Ужасы. Замкнутый круг

В ту ночь я сбежала, одетая как нищенка, сложив платья в мешок. Никто не обратил на меня внимания, я не видела Акакия. Эта жалкая комната, которую я делю с двумя шлюхами, стала моим убежищем; по ночам у меня всегда была компания, но теперь, опасаясь погрома, они сбежали. Я оказалась в ловушке. Я должна выходить, чтобы искать работу, но выйти — означает встретить Акакия. Я пью водку, надеясь, что она убьет меня, но она слишком слабая. Тем не менее она лишает меня сновидений. Иначе он найдет меня во сне и снова запустит лапу мне в сердце. — Она задрожала. — Я давно поняла, что безопасность — это иллюзия. Никто из нас не может быть в безопасности. Я не могу спрятаться в целой Москве, как она ни велика. Он все равно найдет меня.

Зарубкин подумал о нищих на Хитровом рынке. Он вспомнил кошмарного карлика у костра. Карлик! Он сел.

На улице раздался взрыв. Окно с покосившимися наличниками озарилось вспышкой, ставни заскрипели. Зарубкин спрыгнул с кровати. Снизу доносились крики, стрельба.

Он прижался к оконному стеклу, но смог разглядеть только несколько смутных силуэтов, пронесшихся по улице. Затем раздался какой-то грохот — стук копыт по камням. Лошадей было много. Он представил себе кавалерию. Раздались крики: «Бей жидов! Бей жидов!»

Зарубкин, подбежав к кровати, натянул штаны и вернулся к окну. Лизавета села, словно околдованная криками.

— Евреи, — сказала она.

Прошлой ночью убивали проституток, теперь — евреев. Здесь, на Хитровке, жило множество ростовщиков, которым офицеры были должны деньги. Зарубкин собирался уходить.

— Нет! — крикнула Лизавета. — Ты не можешь уйти, ты обещал! — Она протянула руку и уцепилась за него.

В коридоре загрохотали шаги. Открывались и закрывались двери. Зарубкин вытащил пистолет. Какой-то голос выкрикнул его имя — это был Ваня, — и он инстинктивно откликнулся, в тот же миг пожалев, что не промолчал. Лизавета выпустила его руку; он не в силах был взглянуть на нее.

Дверь рывком распахнулась, и в комнату, размахивая пистолетом, ворвался Ваня. Его широко раскрытые глаза сверкали в тусклом свете масляной лампы; он взглянул на Зарубкина, как потерявшийся ребенок.

— Это погром, Сергей! Пошли, сегодня стреляют евреев. — Он смущенно взглянул на Лизавету. — Гладыкин уже там, «пошел в тир», как он сказал.

Зарубкин знал Гладыкина больше года — это был крайне жестокий человек. Лизавета поднялась, обнаженная, и бросилась к Ване.

— Эй, ты! — крикнула она. — Вот тебе еврейка! Начни с меня!

У Вани отвисла челюсть.

— Прекрати, — в замешательстве произнес Зарубкин.

— Я здесь, вонючая свинья, вот все, что тебе нужно: шлюха и жидовка. Одним выстрелом убьешь сразу двух зайцев. Ну что, струсил, идиот?

Зарубкин хрипло воскликнул:

— Лизавета!..

Но она не обратила на него внимания, двинулась к Ване, который растерялся и словно прирос к полу. Она взяла его за руку, погладила запястье.

— Помоги мне, — обратилась она к нему.

И тут раздался выстрел. На миг комната осветилась словно вспышкой догорающей свечи. Лизавета отшатнулась от пораженного ужасом Вани, Зарубкин подхватил ее. Голова ее скользнула по его плечу, на сгиб локтя.

— Что ты наделала? — Кровь залила его руку. — Зачем?

Она подняла на него взгляд и пробормотала:

— Водка — это слишком медленно.

И внезапно тело ее стало неимоверно тяжелым.

— Но, боже мой, Сергей, она сама сделала это, — лепетал Ваня.

— Да, Ваня, я знаю, я знаю. — Зарубкин положил тело на кровать, опустился рядом и взял Лизавету за руку. — Да простит Господь ей этот ужасный грех, — наконец произнес он. — Пусть она покоится с миром.

Снаружи разносилось эхо криков и выстрелов. Внезапно Зарубкину показалось, что по комнате пронесся ветерок, и он поднял голову. Холодное дуновение коснулось его щеки, затем другой. Ветер прошептал его имя. Она все еще была с ним. Но вместе с тем он почувствовал и присутствие чего-то иного. Она еще на миг прижалась к нему, как делала это при жизни. Затем исчезла. Он посмотрел на Ваню, и волосы у него на затылке зашевелились.

На лице Вани возникла жестокая ухмылка. Лицо исказилось страшной гримасой ненависти. Ваня заметил его взгляд, и ухмылка исчезла. Зарубкин уже видел это лицо. На миг перед ним мелькнул пистолет, затем Ваня убрал его в кобуру. Он резко развернулся и вышел прочь, оставив дверь открытой.

— Ваня! — крикнул Зарубкин.

В ответ снизу раздался пронзительный вопль. Он торопливо бросился на улицу. Пули свистели в воздухе, словно мухи.

Ужасы Хитрова рынка только начинались.

Пер. О. Ратниковой

ДОНАЛЬД БУРЛЕСОН Снегопад

Рассказы Дональда Бурлесона выходили в журналах «Twilight Zone», «The Magazine of Fantasy & Science Fiction», «The Horror Show», «2АМ», «Eldritch Tales» и других, а также в антологиях «Лучшее за год. Фэнтези» («The Year's Best Fantasy Stories») и «После смерти» («Post-Mortem»). Он является автором книг «Г. Ф. Лавкрафт. Критическое исследование» («Н. P. Lovecraft: A Critical Study») и «Лавкрафт. Возмущение Вселенной» («Lovecraft: Disturbing the Universe»), a также статей о Лавкрафте и даже перевел на эсперанто рассказ «Страшный старик» («The Terrible Old Man»).

Несмотря на то что Дональд Бурлесон считается знатоком творчества Г. Ф. Лавкрафта, в нижеследующем произведении о детских кошмарах вы не найдете ни намека на подражание.

За окном бесшумно падал снег. Встав на колени прямо на кровати, подавшись к замерзшему окну, Джейми разглядывал смутные очертания некогда остроконечной птичьей кормушки, теперь укрытой белым покрывалом. Сосны и ели, что росли ближе к задней части дома, казались закутанными в саван привидениями, которые раскачиваются на ветру, кивают друг другу и перешептываются. Кажется, надвигается нешуточная буря. Джейми это пришлось по душе. Точно. Ведь так здорово, если навалит много снега. И чуточку жутковато вместе с тем.

В приоткрывшуюся дверь влетел запах овсянки, в спальню заглянула мама:

— Джейми! Пора… да ты уже проснулся, вот молодец. Скорей вставай и давай вместе слушать радио: может, объявят, что из-за снегопада занятия в школе отменяются. Поторапливайся.

Мальчик натянул джинсы и фланелевую рубашку, сунул ноги в тапочки, которые были не теплее пола, где простояли всю ночь, и прошел в ванную. А потом на кухню. На столе его поджидала тарелка овсянки, над которой поднимался пар, и стакан апельсинового сока. С полки над посудомоечной машиной из радиоприемника доносились громкие раскаты новостей; мама включила его погромче.