Увратрая

При этих словах, матрос пьяненько всхлипнул и умильно посмотрел в сторону опустевшей наполовину бутыли.

– Значит, ты не знаешь, откуда взялся сей младенец? – спросил вельможа, подливая рассказчику хмельного зелья.

– Никто не знает, – громко икнув, ответствовал матрос. – Да, ведь мы, зная крутой нрав хозяина, спросить напрямую, что за мальца он притащил на борт, не решились. И по кораблю пошли разные слухи…. Одни говорили, что он сын портовой шлюхи, которая, понесла от капитана ребенка, а затем подкинула его с запиской и проклятиями. Другие утверждали, что капитана вероломно обманули, и Лилу – совсем не его сын. Третьи же, вообще, придумали сказку о том, что сердце капитана дрогнуло при виде мокнувшего под дождем младенца у порога какого то, заколоченного дома. Так или иначе, но все на корабле, почему то, поняли, что не смотря на то, что хозяин выказывает полное безразличие к мальчишке, обижать его нельзя. Вот так Лилу, собственно, и вырос – такой слабенький и тонкий, среди нас – грубых матросов.

Старик замолк. Его голова безвольно склонилась на бок, а из гортани вдруг вырвалась рулада клокочущего раскатистого храпа.

– Не спать!!! – неожиданно громко скомандовал сиятельный вельможа, чем сильно напугал, сомлевшего было старика.

Тот подскочил от неожиданности, завертелся на месте, беспомощно озираясь по сторонам.

– Не спать! Дружище, – уже более миролюбиво произнес граф, почти ласково усаживая матроса на место и наливая очередную порцию бренди, – ты ведь мне не поведал, как я полагаю, самого интересного…. Отчего это, собственно, парень так горько плакал на корме сегодня ночью? И к кому это он ревнует капитана?

– Да, ко всем бабам подряд, Ваше сиятельство, – опасливо косясь на вельможу, пробубнил матрос. – Для него ведь, когда судно пришвартовано к берегу, – сущий ад…. А завтра, как вы знаете, мы заходим в порт.

На лице графа появилась гримаса крайнего удивления.

– Да, что уж тут говорить! – подбирая слова, замялся старик. – Совратил наш капитан мальчишку…. Уже несколько лет, как совратил…. А Лилу, как говорится, тянулся к ласке…. Ну и до мальца тоже доходили слухи, что хозяин – отец ему. Вот так, в одном из долгих плаваний, капитан его трахнул, а Лилу, принял это, я так себе кумекаю, как знак отцовской любви….. Он же рос среди нас – дураков. Мы же ему ничего не объясняли….. Сами, честно говоря, тогда сильно удивились…. Ну, а потом привыкли к этим их, как говориться, – «родственным отношениям»….. Мы, ведь, люди маленькие – подневольные…. Да, что тут говорить….

Уныло опустив голову, старик затих. Он сидел неподвижно, уставившись в одну точку, не проявляя более интереса ни к танцующей на столе бутыли, ни к своему высокородному собеседнику, действия которого, между тем, могли бы показаться в данный момент, более чем странными.

Дотянувшись до бутыли рукой, сиятельный вельможа слегка щелкнул по ней ногтем указательного пальца. В это же мгновение, бутылка растаяла в воздухе, как, впрочем, и бокалы, стоявшие с ней рядом. Затем, он щелкнул пальцами по высоким ботфортам своих кожаных сапог, которые тоже, тут же исчезли. И, наконец, несколько раз пощелкав пальцами в воздухе, этот странный господин неотрывно уставился на свои голые ступни, бормоча себе под нос заклинания на непонятном языке.

– Ну, давайте же, появляйтесь, – недовольно бубнил он, растирая свои голые ступни руками. – Что за капризы, право? Я не понимаю…

Через некоторое время на его ногах появилась диковинная обувь. Это были потертые тряпичные тапочки на завязках и резиновой подошве.

– Ну, наконец-то! Мои старые, добрые кеды! – откидываясь на спинку кресла, удовлетворенно произнес странный господин.

Положив ногу на ногу, и покачивая ею на весу, он задумчиво уставился на застывшую фигуру старого матроса.

– Да, не простую задачу поставили, – загадочно произнес он. Ну, что же! Попробуем разобраться….

Рисунок в небе

Граф Примиус остановился на пороге каюты. Прикрыв глаза ладонью, он пристально вглядывался вдаль, ослепленный ярким солнечным светом. Тихое приветливое утро, как будто ластиком стерло следы вчерашней бури. Море спокойно. В небе ни облачка. На палубе несколько матросов убирали последствия стихийного бедствия, иногда сонно, и как бы нехотя, переругиваясь между собой.

