Ужасный век. Том I

Молодой Гаскойн тоже опустил забрало: глядя через прорезь в стали, он всегда чувствовал себя по-особенному. Отец рассказывал о подобном ощущении. Увы, кое-как собранный доспех плохо подходил ему: пару раз на пробу взмахнув мечом, Робин попросил сквайра снять латный наплечник. Хотел сделать так ещё в деревне, но побоялся сказаться в глазах рыцарей Церкви неуверенным. Ладно уж… проще защитить плечо клинком, чем мириться с неудобством при ударе.

Вилфорд Винслоу предпочитал кавалерийский топор на длинном древке. Робин помнил мерзкий рассказ Вилфорда о своеобразном использовании этого топора в допросах. Да уж… барону виднее, но его сын ощущал только отвращение. Может, всё потому, что Робин не бывал на войне? Отец наверняка выбирал, о чём стоит рассказывать, а о чём нет. Это Винслоу за языком не следил отродясь.

Солдаты заволновались.

— Помилуй нас Творец Небесный! Руку на отсечение дам: ну не было тут дома! Ну проходили же рядом!

— Значит, не тут проходили…

— Да как же не тут? А где? Вон болото, вон бурелом. Место-то приметное!

— А ну молчать!.. Тишина! — рявкнул Винслоу.

Молодой Гаскойн тоже помнил и болото, и поваленные сухие деревья. И никакого дома тут не было видно в сумеречном свете. Теперь же его контуры вырисовывались ясно, не говоря уж о светящемся окне. Может, правда другое место? Они старались подбираться как можно тише и незаметнее. Вскоре спереди дали знак остановиться.

— Что там?

— Люди.

— Да где? Какие люди?

— Справа, у деревьев.

Выслав коня вперёд, сир Робин вгляделся в темноту. На миг он как будто различил несколько фигур: но то ли показалось, то ли они растворились во мраке и наползающем со стороны трясины тумане.

— Трое, кажется?

— Ваша правда, милорд. Трое. — отвечал лучник. — Женщины.

— Женщины? Ты уверен?

— Благостной Девой клянусь! У меня глаз — белку там разглядеть могу. Три женщины стояли. Скрылись ужо…

— Выдвигаемся. — приказал Тиберий.

Пока подходили к хижине, никто больше не показался. Робин сразу решил, что это не постоянное жилище: подворья нет. Разве только охотник останавливается, но даже не углежоги. Из трубы поднимался дым. Сейчас воинов, окружающих дом, изнутри уже точно должны были заметить — не говоря о женщинах, которых видел лучник. Однако никто не суетился.

Выходит, и воинам Вудленда нечего тушеваться.

Было заметно, что сир Вилфорд вперёд не торопится — а вот магистр, приор и сын барона держались на острие. Их кони слушались всё хуже, словно что-то почуяли: вертели головами, всё норовили остановиться или свернуть.

До дома оставалось всего ничего, когда дверь резко распахнулась.

Гаскойн приготовился пришпорить коня, ожидая только от магистра. Одинокий силуэт мелькнул в дверях на мгновение: кто-то выскользнул наружу, бросился в сторону бурелома. Кто-то совсем крохотный, длинноволосый…

…неужели девочка?

Один из лучников уже разворачивался вслед, натянув тетиву, но Тиберий успел остановить его:

— Не стрелять!

— Но сир… гвендлы!

— И пусть. Паладины с детьми не воюют.

Сир Робин безмолвно покачал головой. В борьбе с гвендлами не до благородства. Однако убивать ребёнка и ему не хотелось — пусть такая подлость, как использование детей, останется на совести язычников. Она им всё равно не поможет.

— Вперёд!

Девочка бежала как раз туда, где солдаты Винслоу и рыцарь видели прежде неясные силуэты. Она не была испугана: из темноты послышался звонкий детский смех. От неуместности прозвучал он весьма жутковато.

Никому всё это не понравилось, поэтому приказ магистра даже Робин выполнил не слишком охотно. Только паладины не колебались.

Можно сказать, что дом был окружён — хотя скорее воины заняли круговую оборону. Изнутри-то никакая серьёзная угроза исходить не могла: слишком маленький домишко. Все ждали атаки из засады, однако её не случилось. Рыцари спешились у дверей, не закрывая обзора стрелкам.

— Я паладин-магистр Тиберий, Щит святой Церкви, Меч Творца Небесного и защитник всех добрых верующих! Именем единственного Господа истинного повелеваю вам выйти из дома, и да смилуйся Он над душой всякого, кто не подчинится!

Либо больше внутри людей не было, либо имя Творца Небесного никого тут не впечатлило.

Короткие знаки Тиберия ясно дали понять, кому и что делать. Согнувшись и подняв щит, Амадей нырнул в двери первым. Тиберий и Робин Гаскойн бросились следом, выставляя вперёд мечи, глядя каждый в противоположный угол. Кто-то из латников с треском вломился через окно.

Миг спустя все замерли в недоумении.

Дом пустовал. Ни в сенях, ни в большой комнате — никого. Дверь во вторую, неосвещённую, уже распахнул Деметрий.

— Пусто!

— Да, ни души…

— Творец Небесный, помилуй нас…

Рыцари пожимали закованными в железо плечами. Очевидно: люди покинули жилище только что. Здесь было безупречно чисто, хорошо натоплено, светло от множества лучин и свечей.

Стол ломился от ароматной еды и напитков: накрыли даже не на семью, явно на множество голодных гостей. Колесо прялки, стоявшей в углу, ещё слегка вращалось: будто пряха оставила её мгновение назад. Огонь весело потрескивал в очаге, отражаясь на доспехах и клинках мечей.

— Нечистая тут. — уверенно заключил Винслоу. Робин был склонен согласиться.

А вот паладинов, казалось бы — тех, кто стоял на переднем рубеже борьбы с Тьмой, обстановка не смущала. Словно не видели ничего необычного. С другой стороны, им ли не быть привычными к странному?

Ещё с минуту все провели в ожидании какого-то подвоха — засады, ловушки, чего угодно. Ничего не случилось. Робин откинул забрало и осмотрелся получше.

Он обратил внимание: свечи-то все восковые! Такие и в Фиршилде иной раз жалели. Не бедные люди обставляли дом, хотя если упустить детали — на первый взгляд обстановка сошла бы за крестьянскую. На первый. Где вся утварь, припасы, инструменты?

Нет, тут не живут. Приходят. Вопрос только — кто приходит, и ответ не был очевиден Робину. С одной стороны — по стенам изобильно были развешены вязанки всякой всячины. Звериные шкурки, сухие травы, перья и лапы птиц — то, что шаманы из Орфхлэйта используют в ритуалах. Но по сути предметы обыкновенные. И уж очень пригоже тут для укрытия разбойников. Ощущалась женская рука…

Ни о чём из этого Робин не сказал. Сказал он о другом:

— А прялка-то тут откуда?

Прялка в доме, где никто не живёт постоянно — но зато и прибрано, и натоплено, и стол накрыт… Робину это намекало совсем не на гвендлов. И потому сделалось жутковато. Разве лишь не столь страшно, как показаться трусом магистру.