Уйти от себя…

— Из отделения сбежал, коня украв, а потом и человека убыв. Братана самого Куренного, Олежку, — охотно перечислил все прегрешения беглеца сержант.

— Лихой мужик! — не сумел скрыть одобрения Володя. Затем указал на пластырь на лбу у сержанта. — А цэ вин тэбэ так уделал?

Сержанту не хотелось распространяться на неприятную тему. Он неожиданно свистнул в два пальца, как Соловей-разбойник. Лена вздрогнула, Володя возмущенно вскрикнул:

— Та ты шо, совсем сдурел? Шо ты свистишь в моей хате? И так грошей нема, последнее высвистишь.

Сержант довольно рассмеялся. К нему уже с топотом, так, что сотрясался весь дом и в буфете звенела посуда, бежали милиционеры, держа наперевес автоматы. Еще минута — и они изрешетили бы каждого, на кого им указал бы начальник.

— Перекличка! — со смехом объявил сержант. — Ну шо, хлопцы, нэмае нашего уголовника? Уходымо.

Он церемонно кивнул Лене и щелкнул каблуками сапог:

— Спокойной ночи, хозяюшка. А ты, Володя, наслаждайся жизнью, раз она тебе таким медом кажется.

Милиционеры потопали к выходу. Дверь за ними захлопнулась. Какое-то время на улице слышались голоса, потом все затихло.

Телевизор продолжал работать, на экране два клоуна с идиотскими рожами играли роль больного и психиатра. По мнению Володи, по ним обоим уже давно плакал дурдом. Он оторвал взгляд от экрана и коротко бросил племяннице:

— Глянь у викно…

Лена послушно выключила свет, слегка приподняла занавеску и несколько секунд осматривала освещенный серебристым лунным светом двор. Нигде ни души, только собаки далеким лаем иногда напоминали о том, что несут верную службу.

— Ушли… — сказала она, задергивая занавеску.

— Шоб воны соби ноги переломали по дороге, — проворчал Володя. — Ввалились, натоптали, шум подняли, еще и свистеть надумал этот голопузый. Це ж надо такое придумать, это совсем людей не уважать! — Ворча и посылая проклятия на голову Волохова, он опять вооружился карабином и поднял сиденье дивана.

— Ну, як ты там? Хорошо отдохнул? Мы тебя, случаем, не придавили?

Турецкий лежал в деревянном футляре дивана, как в колыбели, вытянувшись во весь рост и прижав руки к бокам.

— Пыли надышался, чихнуть боялся.

— Правильно сделал, что сдержался. А то мы бы тебя уже несли в этом гробу на кладбище… — хмуро буркнул Володя. — Ну, рассказывай, хто ты такой есть и зачем пожаловал в наши края.

Турецкий уселся в ящике дивана и с готовностью протянул руку Володе:

— Саша… Саша Турецкий… Приятно познакомиться.

— Я уже понял, шо ты блатной. Фамилия!

— Александр Борисович Турецкий. С девяносто третьего по август прошлого года — следователь по особо важным делам Генеральной прокуратуры Российской Федерации. Ныне безработный. Можно, я вылезу уже из этого — с вашего позволения сказать — гроба? А то ребро болит.

Володя нависал над ним всем своим крупным телом и не выпускал из рук карабин.

— Я тебе не верю…

— Извини, доказательств нет, — развел руками Турецкий.

— Ну, предположим, тебя в отделение забрали, потому что документов нет. Но почему ты не сказал, что ты бывший «важняк»? Ты что, под прикрытием работаешь?

Турецкий вылез из дивана, размялся, потом уселся на диван, положив ногу на ногу. В волосах запуталась паутина, нос украшала грязная полоса. Лена улыбнулась, взглянув на непрезентабельный вид гостя. Он перехватил ее взгляд и смущенно улыбнулся, двинув плечами, дескать — извините, если что не так, но живу я сейчас исключительно в полевых условиях.

— Никакого прикрытия у меня нет. Я от жены ушел. Уехал… В Москве меня, наверное, уже ищут. До нее обязательно уже дошло. А я не хочу, чтобы она знала, где я. — В его голосе прозвучала злость.

— А зачем из ментовки сбежал? — недоверчиво слушал его Володя.

— Увидел у них этого… Этого вашего Олежку. Понял, что они меня никогда не отпустят. Судя по всему, ваш Олежка был тот еще фрукт.

— Ты убил Бэмби?

— Нет, не я… Зато я видел, как его убили…

Володя усмехнулся:

— Ну и что ты теперь будешь делать?

Турецкий молчал, растирая колено.

— Ну позвони своим друзьям, бывшим соратникам… Пусть приедут выручать тебя. Если ты, конечно, не врешь, — подсказал ему Володя.

Турецкий помолчал, обдумывая предложение Володи. Покачал отрицательно головой:

— Нет, не стану звонить. Утром еще бы позвонил. А сейчас…

Володя понимающе заметил:

— Гордый очень? Лицо боишься потерять? Или ты чего-то недосказал?

Турецкий встал, подал руку Володе:

— Спасибо тебе за все. Пойду я…

Лена слушала разговор мужчин, переводя взгляд с одного на другого. Тень сожаления проскользнула по ее лицу, когда гость стал прощаться.

За окном на улице раздались выстрелы, пьяные выкрики, там что-то происходило. Володя обернулся к окну и сказал с явной растерянностью:

— А вот это вже не милиция.

Турецкий посмотрел на него, потом обернулся к Лене, которая кинула взгляд на стенку, где на коврике, дулом вниз висел охотничий карабин. В глазах ее блеснули искорки гнева.

— Полезай наверх! — приказала она, показывая на потолок. — Лестница в сенях!

— Я не привык, чтобы за меня заступались женщины, — возразил Турецкий.

— Полезай! — зло повторила она. — У меня с ними будет свой разговор!

— Давай быстрее, — с тревогой кивнул и Володя…

Александр Борисович даже не догадывался сейчас, что значил для него тот клочок бумажки, который он вынул из кармана мертвого Олега. Но через двое суток именно этот самый клочок с десятком цифр, написанных на нем, позволит ему сесть в поезд, чтобы покинуть наконец ужасно негостеприимную станицу Новоорлянскую…