Увидеть свет

— Ну что вы, весьма интересная мысль, — Доминик подошёл ближе, но всё же остановился на таком расстоянии, чтобы иметь возможность для манёвра, если поведение Терри станет странным.

— Действительно?.. Мои рассуждения о творчестве и вдохновении вас, Доминик, должны только удручать. Я ведь не могу назвать себя творцом.

Конечно, лукавство в этой фразе не звучало, Доминик всего лишь хотел услышать его там.

— Вы никогда не пробовали себя в искусстве? — осведомился Вэйл холодно, будто бы поддерживая светскую беседу.

— Не совсем, — пожал плечами Терри. — Хирургия — это ведь тоже искусство. По крайней мере, мне это казалось схожим. Я… был в некотором роде скульптором. Я отсекал лишнее, да, — он замолчал на мгновение, а потом голос его изменился, став более твёрдым и резким: — Особенно приятно было добиваться изысканной красоты. Я вот всегда сравнивал искусство со светом. И разве подарить человеку жизнь — это не свет?..

Доминик чуть склонил голову набок, не зная, что сказать, но Терри нуждался именно в слушателе.

— Свет… Это то, что меня очаровывает, — признался он. — Всякий раз во время работы, — он почему-то осёкся, — я восхищался тем, как свет открывает мне тайны человеческого тела. Но я прозрел!

Доминик вздрогнул — в голосе Терри звучало ликование. Это совершенно ни с чем нельзя было бы спутать.

— Я прозрел, — повторил он. — Наши органы никогда не видят света. Они живут внутри нас, но, пока скальпель не откроет им дверь, ничего не ведают о сиянии, о солнце! Однако они — это мы сами! А значит, мы сами не видим света.

— Действительно любопытно, — согласился Доминик, отступая под пристальным взглядом Терри. — И что же с этим можно сделать?

— О, я долго размышлял! — в глазах Терри блеснуло что-то непонятное. — Не всякий человек достоин воссоединения со светом. Не каждому это… пойдёт на пользу. Я уверен, что раскрыться свету — это путь дальше, в иные реальности, но не всем дано это осознать, ведь так? Не все понимают искусство.

Он замолчал, и Доминик уже решил, что не продолжит, но внезапно Терри заговорил:

— Не могу держать это в себе, Доминик. Мне нужно хоть с кем-то разделить знание. Нельзя так долго носить в себе счастье полной ясности и не пытаться одарить им кого-то ещё. Это худшее одиночество, мучительное, чёрное. Я искал кого-нибудь, кому можно рассказать всю идею… Столкнувшись на выставке с Самантой Ричардс, я узнал о вашем творчестве. Картина The Light лучше всяких слов даёт понять, что только вы в силах полностью вместить в себя мою мысль.

Доминика прошило осознанием, что Терри наверняка не читал блога Линдси. Часть жизни совершенно точно прошла мимо него. Это разочаровывало, но, с другой стороны, причудливая синхрония заставляла задуматься.

— Саманта… — Терри вздохнул. — Она была ангелом. И я хотел помочь ей вознестись. Надеюсь, теперь она достигла того, о чём мечтала.

— Сожалеете о её смерти? — предположил Вэйл, ещё не до конца уверенный, что Терри действительно — тот самый.

— Сожалею?! — Терри почти что оскорбился. — Разве вы меня не слушаете? Это не была смерть! Это возможность перейти в иное состояние, стать частью искусства, вечная жизнь, если использовать эти грубые сравнения. Я дал ей увидеть свет.

— Увидеть свет… — ошеломлённо повторил Доминик, и вся головоломка сложилась. Вот зачем органы были так заботливо разложены вокруг. Терри давал им шанс соприкоснуться со светом. Он дарил свет.

— Да, да! — горячо закивал Асскольд. — Этот дар не должен доставаться случайным людям. Дэвид… в последние годы совсем не выходил из депрессии. Мы познакомились в другой галерее, но вместе приходили и сюда. Я заметил за ним потрясающую чуткость, удивительные движения души. Тогда я уже знал, насколько важно не ошибиться в человеке. Дэвид не был ошибкой. Он так понимал искусство, как никто другой. Он многое рассказал мне. И я надеюсь, что теперь он сможет творить…

Доминик горько усмехнулся, чуть повернув голову. Шерманн уже ничего не мог сотворить, он лежал в полицейском морге, потому что загадка убийцы ещё не была разгадана.

— Алисия Коул… Она была очень красива, но главное — как она была умна. Достойна, — Терри замолк и резко развернулся к Доминику. — Но я хотел говорить не об этом. После знакомства с Самантой я понял, ради чего старался всё это время, ради чего искал верный способ выразить свою идею, — сделав паузу, он словно набрался духу, а потом закончил с особой выразительностью: — Ради вас. Вы должны постичь свет. Потому что вы сумеете осознать самую суть.

— Я пока не тороплюсь соединяться со светом, — осторожно заметил Доминик. Терри держал руки в карманах, и Вэйл подумал, что у него наверняка с собой что-то, позволяющее убедить даже несговорчивых одаряемых. Может быть, шприц?..

Доминик отступил к двери, не спуская взгляда с растерявшегося Терри. Нельзя было исключать, что никто прежде ему не отказывал, но выглядел он странно.

— Это ведь… ваша судьба, — Терри шагнул вперёд, так и не вытащив руки из карманов. — Я сам бы желал того же, но не в моих силах одарить самого себя. И я мечтаю дать возможность самым лучшим…

— Да вы ангел, Терри, — ядовито бросил Вэйл, размышляя, как быстро сюда сможет ворваться охранник. — Отдавать другим то, чего не можете получить сами.

— Разве не в том судьба любого художника? — пожал тот плечами. — Я счастлив, что могу соткать для других крылья.

— А хотели ли они этого? — Доминик чуть усмехнулся. — О, можете не отвечать. Всем известно, что благую весть не всегда понимают правильно.

— Они… нет, — грустно отозвался Терри. — Вы правы. Но потому-то я и надеялся на вас, Доминик. Вы понимаете. Уже теперь понимаете, когда мы ещё не приступили к священнодействию.

— Терри, вам приходило в голову, что не всякий желает покинуть эту жизнь прямо сейчас? — Доминик стоял почти у двери. Теперь у него был шанс позвать охрану прежде, чем Асскольд предпримет какие-то действия. — Даже если в дальнейшем ждёт что-то удивительное, человек не так просто снимается с насиженного места. А у меня, к сожалению, ещё есть дела здесь. Поэтому свидание со светом, пожалуй, стоит отложить.

— Что может быть важнее? — робко спросил Терри. Какой-то из вопросов поставил его в тупик, заставил переосознавать деяния.

— Жизнь, — ответил Доминик и, наверное, сам поверил только в эту секунду. — Жизнь здесь и сейчас, а не в вымышленных мирах. Искусство — это дверь, в которую не надо входить. Это замочная скважина. А если перешагнуть порог, то оно утрачивает значение.

— То есть..? — Терри чуть шатнулся, будто бы ему стало дурно.

— Вы — убийца, а не тот, кому суждено стать апостолом Петром.