Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Ужасы. Замкнутый круг
Шрифт:

Воцарилась тишина, которая мне не понравилась, — она была полна неопределенной угрозы.

А затем дверь кабины открылась, и тот, кто там сидел, спрыгнул на снег.

Не знаю, что я ожидал увидеть. Что угодно, только не это. Она была маленькой, тонкой. Легкое летнее платье было изорвано и покрыто пятнами, пряди грязных, пыльных волос свисали на лицо. Руки ее были обнажены, но она, казалось, не замечала холода и ветра. Она двинулась к тому месту, где мои следы сворачивали с обочины на проезжую часть, и я знал, что мне надо разворачиваться и бежать, но не мог сдвинуться с места. Она шла по снегу босиком, не оставляя следов; я увидел, как она наклонилась, перелезая через барьер, и прикоснулась к нему, словно перебиралась через ограду где-то за городом в конце весны.

Наконец

я бросился бежать. Передо мной мелькнули смутные очертания одного из пластиковых конусов, уносимого ветром, и в следующий момент он ударил меня. Я упал на землю. Я попытался встать, но, казалось, мои нервные окончания были выдернуты из своих гнезд и перепутаны так, что сигналы от мозга не доходили к конечностям.

Она приближалась, и я слышал ее легкую поступь даже сквозь вой ветра.

Она подошла и встала надо мной. Кожа у нее была белой, как мрамор, сквозь нее просвечивали голубые жилки; лица ее я не видел, потому что прожектор светил ей в спину. Я мог разглядеть лишь остатки ее волос, развеваемые ветром вокруг безжалостной черной бездны, которая смотрела на меня.

— Луи, — прошептала она.

«Луи? — подумал я. — Какой еще, мать его, Луи? Послушайте, леди, я точно не Луи». Я открыл рот, чтобы сказать нечто подобное, но у меня вырвался лишь жалкий, едва слышный хрип. Ветер прекратился, стало тихо, а затем мне показалось, что глаза на ее раздавленном лице загорелись, словно факелы; она наклонилась ко мне, и я почувствовал их жар. Дыхание, от которого несло разложением, опалило мою онемевшую от холода кожу. Теперь я разглядел, что ее волосы были облеплены цементом, местами пряди вырваны. Кожа походила на кожу ощипанной куропатки, которая слишком долго провисела в подвале.

— Луи, — снова произнесла она, на этот раз с какой-то кошмарной нежностью, и взяла в свои мертвые руки мою онемевшую, как у мертвеца, голову.

Я с ужасом понял, что она собирается меня поцеловать. Передо мной разверзлась черная бездна, ревущая, словно самолет, летящий прямо в ад, и я хотел было закричать, но вместо этого лишь намочил штаны.

Она замерла в нескольких дюймах от моего лица и отпустила мою голову. Я решил — все, до нее дошло, что я не тот, кого она ищет.

Она подняла руку, я увидел ее пальцы и понял, каким образом ей удалось продырявить топливный бак. Я закрыл глаза, потому что понял, что это конец. Я не открывал их, ждал, ждал, ждал, и, прождав столько, что за это время можно было просмотреть «Конана-варвара», я рискнул разлепить один глаз и взглянуть вверх.

Она еще была близко, но не смотрела на меня. Казалось, она к чему-то прислушивалась. Я, в свою очередь, тоже прислушался, но не услышал ничего, кроме свиста проводов над головой.

А потом до меня донесся тонкий, одинокий вой автомобильного гудка.

— Луи? — сказала она. И начала подниматься.

Вот что я узнал об этом позднее. Луис Робсон работал менеджером в строительной компании и ездил на «мерседесе», а она была ученицей кассира в супермаркете. Как она умудрилась вбить себе в голову, что он бросит жену и сбежит с ней, — это одна из вечных загадок вроде той, почему старые машины ездят лучше после мойки и покраски. Должно быть, как-то раз он пообещал ей нечто подобное, и она прокручивала его слова в памяти снова и снова. Наконец однажды вечером он велел ей ждать его с упакованными чемоданами и готовым к отправке прощальным письмом. Она должна была встретиться с ним на стройке его компании неподалеку от нового шоссе; он сказал, что подъедет и просигналит о том, что все в порядке, автомобильным гудком. Но ей пришлось ждать этого сигнала очень долго — когда она пришла на стройку, он уже ждал ее там в темноте с гаечным ключом. Он бросил ее, еще живую, но без сознания, в опалубку для опоры моста, которую наутро должны были залить бетоном, отправил туда же ее дешевый чемодан и опустил приготовленное ею письмо в почтовый ящик, не догадываясь о том, что в нем упоминается его имя. Это произошло пять лет назад.

