Уже пропели петухи

— А где отец Аниты? — спросил Деак, понемногу приходя в себя.

— Он в Дахау, — сказал Мольке.

— Какой же вы негодяй, Мольке! — сквозь зубы процедил прапорщик. — Одной пули вам мало будет!

— Нельзя, товарищ Деак, — остановил его Таубе. — Мольке много знает.

Мольке вытянулся и гордо сказал:

— И в самом деле. Кому-кому, а вам, Таубе, это должно быть известно.

— Ничего, — вмешался дядя Ковач, — если я буду у него исповедником, он у меня заговорит. Да так, что сам удивится. А ну, ноги в руки — и пошли!

Таубе подошел к Деаку, положил ему руку на плечо.

— Идемте вместе, — усталым голосом предложил прапорщик.

— Нет, у меня здесь еще есть дела.

Деаку вдруг стало неловко за минутную слабость.

— Но ведь это самоубийство! — сказал он. — Вам нельзя здесь оставаться.

— Радиостанция «Ландыш» должна работать дальше. Теперь уже недолго: около Кишпешта гремит канонада. Но война еще не закончена, товарищ Деак. Солдат не может покинуть свой пост. Разве только поменять его местонахождение.

Деак понял.

— До свидания, Ландыш.

«Таубе» помахал ему вслед рукой.

— До свидания, — прошептал он. — До свидания после войны! — Он закрыл глаза и подумал о своем родном городе Краснодоне. Об отце, о матери, о братьях, которых он очень хотел бы сейчас повидать.