Увидеть лицо

Интересные мысли в этом направлении вдруг пресеклись другой, совершенно неожиданной и, по мнению Олега, слишком ранней для его нежного двадцатисемилетнего возраста. Наверное, так повлияло пребывание в Серегином доме, лицезрение самого друга, исходящего радостью, Катьки высоко в окне, что-то счастливо и неразборчиво кричащей в форточку, церемония торжественной встречи у роддома, сам первенец, весь какойто складчатосморщенный и неизвестно на что похожий, но произведший в душе прожженного автослесаря довольно приятный, немного отдающий завистью трепет. Может, и вправду пора завести семью и каждый вечер приходить домой, а не в свою квартиру? Денег хватает, жена даже может и не работать, лишь бы дом в порядке держала. Сам Олег обычно предпочитал девушек евростандарт, чтобы ноги были видны издалека, но женился бы, наверное, на такой, как Серегина Катька — пухленькая симпатяшка, веселая, милая, домашняя. К такой приятно возвращаться после работы — и доглядит, и накормит вкусно, и в постели заснуть не даст. Может и вправду попробовать?

Ты только вернись вначале домой, Кривцов?

Почему ты не поехал на своей машине, а? Ты ведь всегда ездишь на своей машине.

Олег раздраженно фыркнул и принялся кружить по комнате. Он ведь никогда не жаловался на плохую память, на какие-топровалы… да ведь и не было проваловто. Он просто почему-то тупо сел на автобус, да еще и любимую машину доверил чужим рукам!

— Значит, это было внушение! Нас всех загипнотизировали! — крикнула из прошлого невидимая Кристина.

— Да идите вы, загипнотизировали! — пробурчал Олег, довольно часто выражавший свои мысли вслух, вне зависимости от наличия слушателей. — Меня и пиво не выпить никто не загипнотизирует, так тем более машину оставить!

Алину надо продолжать трясти — девчонка явно что-то знает или подозревает, постоянно наблюдает за всеми… Ух и глазищи у нее, а ноги и подавно… Стоп, стоп, Кривцов, отмотай обратно, сейчас не до того! Наблюдает. И небезуспешно, между прочим! Деревья, комнаты, возраст, сигареты… Странно, очень странно. У Виталия тоже мысли работают в нужном направлении… а то так бы каждый сидел тихонько, размышляя о предстоящем визите к психиатру — и он сам в том числе. А так другое дело! Дружным коллективом с ума не сходят, это вам не ОРВИ! Не, Виталия надо держаться — хоть и со своими тараканами мужик, но нужный. Лихо он мэна бизнеса заломал, хотя тот здоровый!

Интересно, все же, чего этот мэн бизнеса из лесу такой пришибленный явился, словно его там кто-то уестествил неестественным способом?!

— Он долго по лесу один ходил. Может, видел чего…

И чего ж такого мог там увидеть этот придурок? Остывающий Лешкин труп, присыпанный листочками? Или может встретил там Лешку, опять психанул из-за чегото и сам его камешком по кумполу?

Не, Кривцов, это уж перебор!

И всетаки, что-то тут не так. В автобусе все были еще ничего, а к вечеру стали какие-тодерганые, странные. Только ли из-за страха? Жорка, вон, тоже из-за какихто картин раскричался — подумаешь, спросил!..

Кого же он мне напоминает?

Да и сам он хорош — чего так носится с этими железками? Это ведь всего лишь вещи.

Да, зато какие!..

Раздосадованный и сбитый с толку, Олег зло стукнул кулаком по дверце шкафа, мимо которого проходил. Удар со злости получился чересчур сильным — шкаф покачнулся, и наверху что-то со стуком упало и гулко покатилось к краю. Олег вскинул голову, потом руки и едва успел поймать обрушившуюся сверху вазу.

— Ну, чисто NBA! — весело сказал он и слегка подбросил увесистую вазу в ладонях, разглядывая ее.

Ваза была необычной, из цветного стекла с разводами — зеленый кувшинковый листдонышко, на нем сам полый розовый цветок кувшинки, из которого вырастала, собственно, сама ваза, круглая, пузатая, с широким горлом. И ручки в виде прыгающих лягушек. Сооружение, по мнению Олега, аляповатое и довольно дикое. Именно такие больше всего нравятся женщинам, особенно когда…

Ручки в виде прыгающих лягушек… Это было очень плохо.

Олег медленно перевернул вазу вверх ногами. Он был почти готов к тому, что увидит на донышке. Конечно, это было невозможно, но он был почти готов. И все же, когда он увидел надпись, сердце у него в груди болезненно и растерянно дернулось.

Аккуратные витиеватые буквы, сплетающиеся в одно-единственное слово.

Любочке.

Он чуть не уронил вазу, потом осторожно поставил ее на журнальный столик. Отошел и опустился на кровать, глядя на одну из лягушачьих морд. Казалось, лягушка смотрит на него, раздвинув губы в издевательской ухмылке.

Думал, нас больше нет? А мы здесь! Помнишь нас?

Олег потер подбородок и потянулся за сигаретами. Закурил, прищуренными глазами сквозь дым продолжая рассматривать лягушачью морду.

Спокойно, Кривцов! Чего ты так задергался?! Ну ваза, ну надпись. Мало ли на свете Любочек?! Мало ли на свете ваз?! Ну бывают в жизни такие совпадения! А чудес как раз не бывает. Та ваза разбилась вдребезги, ты же помнишь. Ты же сам дотаптывал осколки — почти в пыль, чтобы склеить нельзя было.

Вот только другой такой быть не может. На поток их не ставили, ее сделали однуединственную, под накатом чувств. Глупую аляповатую вазу для любимой женщины…

— Олежа, зачем ты это сделал?

— Чего сделал?

— Ты это специально сделал, да?

— Она сама упала…

— Ну зачем ты это сделал?! Зачем?!

— Да зацепилась она!

— Так сама упала или зацепилась?! Что ты врешь?! Как она могла так разбиться?!

Грохот захлопнувшейся двери в большую комнату. Отца нет, он придет вечером. Олег стоит в маленькой комнате, глядя на осколки вазы, потом подкрадывается к закрытой двери и слушает. За дверью — мать и бабушка. Бабушка старается говорить тихо, мать почти кричит, и в ее голосе слезы. Слышать их странно больно, хотя он хотел, чтобы в ее голосе были слезы, потому что она виновата — и перед ним, и перед отцом.

— Мама, он сделал это специально!

— Люба, ну что ты говоришь! Как это специально?!

— Я знаю, что специально! Да у него это на лице написано! Ты видела осколки?! Как можно было так разбить нечаянно?!

— Люб, ну зачем ему это?!

— Он знает. Наверное он слышал наш разговор. Он все понял и сделал это мне назло!

— Люба, ну что ты говоришь — Олежка же еще ребенок!

— Мама, ему одиннадцать лет! Он уже очень многое понимает!

— В конце концов, это всего лишь ваза.

— Это все, что мне осталось от Кости! Теперь ничего больше нет! И Кости нет!.. Жить не хочу!!!

— Люба, так нельзя! У тебя семья…

— Видеть их обоих не могу!

— Тише, Люба. Он услышит. Сама же говоришь, что он все пони…

— Мне теперь все равно! Господи, почему это не Костин ребенок?!..

Олег в две затяжки докурил сигарету, поискал глазами пепельницу, потом встал, открыл форточку и вышвырнул окурок в дождь. Подошел к вазе, внимательно посмотрел на нее, потом снова перевернул и вгляделся в надпись.