Не знаю, может быть, ее просто привлек сигнал, а может быть, в темной, кишащей червями яме, в которую превратилось ее сознание, осталось

место для чего-то еще, кроме этой навязчивой идеи. Она неуклюже выпрямилась и, словно покинутый корабль, дрейфующий к далекому маяку, направилась туда, откуда раздавался сигнал сирены.

Когда она вышла на дорогу, ковш снегоочистителя ударил ее.

Ее разорвало на кусочки, как глазное яблоко в вакууме, ковш и ветровое стекло снегоочистителя забрызгало чем-то липким, как смола, и вонючим, как нечистоты. Клочки гнилой кожи разлетелись в радиусе ста ярдов и дождем посыпались на снег с негромкими шлепками. Она была полностью уничтожена, останки ее невозможно было собрать так, чтобы получилось хоть что-то, отдаленно напоминающее человеческое тело. Машина остановилась, и я увидел вылезающих из нее людей в ярко-оранжевых жилетах, удивленных, не понимающих, что произошло, и я с трудом встал на колени и замахал руками над головой.

— С вами кто-нибудь есть? — спросили они меня, когда все мы оказались внутри, и мне дали термокружку с огненным кофе. — Здесь никого не было?

Я сказал им, что заметил какую-то птицу, врезавшуюся в ковш, и все произошло так быстро, что никто не смог придумать лучшего объяснения. Они назвали мне свои имена — те, что были написаны на кружках в хижине, которую они были вынуждены временно покинуть. Я сказал, что больше никого не видел. Тогда один из рабочих спросил меня, давно ли я иду по дороге, и я ответил, что целую вечность.

— Знаете, полиция вмешалась и закрыла дорогу до утра, — сказал рабочий. — Мы не собирались выезжать, но кто-то расслышал ваш сигнал, когда ветер на минуту перестал выть. Вы хоть понимаете, как вам повезло?

Я поднял голову от дымящегося кофе. Нас качнуло — огромные колеса с цепями начали превращать снег в грязь, мы разворачивались, направляясь на базу, и кто-то уперся рукой в переднее сиденье, чтобы не упасть. Когда прекратится снегопад, они найдут Мика и Дэвида, но я скажу, что в первый раз их вижу и ничего о них не знаю. Действительно, понимал ли я, как мне повезло?

— Нет, — ответил я. — Думаю, что нет.

Пер. О. Ратниковой

АЛЕКС КИРОБА

Распад личности

Алекс Кироба родом из Лос-Анджелеса. Он дважды публиковал свои произведения в литературном журнале «West/Word», издаваемом на курсах писательского мастерства Калифорнийского университета. Недолгое время Кирова состоял в религиозной секте, руководители которой пытались убедить его, что в одной из предыдущих жизней он был Эдгаром Алланом По. Писатель утверждает, что на него оказали большое влияние произведения Камю, Достоевского, Оруэлла и Чарльза Буковски.

«Жизнь у меня до того скучная, — жалуется Кирова, — что меня развлекает даже чтение фамилий в телефонной книге».

В настоящее время он работает над своим первым романом.

Алекс Кирова признается: «Я, конечно, не Клайв Баркер или Рэмси Кэмпбелл, но кое-что смыслю в хорроре». И это смелое заявление находит подтверждение в представленном ниже душераздирающем рассказе о распаде личности.

Они в спальне Нэнси. Она забралась под одеяло в своей длинной фланелевой ночной рубахе, на крошечные ножки натянуты толстые шерстяные носки. Нэнси почесывается, словно кошка, устраиваясь поудобнее на ночлег. Макс только что проделал пятьдесят приседаний и стоит при тусклом свете ночника, стягивая с себя черные плавки, оставившие на теле красные полосы. Его вялый пенис и обвисшая, сморщенная мошонка слиплись, а кожа от холодного воздуха пошла пупырышками, и, укладываясь в постель рядом с Нэнси, он ощущает запах собственной мочи. Нэнси уже лежит на животе с закрытыми глазами, подобрав под себя руки. Через мгновение она открывает глаза, и ее серая с зеленым радужка возбуждает его — странно, какие мелочи могут возбудить человека, — но сегодня в ее пристальном взгляде читается что-то непривычное.

Поделиться с друзьями: