Уютная, родная, сводная

ощущая, что Катерина готова вот-вот кончить, он немного потянул удовольствие,

крепко прижимая бёдра жены к кровати. - Обожаю, когда ты такая...
– он любовался видом Катерины, лежащей на спине, с расставленными бёдрами, максимально раскрытой, готовой, требующей, с тёмными сосками и блудливым блеском глаз.

Откровенная, похотливая, жаждущая, получающая.
– Чего ты ждёшь? - прохрипела.

Вход дёрнулся, сжимаясь, Марк нервно облизнулся, ощущая уже немного болезненную эрекцию.
– Сейчас, котёнок, - переместил руки ближе к вожделенному месту и начал аккуратно дразнить пальцем по клитору, выводя круги с амплитудой,

при которой Катерина точно не кончит, зато её мысли вылетают из головы и растекаются по постельному белью, как тёмные волосы, оставляя узоры на ткани.

Она металась на подушке, давилась стоном, на лбу выступил пот, широко раскрытая, беспомощная и, одновременно, приказывающая. Ослабив хватку, так и не доведя до кульминации, Марк дал выбор Катерине, она тут же подскочила,

толкнув Марка на спину, перекинула ногу через его бёдра и скользнула на член,

упираясь клитором в лобок, пару раз качнувшись, закричав, вцепившись в шею ногтями. Марк приподнял Катерину и начал двигаться, быстро, не давая прийти в себя, остыть, расслабиться, он двигался таким образом, чтобы задевать и клитор, а

Катерина только держалась, а потом безвольно висела на его шее, позволив держать себя за поясницу, и всхлипывала, пока совместный оргазм не накрыл двоих.
– Ты такой гад, - отдышавшись, проговорила Катерина. - Я беременная, а ты дразнишь.
–

Ты не похожа на недовольную, - Марк усмехнулся. - Довольная, но больше так не делай. - Оргазм по первому требованию? - Да!
– не колеблясь, ответила. - Как скажешь, Катерина, - Марку стала смешно. Что ж, желание беременной женщины -

закон. Не говоря уж про желание беременной любимой женщины. Пожалуй, это тянет на закон мироздания. Может, не глобально и не во всём, но оргазм по первому требованию он сможет устроить. Тем более, ими ещё не использован стимулятор «бабочка», должно быть, это весело - нажать на пульт управления, когда Катерина занимается домашними делами. Надо погуглить, насколько это безвредно в её положении... множественные оргазмы в течение дня... - Штаны надень, мечтатель, -

услышал Марк.
– Утром Максим прибежит, - в него полетели пижамные штаны.

Сама Катерина уже была в симпатичной пижаме с изображением каких-то зверей.

Марк не очень-то любил такие наряды на Катерине, не вызывали в нём умиление дебиловатые рисунки, но это лучше, чем кружево и ажур на теле полуголой матери,

когда в семь утра в спальню врывается малолетний сын. Семейная жизнь. Конечно,

утром их разбудил Максим, треща без умолка. Он хвастался своими поделками,

которые сделал с бабушкой, рыбалкой, на которую ходил с дедушкой, новыми качелями и горкой во дворе, машиной, которую привезли родители, расхваливая её достоинства и то, что он уже покатался на ней по дому и немного на улице, пока бабушка не заставила завтракать противной кашей. Удивительно, как много событий происходит в жизни трёхлетнего человека. Если спросить взрослого, что случилось летом, он, скорей всего, пожмёт плечами и ответит «ничего особенного»,

а у трёхлетки всегда гора событий и впечатлений. Так, под разговоры с сыном,

прошёл день, и ближе к вечеру на задний двор, оборудованный парой беседок,

стали перемещаться ёмкости с едой, накрываться большой стол под специально натянутым тентом, бодро стругаться салаты и разливаться спиртное «для настроения». Вскоре подъехал Глеб, выпуская из машины жену и троих детей.

Мальчишки уже ходили в младшую школу, а дочка только готовилась в будущем к этому знаменательному событию. Сафрон был таким же. Серые треники. Мяч. И

обожающий взгляд на свою семью. Его жена - хохотушка и болтушка, такая, что иногда казалось - отваляться уши, смотрела на своего Глебушку точно так же. И

Марк не мог сказать, что она была особенно красивой и чертовски привлекательной, но обаяние этой женщины плескалось, как стакан, наполненный до краёв, и хватало совсем немного времени, чтобы слегка влюбиться, в самом широком смысле этого слова. Потом в гараж въехала машина такси, и оттуда выбрались Серёга с Маринкой и их отпрыски. Марку понадобилось время, чтобы привыкнуть к новой Маринке, весом килограмм сто, цепким взглядом зорко следящей за Серёжей и, заодно, за всем его окружением, повторяющей вслух:

«Знаю я вас, кобелей, вот где вас держать надо», и показывающей кулак с толстенькими пальцами. Она обрезала волосы, которые не были особо густыми и теперь висели невнятными сосульками вдоль лица. Маринка шла впереди, Серёга с виноватым лицом семенил сзади, неся на руках четвёртого ребёнка - Дашеньку, как и хотела Маринка. После приветствий и шуток раздалось грозное Маринкино за спиной, даже Марк сжал плечи с непривычки.
– И чтоб ни-ни мне!
– и показала кулак в сторону мужа.
– Что, накосячил? - сочувственно проговорил Марк,

показывая глазами на холодную бутылку водочки.
– Пока не видит, давай чуть.
– А,

давай, - удивительно смело согласился Серёга. Склонность к суициду проснулась в мужике? - Что в этот раз? - зубоскалил Глеб, поглядывая на площадку, где старшие дети Серёги приглядывали за младшими всей компании. - Да...
– понизил голос, -

есть у нас диспетчерша одна, сороковник ей, разведёнка. Горячая штучка, поджарая такая, худая, жопа как орех, несколько месяцев ходил вокруг, пока не дала.
–

Хорошо дала-то? - Глеб продолжал зубоскалить.
– А то! Раздраконила - так раздраконила, подмахивала, как надо, отсосала, в общем, всё по высшему разряду, -

довольно перечислял Серёга. Марк закатил глаза, чем-то этот разговор напоминал

Владюшу-переростка, но дело не его, сами разберутся, кто кого раздраконил, и кто кому подмахивал.
– И ты, конечно, попалился? - продолжил Глеб. Серёга всегда палился, уж как так получалось у него, но все его загулы, большие и маленькие,

были известны Маринке. Каждый раз она орала, как сирена о воздушной тревоге,

потом выгоняла на улицу, он пару дней жил в подъезде, потом заволакивала его домой, и полгода он ходил шёлковым, боясь даже подумать о сексе, не то что с кемто, с Маринкой тоже, что последнюю и устраивало.
– А ты не палился? - вернул слова приятеля Серёга.
– А я жене не изменяю, - усмехнулся Глеб.
– Вот такая в жизни ерунда.
– Скажешь тоже... присунуть-то хочется, а у жены то эти дни, то голова болит, то дети под ногами...
– Тут ты прав, конечно, с тремя детьми в двушке не разбежишься, и малая с нами ещё спит, выкручиваемся как-то. - Нет у меня таких проблем, - усмехнулся Марк и отпил пива из бокала.
– Молчи уж, буржуй,

сколько у тебя сейчас комнат? И няня у Макса. На работе, поди, красотки ходят, на всё готовые.
– У тебя красоток не меньше, - ответил Марк. - Комнат пять, - пожал плечами, - так мы разрастаемся, пригодятся. - В каком смысле - разрастаетесь? - В

прямом, - он глянул на Катерину, болтающую с Маринкой, женой Сафрона и

Лопоушкой. Четыре абсолютно разные женщины, каждая со своей правдой и убеждениями, со своим опытом, и каждая нашедшая свою любовь, подходящую именно ей. Женщины, ставшие для своих мужчин самыми уютными и родными.