Граф сделал широкий шаг на чистые, еще влажные после мытья доски, резко втянул ноздрями соленый утренний воздух и размашисто потянулся. Затем, он деловито оглянулся по сторонам, и не найдя для себя ничего интересного, стал медленно прохаживаться по палубе, напевая себе под нос странную песенку на непонятном языке. Но, через несколько мгновений его взгляд упал на сидящего за большим мотком каната в дальней части кормы худенького, черноволосого юношу. Парень увлеченно рисовал акварелью на серой, изрядно помятой бумаге. Матросы же, завидев благородного господина, в высоких начищенных сапогах, бархатных брюках и в расшитом золотом камзоле, надетом поверх тончайшей батистовой рубахи, притихли. Пряча кривые ухмылки и иронично переглядываясь, они с интересом наблюдали за ним, как за редкой диковинной птицей, непонятно откуда залетевшей в их простой и грубый мирок.

– Ишь, как вырядился, как павлин, с утра то пораньше, – беззлобно крякнул один из них. – И не лень же было сапоги то натягивать?

– А что им – мудакам высокородным целыми днями то делать? – тут же откликнулся другой. – Наряжаться, да с дамами трахаться.

– Да поди, не только с дамами то. Ты, погляди, что он вытворяет. К нашему Лилу пристает! Ох, чует моя жопа, не к добру этот франт на нашем корабле оказался.

– Да тише ты! – шикнул пожилой матрос и с тревогой покосился на длинную фигуру графа, склоненную над Лилу. – Вот услышит, что мы тут о нем трем, и скажет капитану. И нам – каюк! Помните ведь, что капитан приказал: вести себя с ним вежливо и во всем угождать.

– Вот еще, буду я угождать этой расфуфыренной кукле, – огрызнулся первый матрос. – И зачем хозяин взял его на корабль? Никогда, ведь, раньше такого не было.

– Ну,уж, ежели хозяин что делает, так значит выгоду имеет, – хитро усмехнувшись, перебил пожилой матрос. – Слышал я, этот франт заплатил капитану, столько, что можно еще один корабль прикупить. Так что заткнитесь уже, и выполняйте приказ.

На этом разговор матросов прервался, так как на палубе появился капитан. Его присутствие незримым образом резко изменило расслабленную и сонную атмосферу. В воздухе моментально повисло напряжение. И все пришло в движение. Матросы кинулись к мачтам. Юнга Лилу, до этого момента безучастно и односложно отвечавший на вопросы высокородного пассажира, выронив из рук бумагу и кисть, опрометью бросился навстречу капитану. Граф Примиус неуклюже размахивая руками и подпрыгивая, пытался поймать взмывший вверх рисунок юнги. И даже чайки, будто почуяв неладное, с тревожными криками заметались над водой. Лишь один персонаж в этой суете оставался спокоен. Это и был капитан Энгель. Широко расставив ноги, он уверенно и твердо стоял на слабо покачивающейся палубе. Лилу подбежал к капитану почти вплотную, и молитвенно сложив изящные ладони, восхищенно и преданно посмотрел на Энгеля снизу вверх.

– Доброе утро, капитан! Как Вам спалось сегодня? – произнес он с заискивающим возбуждением в голосе.

Но, капитан не ответил. Могучий, с крупной головой на мощной шее, он как каменное изваяние застыл среди всеобщей нервозности. Ветер развивал лоскуты рваной рубахи, через дыры которой виднелся крепкий загорелый торс. Подбородок был поднят вверх, густые брови надменно изогнуты, а недовольный, злой взгляд скользил по фигурам и лицам вконец растерявшихся матросов. Они непроизвольно втягивали головы в плечи и прятали глаза, ибо знали, что подобная нарочитая молчаливость хозяина ничего хорошего обычно не предвещало.

– Доброе утро, капитан, – искусственно бодрым голосом сказал Граф Примиус, приближаясь к Энгелю. – Я вижу, Ваши люди боятся Вас!

– Да, просто не знают, чего ожидать! – слегка усмехнувшись, довольно миролюбиво ответил капитан. – Я по утрам, обычно, зол бываю…. Вот и гоняю их иногда, почем зря.

– Отчего же так? – вежливо поинтересовался граф.

– Да, обычно вечерний ром утро и портит. Не мое это время – утро, – вдруг открыто улыбнулся капитан. Улыбка обнажила неожиданно белые ровные зубы, на мгновенье осветив его лицо.