правее двигаться было некуда, так как там была болотистая ложбина, из-за которой околица изгибалась в западном направлении и финны здесь не имели возможности приблизиться. Но левее врагов оставалось ещё достаточно много — не менее сотни солдат, вплотную приблизившихся к нашим позициям. Из дома с другой стороны улицы по ним бил короткими очередями «дегтярь», но без особого успеха, видимо пулеметчик стрелял наугад, не высовываясь, иначе его самого уже давно подстрелили бы финские снайпера. Однако пока у него пока получалось удерживать противника на дистанции. Составив план действий, я приказал Пашкину, чтобы он передал Федорову с Касумовым выйти из бани и выдвинуться на левый фланг, потом то же самое сказать Краснову. После чего я сделал ещё пару выстрелов, добив подранков и, также опираясь на четыре конечности, направился к бане, заметив, что Горбушкина ползет вслед за мной. Вообще, исходя из её капитанского звания, здесь приказывать должна была она, но судя по всему, к выполнению командных обязанностей, по крайней мере в данный момент, она была непригодна. Добравшись до бани, я расположился позади неё и стал стрелять в финнов, находящихся напротив нашего левого фланга. Отсюда до них было двести-триста метров и у меня получалось вести прицельный огонь. Позиция для этого здесь была крайне удачная. Со стороны фронта меня прикрывала баня и в то время, как на нашем левом фланге, благодаря посланному мной пополнению, огонь заметно уплотнился, враги не догадывались, что главная опасность исходит с другого направления. После того, как я, убил и ранил ещё полтора десятка финнов, оставшиеся в живых стали отходить, точнее отползать к опушке соснового бора. А я продолжал вести огонь, пока те не скрылись за деревьями. После того, как отступившие финны перестали стрелять, с нашей стороны пулеметы и винтовки тоже постепенно затихли. В наступившей тишине до меня донёсся из бани едва слышный плач. Осторожно заглянув туда, я увидел Горбушкину, которая сидела на полу и тихонечко выла, положив голову мертвого комиссара себе на колени. Печальное зрелище. Теперь окончательно понятно, что она командовать не в состоянии. Но должен же кто-то из командиров взводов или хотя бы их помощников в живых остаться. Куда все подевались? Надо же оборону организовывать, ведь финны как отошли, так и снова могут пойти в наступление. С этими раздумьями я, пригибаясь, направился в сторону левого фланга, где, судя по всему, собралась большая часть имеющихся в наличии бойцов погранроты. Однако, пройдя десять метров, я увидел Калинина, движущегося мне навстречу также на полусогнутых ногах, за его спиной шли четверо моих бойцов. Подойдя, тот хлопнул меня по плечу со словами: «Жив, чертяка!». Я тоже был рад тому, что Петрович жив и в душевном порыве так крепко хлопнул ему по спине, что тот аж закряхтел:

Ух, да, силен! Прям медведь! Пошли, там, за горящим домом укроемся, заодно и тушёнку на огоньке подогреем, — он показал мне вещмешок, в котором, очевидно, было десятка два банок консервов, и мы перебежками преодолев открытое пространство, укрылись за горящим домом, где бойцы под руководством старшины за пару минут соорудили подобие скамьи из чурок и досок от забора.

После того как мы расположились в тепле на комфортном расстоянии от горящего дома, бойцы вскрыли банки с тушенкой и поставили их греть поближе к огню. На горящий деревянный дом можно смотреть бесконечно, точнее до тех пор, пока он окончательно не сгорит. И мы с Петровичем некоторое время молча взирали на то, как пламя облизывает деревянные стены.

Долго гореть будет, бревна-то в полметра толщиной, глядишь, только к утру и прогорят… — нарушил молчание старшина.

Жаль избушку, хорошо мы там устроились, чем это её финны подожгли? — поддержал я праздный разговор, всё-равно сейчас спешить некуда.

Видно, в лампу нашу керосиновую попали, она аккурат у окна с той стороны стояла, — высказал Петрович правдоподобное объяснение причины пожара.

А что у Вас тут произошло? Где командиры? — я перешёл, наконец, к делу.

А нету командиров, вон Горбушкина, до мы с тобой, ну ещё Павлов, да может кто из комотов уцелел, — хмуро объяснил мне безрадостную ситуацию и после паузы продолжил, — Тут ведь как получилось, часов в одиннадцать финны подошли к городу с севера и попытались войти, но там армейские смогли закрепиться на окраине, пушки наши туда забрали, да и пополнение к ним вовремя подошло с танками, так что показали они там финнам, где раки зимуют. Командир наш, Волков, направил связных, чтобы патрульные группы в город отошли и заняли оборону, а у нас тут только сугробы — ни окопов, ни дзотов — ни хрена… — он обречённо махнул рукой и продолжил, — Токма мы кое-как позиции заняли, так финны и сюда вышли, видать с фланга захотели обойти, но, как они из леса высунулись, мы их обстреляли, они отошли и вдарили из минометов, тут у нас разом человек тридцать побило, да поранило, Волкова крепко задело, да дружка твоего — Петренко…

Так они живы? — переспросил я, услышав фамилию своего земляка.

Когда уносили, были живы, крови много, но живы. Минометы ведь страшно бьют, а у нас даже окопов нет, вот и побило солдатиков да командиров, хорошо ещё, что у них мины кончились, а то бы нас всех тут… — он опять замолчал, бездумно глядя в огонь.

К этому времени тушёнка подогрелась и Пашкин принес нам по одной вскрытой банке. Подспудно беспокоивший меня голод после окончания боя перерос в зверский аппетит и я, достав из кармана ложку, набросился на консервированное мясо. Калинин от меня не отставал и также с большой охотцей наворачивал тушёнку. Поев, он снова молча уставился в огонь. Я некоторое время тактично молчал, надеясь что он сам продолжит рассказ, но тот как ни в чем не бывало пялился на горящий дом, не проявляя никакого желания говорить, поэтому я взял на себя смелость спросить его:

А дальше-то, что было?

Старшина дёрнулся, как будто проснувшись и посмотрел на меня, похоже, не понимая, о чем я говорю, однако быстро сообразил в чем дело:

Ох, что-то я задумался… — он нахмурил лоб, видимо вспоминая, на чем остановился и продолжил, — мины у них кончились и они снова из леса полезли. Мы по ним стрелять начали, а они где ползком, где перебежками приближаются. Тут комиссар — он же после ранения Волкова за главного остался — и поднял роту в атаку, в штыки! Етить растудыть! А у тех снайпера, да пулеметы с автоматами, да и больше их раза в два, а то и в три было. Вот политрука первым и убили. Взводные попытались было атаку продолжить, да финны и их тоже… Вот мы и отступили, три десятка наших там осталось, тело комиссара вынесли и в баню положили, похоронить бы… — он снова сделал долгую паузу, но продолжил без напоминаний с моей стороны, — Горбушкиной комиссар приказал отсюда снайперским огнем их прикрывать, но у нее винтовка отказала, самозарядки вообще много у кого заклинили, такие вот дела… А финны поначалу тоже отошли, но как стемнело, попёрли вперёд. Их и так-то в маскхалатах не видно, а тут ещё темень, вот и пришлось нам практически наугад лупить. А они все ближе… Думал, всё уже, сейчас в последнюю рукопашную пойдем. А тут вдруг ты подоспел! Хорошо у тебя с гранатами получилось…

Мы снова замолчали. Я обдумывал услышанное, а старшина похоже снова подзавис, пребывая в полусне с открытыми глазами. Судя по всему, он не собирается заниматься организацией обороны. Вот он развернулся спиной к огню и с выражением блаженства теперь греет спину. После пережитого боя он впал в состояние пофигизма, тем более, что в подразделении есть старший по званию — капитан Горбушкина, которая и будет за все отвечать. Но та тоже в прострации после гибели комиссара, с которым у неё были близкие отношения. Возникает вопрос — а мне, что больше всех надо что ли? Разумеется, если бы не финны, расположившиеся в нескольких сотнях метров, мне тоже было бы похрен в квадрате на возникшую анархию. Нашел бы местечко потеплей — и на массу. Однако так расслабляться в непосредственной близости от врага нельзя, как минимум надо организовать оборону.

Краснов!

Я! — бодро откликнулся боец, также уже успевший подкрепиться тушёнкой.

Бери бумагу и карандаш, — я протянул бойцу письменные принадлежности, — Вместе с Касумовым обойди позиции, перепиши, кто есть живой. Если есть раненые, оказать первую помощь и доставить в госпиталь. Но вообще этим санитары должны заниматься. У погибших забрать документы, переписать. Если у кого нет еды, выдай им из наших запасов финских консервов, только запиши. Всё понял?

Понял!

Выполняй!